Забудь меня. Китайская версия «Списка Шиндлера» - Сю Фэнг

пришли посетительницы. Когда Сисера прошла по холодным каменным ступеням, свернула в длинный коридор, похожий на туннель, и наконец вступила в темную камеру с низким потолком, у нее случился настоящий шок. Сердце ее заколотилось, все тело затряслось, она мгновенно вспотела. Потом замерла на месте. Сначала Цянь Сюлин испугалась, но потом взяла ее за руку и помогла прислониться к стене. Она уже хотела звать на помощь, но Сисера Уинтер остановила ее. Она немного успокоилась и сказала: «Я внезапно словно вернулась в прошлое, в тот кошмар, где каждая минута была наполнена пыткой. Все здесь точно такое же, как там, где меня держали».

Она сказала, что не может встретиться с Фалькенхаузеном в этот день. В своем текущем состоянии она только напугает его.

– Но генерал вас ждет! Его предупредили, что вы придете. Давайте немного отдохнем, а потом пройдем к нему. Можем отложить встречу на полчаса. Охране я все объясню.

– Нет-нет. Я действительно не в лучшей форме. Пожалуйста, помогите мне уйти. Обещаю, в следующий раз все будет нормально.

С видом утопающего она хватала ртом воздух. Сисера крепко сжала пальцами руку Цянь Сюлин, в ее глазах читались беспомощность и ужас.

Цянь Сюлин подхватила ее под руку и вывела из тюрьмы. Даже за воротами воздух показался им тяжелым. Кожа у Сисеры была тонкая, как бумага, и ледяная на ощупь. Обычно разговорчивая – даже напористая, – эта женщина на глазах у Сюлин превратилась в слабую и хрупкую. Удивительно было наблюдать за такой трансформацией.

Когда Сисера оборвала визит в тюрьму, Цянь Сюлин вдруг стало ясно: когда-нибудь Сисера Уинтер и генерал Фалькенхаузен уйдут отсюда вместе. Оба они неоднократно смотрели смерти в глаза, но было у них еще что-то общее, отличавшее их от остальных людей и освещавшее их отношения. На тот момент Цянь Сюлин еще не могла сказать, что это, но уже представляла себе, как эти двое, взявшись за руки, движутся к свободе по мирной, процветающей земле. Для Сюлин это было бы одной из главных побед и радостей в жизни.

Десятилетия спустя племянник Цянь Сюлин, Цянь Сянхе, сын Цянь Чжулу, вспоминал:

«Моя бабушка редко об этом говорила, но однажды упомянула все-таки, как она защищала генерала Фалькенхаузена. Она тогда готовилась к худшему, предполагая, что может лишиться звания национального героя или даже попасть в тюрьму. Однако ее это нисколько не пугало. Она говорила: «Если Фалькенхаузена казнят, значит, весы Фемиды сломались. Я – человек, который живет своими убеждениями. Если лишить меня их, я превращусь в ходячего мертвеца».

* * *

Перед вынесением приговора никто не мог с уверенностью сказать, что будет с Фалькенхаузеном. Но у всех были подозрения и догадки. Затянувшийся судебный процесс уже начал утомлять публику. Кроме того, крайне редко в истории Бельгии генерала страны-захватчика отправляли на казнь. Если сохранить ему жизнь, это одновременно восстановит дух нации и поможет залечить ее раны.

Атмосфера в зале суда полностью изменилась. Там собралось множество людей, множество новых лиц. Говорили, что они приехали из Экоссинна, Эрбемона и других городков. В инвалидном кресле сидел старый священник – ему нелегко было добраться до столицы, однако он настоял на том, чтобы присутствовать, и теперь держал в руках плакат в поддержку Фалькенхаузена, подписанный «отец Стефан». Кресло катил перед собой молодой мужчина – его зять Роджер.

Когда ввели Фалькенхаузена, публика почти не обратила на него внимания. Он действительно не производил особого впечатления: по мнению большинства, Фалькенхаузен превратился в развалину, борющуюся за последний вздох. Он дрожал, идя на место подсудимого. Потом сел и прикрыл глаза, не двигаясь, словно медитировал. Позднее он говорил Цян Сюлин, что в тот день чувствовал себя просто отвратительно. Он уже видел перед собой петлю виселицы. Предыдущие судебные заседания мало-помалу лишили его силы воли и уверенности, приглушив тот слабый огонек, который еще горел у него в сердце. Будь что будет! Он боялся не смерти, а того, что бельгийцы не узнают, что он сделал. Только об этом он сожалел бы, покидая этот мир.

Люди в зале суда, игнорируя затянувшиеся выступления, не сводили глаз с желтолицей черноволосой белозубой азиатки, мадам Цянь. Ее рослый муж сидел рядом с ней. Он выглядел подтянутым и собранным, но лоб его блестел от пота. Цянь Сюлин сидела с прямой спиной, по центру команды защитников. На ней был черно-белый жакет и традиционная китайская заколка в волосах. Папка у нее в руках распухала от документов. Публика заметила, что ее уверенность основана преимущественно на содержимом этой папки, хотя с начала процесса она почти не открывала ее. Показания шли из самого сердца Цянь Сюлин, а папка играла скорее декоративную роль.

Верховный судья вызвал миссис Грегори Перлинги, Цянь Сюлин, со стороны защиты, для последней речи. Публика смолкла, словно зачарованная. Не имело смысла рассказывать этим людям сказки: они прошли через войну, и какими бы фантастическими ее сказки ни были, аудитория осталась бы глуха к ним. Цянь Сюлин прекрасно это знала.

Поэтому она предпочла тон рассказчика, который вместе со слушателями возвращается в тот момент, когда генерал Фалькенхаузен спас 96 заложников. Сюлин объяснила, что генерал Фалькенхаузен рисковал собственной жизнью, подписывая помилование для заложников, судьба которых висела на волоске. Гестапо подслушивало переговоры в его кабинете, и он об этом знал, но не колебался ни секунды.

– Я видела тени агентов возле его кабинета. Потом я узнала, что у них был личный приказ Гитлера об его аресте. Генералу следовало бы спасать свою жизнь, но я собственными глазами видела, что он оставался на посту до последнего момента, бесстрашно и благородно.

– Он сказал мне, что я не должна его благодарить – это он благодарен храбрым бойцам Сопротивления. С 1933 года он участвовал в антигитлеровской организации. То, ради чего заложники рисковали жизнью, было и его целью тоже.

Она зачитала вслух петицию, подписанную спасенными заложниками. Когда она называла очередное имя, этот человек поднимался со своего места в зале суда, чтобы все его видели.

После чтения все свидетели по очереди прошли мимо Фалькенхаузена, с почтением ему кланяясь.

Цянь Сюлин была потрясена. Этого они не планировали. Такого шествия никто не мог бы срежиссировать.

Фалькенхаузен не сдержал эмоций и заплакал.

Журналисты бросились фотографировать его, вызвав некоторый беспорядок, так что приставам пришлось сдерживать их натиск. Часть публики аплодировала, правда без особого энтузиазма. Верховный судья был тронут. Лица присяжных заливала краска – эмоции бывают заразительны.

Сцена получилась сентиментальной, но не в духе голливудского кино – скорее, это