«Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ) - Альфина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ещё минут через двадцать стало совершенно ясно, что.
— Я, с твоего позволения, пройдусь до третьей грузовой, — дождавшись, пока комната очистится хоть на мгновенье от бессчётных гонцов, Гныщевич встал и тронул пальцем шляпу.
— Куда? Зачем? — Цой Ночка выглядел взволнованно. — Мал’чик мой, у тебя за пределами Петерберга один завод, а у меня — целая Южная Равнина. Если коноеды город закрывают, как нам тепер’ связ’ держат’?
— А я тут при чём?
— Мне сейчас каждые руки нужны.
— Нет, mon ami, тебе нужен план. Как и всем. Внятные планы в этом городе нынче — самый ценный и бесценный ресурс.
— У тебя ест’ план? — навострился Цой Ночка. Удивительно всё-таки, как легко он скидывал с себя всю вальяжность, когда припечёт!
— Имеется. Но я, прости, не люблю говорить о своих планах, пока они не воплотятся. Вдруг не сложится? Как я тогда буду выглядеть? — Гныщевич сокрушённо покачал головой. — То-то. Оставлю тебя, чтоб не мучить, с загадкой, с devinette эдакой. Когда закрывают город, что случается с его экономикой?
И не дожидаясь ответа, он ушёл, довольный театральным воздействием.
В своих похвалах Цой Ночка был прав: бодро вышагивая в сторону Грузового порта, думал Гныщевич о перспективах. И немного — об их недавнем отсутствии. Его сиятельство молодой граф Метелин отправился из Петерберга подальше, да таким чинным образом, что папаша его к заводу цепляться не стал, но сомнительности положения Гныщевича это не отменяло. Пришла пора искать новые приложения своим талантам. Давно пришла.
И потому, пока Цой Ночка слушал подробные пересказы того, кому разбили окно, где перерезали телеграф и какое депо заколотили досками, у Гныщевича в ушах звучало навязчивое «l’heure est venue».
Твой час пробил.
На третьей грузовой верфи он никогда не был, но расположение её знал, да и крупная цифра «3» подсказывала верный путь. Проскользнув прямо в огромный ангар со стапелями почти незамеченным, поймав лишь пару косых взглядов и послушав минутку тамошние речи, Гныщевич понял, что нынче ему немыслимо, фантастически везёт.
У стапелей сегодня собрался едва ли не весь производственный цвет Петерберга: управляющие и помощники управляющих со множества окрестных предприятий. Купцов было меньше. Часть из собравшихся Гныщевич знал в лицо и по имени, с некоторыми успел заиметь даже почти приятельские отношения. При этом самого господина нового владельца верфи не наблюдалось — сбежал, видать, от дел притомившись. Управляющие же остались договорить свои разговоры.
Поразительно, но новость о расстреле Городского совета до них ещё не добралась. По этому поводу пребывали они в самом подходящем расположении духа, которое только можно было вообразить: пытались совместно сочинить программу влияния на нового владельца верфи, которая помогла бы обрушить все цены на морские перевозки.
En résumé, ситуация сложилась бы лучше, только если б они сами пришли к Гныщевичу с петицией.
Над головами присутствующих гордо реял нос недособранного корабля. Освещать весь гигантский ангар электричеством было бы невыгодно, а потому лампочки скромными гирляндами висели по стенам, но обходилось помещение тем, что пробивалось из окон и невероятного размера ворот, под которые и убегали стапеля. Снаружи было ясно, так что ворота оказались неплотно прикрыты.
Гныщевич, недолго думая, ухватился за массивную рукоять и потянул створку на себя. Накинуть засов у него бы сил не хватило, но, к счастью, на воротах имелась и человеческих размеров щеколда, которую он и закрыл.
Это сразу привлекло нужное количество внимания.
— Господа, — Гныщевич вежливо приподнял шляпу и кивнул паре знакомых, — вы тут, je vois, обсуждаете выгодную коммерческую стратегию? Бросьте. У меня есть лучшая.
— Это ещё кто такой? — мигом донёсся из задних рядов недовольный голос. Всего в ангаре толпились, с ума сойти, человек сорок, и вглядываться Гныщевич не стал.
— Здесь собрались уважаемые, умные, ценные и богатые люди, почему-то не использующие своих сил, — сказал вместо этого он, делая шаг вперёд. — Посмотрите сами: торговаться с господином владельцем оскопистов пришли вы, в то время как плоды трудов пожинают ваши наниматели. Мы с вами не просто сотрудники заводов, фабрик и так далее, — Гныщевич решил исключить из своей речи купцов, всё равно их было немного. — Мы держим в руках самое сердце производственного процесса, а нас при этом держат как простых рабочих! Не понравится что хозяину — и всё, мы уволены! Dites voir, разве это справедливо?
Конечно нет. Стоило любым управляющим собраться числом более трёх, а тем более выпить, кто-нибудь непременно начинал на сей счёт изливаться. Без исключений. С таким началом не прогадаешь.
— Это всё не ново, — совершенно справедливо заметил полузнакомый Гныщевичу средних лет мужчина в очках — кажется, с Петербержского керамического комплекса. — Что с того?
— Я предлагаю это изменить, — обыденным тоном ответил Гныщевич. — Я предлагаю вам вступить в мой Союз Промышленников. В организацию, которая представляла бы наши интересы.
— И кто в нём уже состоит? — заинтересованно спросил управляющий резиновой мануфактуры графа Ипчикова.
— Все, кто видит такую необходимость. То есть я. Но скоро вступите и вы.
Раздался смешок.
— Всё это пробовали уже четырежды четыре раза, — раздражённо заметил мужчина в очках. — Европейские модели в Росской Конфедерации не работают. Создавались и союзы, и организации. А потом либо аристократы меняют людей, либо люди меняют организации на жалование повыше.
— А у меня всё будет иначе, — беспечно сообщил Гныщевич, подзадоривая слушателей.
— Это почему же? — продолжал лучиться снисходительным дружелюбием управляющий Ипчикова.
— Ну, видите ли, вы жалуетесь на то, что аристократы к вам не прислушиваются. Но, parole d'homme, виноваты не они, а вы. Вы обращались не к тем ушам. К счастью, теперь эта трудность позади, — Гныщевич заложил руки за спину, мечтательно прошёлся вдоль собравшихся, а потом замер и скороговоркой закончил: — В Петерберге переворот, Городской совет расстрелян, на остальных аристократов идёт охота.
Что тут началось, quelle beauté! Все кинулись задавать вопросы разом, перебивая друг друга, и гулкие стены ангара превратили слова в нерасчленимую мешанину. Гныщевич, утихомирив болтунов жестом, коротко пересказал всё, что успел услышать у Цоя Ночки, несколько преувеличивая бедственное положение аристократов, но не приукрашивая разлившуюся по городу суматоху — тут приукрашивать не потребовалось. К счастью, чересчур быстро никто сбежать не попытался, а кто делал шаги к дверям, натыкался на красноречивого Гныщевича.
В момент смуты только дурак побежит спасать свои тряпки, плошки и стулья, а умный человек попытается мыслить перспективами. А дураки сейчас требовались Гныщевичу куда сильнее умников.
— Слушайте меня внимательно, — повысил он тон, решив оставить шелка да патоку в стороне. — Охрана Петерберга не представляет, что творит. Rien du tout. Совсем. Сейчас они покуражатся, побьют стёкла и поубивают тех, кто мешал нам, настоящим хозяевам заводов и предприятий, развиваться. Сейчас покуражатся, а завтра им нужно будет делать что-то с городом. Если мы принесём им готовый план, если мы станем сотрудничать, они нас послушают. У них просто не будет сил и времени на другое.
— Если только наш план совпадёт с их интересами! — закричал кто-то.
— А я не предлагаю сочинять план без них! Я предлагаю создать Союз Промышленников. Официальную организацию, с которой можно будет говорить. Адрес, на который можно будет отправить требования. В минуту смуты это облегчит Охране Петерберга жизнь, а нам… Мы не сможем диктовать условия солдатам, но, если кто из аристократов выживет, им — сможем.
Гныщевич не чувствовал, что создаёт сейчас иллюзию власти из прозрачного воздуха. Знал, но не чувствовал. Потому что, почувствуй это он, то же передалось бы и остальным, и час пробил бы у кого-то иного.
— Но почему это ваш Союз Промышленников? — рявкнул мужчина в очках.
— Нам нужен представитель, — хмыкнул Гныщевич. Очень хорошо, что господин недовольный решил поставить под вопрос выбор руководства, а не саму идею Союза.
Очень хорошо.
Уж себя отстоять Гныщевич умел.
— Почему вы? Почему какой-то зелёный юнец, а не…
— Во-первых, зелёный юнец, повысивший за полтора года оборот своего предприятия на три тысячи процентов, — насмешливо перебил Гныщевич. — Во-вторых, у меня есть связь с Охраной Петерберга. Я могу зайти к ним с чёрного хода, и меня они послушают.
Это не была ложь. Вернее, это была пока что ложь, но она перестанет быть таковой, как только Союз Промышленников Гныщевича признает.
Не откажет же Охрана Петерберга главе Союза Промышленников?