Анклав - Энн Агирре

Она плакала во сне. И вдруг начинала улыбаться. А однажды открыла глаза и попыталась сесть, но смотрела куда-то сквозь меня. Я отвела мокрые от пота волосы с ее лба и испугалась: а вдруг она умрет, а я так и не успею сказать ей, какая она хорошая? Как она важна для нас для всех…

– Не умирай, – попросила я. – Ты моя единственная подруга.

Она была не такой, как все. Ничего не требовала. И с ней мне было легко – мы обходились безо всяких двусмысленных ситуаций. Я могла с ней поговорить – и все, разговор с ней был просто разговором. И Невидимке не на что обижаться – разве что я скажу про него что-то неприятное. Ну и что, с другой стороны, пусть слышит, мне не жалко…

Я стала лучше понимать, почему Невидимка так горевал по Флажок и Перл. Мне-то раньше никогда не случалось потерять друга – вот так, прямо на глазах. Я и тел-то их не видела. Я просто думала, что Наперсток и Камень погибли. Вместе со всем анклавом. Невидимка правильно сказал: когда друг умирает у тебя на глазах, это тяжело. Теперь я его хорошо понимала. И жалела, что ничего не исправишь уже. Если б можно было повернуть время вспять и снова оказаться в том месте и в то мгновение! Я бы попыталась утешить Невидимку, поговорить с ним. Но тогда и там я не знала, что он нуждается в утешении.

– Не уходи, – прошептала Теган.

– Я никуда не собираюсь уходить. Я буду сидеть с тобой столько, сколько нужно.

– Не уходи, мама. Не люблю, когда ты уходишь…

Она вцепилась мне в руку – хотя какое вцепилась, пальчики и так были слабые, а сейчас и вовсе обмякли, но видела не меня, а кого-то другого. Я представила себе ее маму, как она выбиралась из укрытия на поиски еды, а Теган оставалась совсем одна. В анклаве я никогда не чувствовала себя одинокой.

А еще я поняла: сила – она тоже разная бывает. Сила не всегда в умении драться на ножах. Или в готовности вступить в бой. Иногда сила проявляет себя в выносливости, черпается как из глубокого колодца со спокойной водой. Сострадание и умение прощать – это тоже признаки силы, а не слабости.

Ребята все не возвращались, а Теган притихла. Но притихла не по-хорошему, не умиротворенно, как бывает, когда спадает температура. Нет, она просто истратила все жизненные силы и теперь лежала и тихо умирала.

Первым пришел Невидимка. Он принес несколько птиц и кролика. И воды – он поставил ее кипятиться в котелке, который мы захватили с нашей зимней квартиры.

– Я нашел пруд. Мелкий и грязный, но ничего, сойдет…

Да уж, в такой ситуации не попривередничаешь. Огонь очистит воду, заберет из нее все плохое. Правда, потом вода долго остывала. Губы Теган высохли и растрескались. Я влила немного ей в рот, она проглотила. Но надеяться на лучшее не приходилось. Вода – не лекарство. Я осмотрела рану и увидела, что нога распухла. «О нет, только не это».

Невидимка тоже стал мрачнее тучи, но ничего не сказал, а пошел ощипывать птиц и свежевать кролика – это нужно сделать подальше от стоянки, чтобы хищники не набежали на запах свежей крови, пока мы будем спать.

Вернулся Ловчий с целой охапкой дров. Наверное, он уходил далеко, раз столько собрал.

Он подтвердил мои догадки:

– Я тут походил посмотрел вокруг. Вроде все спокойно.

– Ну и отлично.

Да уж, мы вполне могли обойтись без встречи с Уродами.

Он сел рядом со мной и потрогал лоб:

– Да у тебя жар, голубка. Ты сама-то пила?

– Я должна была напоить Теган.

– Зачем? – искренне удивился он. – Она же все равно не поправится. Взяла и бы выпила.

Невидимка протянул мне бутылку с теплой водой. Я сделала несколько медленных глотков – оказывается, горло-то у меня пересохло. И мне было жарко – теперь, когда Ловчий сказал, я это почувствовала. Наверное, у меня тоже температура поднимается.

– Она мой друг, – наконец собралась я с силами для ответа. – А мне надоело отступать и бросать друзей.

Ловчий покачал головой:

– Ты бы ее не бросила. Просто смирилась с неизбежным.

Невидимка криво усмехнулся:

– Да. Это точно.

– А что такого? Идти она не может. И я ее больше не понесу.

– Я понесу, – отрезал Невидимка и пошел готовить ужин.

Я знала: Ловчий будет настаивать на уходе. Сразу после того, как мы поедим. Но я абсолютно точно знала – уходить нельзя! Ни в коем случае! Нам нужно оставаться здесь, именно в этом месте. Нельзя гасить костер. Нельзя дать огню потухнуть. Возможно, это все из-за жара. Может, никого я не видела, и Шелк ко мне не приходила.

Но я не хотела в это верить. Иначе мне придется признать, что Теган умирает. Что мы не можем ее спасти. Что ничего хорошего нас не ждет. Там, впереди, лишь сплошные кишащие Уродами развалины, вымершие земли и безмолвное отчаяние. Я даже не успела осознать это, как у меня из глаз хлынули слезы.

– Да что ж такое! Почему весь мир – как бритва старейшины в анклаве? – вскрикнула я. – Нам режут руки, мы истекаем кровью – и что?! Да ничего! Никому не нужны наши шрамы!

Я сжала кулаки. «Охотницы так себя не ведут». Мне стало стыдно за недостойное поведение. Но в этот раз меня отчитал мой собственный голос – а не голос Шелк. Она ушла из моей головы – похоже, ночью Шелк действительно со мной попрощалась. А я – не Охотница. Не настоящая, во всяком случае. Меня изгнали. А потом мое племя и вовсе погибло. Так что теперь я просто девушка с шестью шрамами. Как я раньше и подумала.

«Я сделала то, о чем ты просила. Это нечестно. Я же не дала огню погаснуть».

Невидимка попросил Ловчего приглядеть за жарящимся мясом и впервые за не знаю сколько времени уселся рядом со мной. Он обнял меня и прислонился – головой к голове, прямо как в туннелях, когда вокруг стояла темнота, а у нас никого, кроме нас самих, не было. Слезы закапали чаще – я не сумела их сдержать.

– Ничего, выберемся как-нибудь, – уверенно пообещал он.

Я тоже так говорила – давным-давно, когда мы отправились в безнадежное и смертельно опасное путешествие в Нассау.

– Выберемся? – грустно спросила я, глядя на Теган. – Но как?

И тут чужой, незнакомый голос позвал из темноты:

– Хтой там? Эй! Дым вижу ваш! Если вы друзья, пожалста, откликнитесь! А если нет, я дальше поеду, штоп вы меня не поймали! Ась?

В темное небо уходил дымный столб, – костер дымил из-за непросохшей древесины. Я прошептала: «Спасибо тебе, Шелк».

Спасение

Я подхватилась и с трудом поднялась на ноги – в боку стрельнуло болью, и я закусила губу, чтобы не застонать. И посмотрела вверх, потому что голос совершенно точно донесся сверху. Сначала я ничего не видела и засомневалась: наверное, все это лихорадка, мне мерещится… Но тень сгустилась в силуэт мужчины – высокий такой. Какой-то человек стоял там и смотрел на меня. В одной руке он держал лампу – такую, как мы с Невидимкой отыскали на складе артефактов под землей. Как давно это было…

Человек навел на нас фонарь и выжидательно уставился. Потом заговорил, и в голосе его прозвучало удивление:

– Гля, малолетки, все как один! Куда поперлись, дерг вас за ухо! Опасно здеся, говорю! Ась?

Меня разбирал смех, но я сдержалась. «Малолетки». Для нашего мира мы не малолетки, это точно…

– Да мы заблудились. А еще у нас подружку ранили!

Он осторожно двинулся вперед, чтобы разглядеть нас получше, и увидел Теган:

– Ну чо, поехали тогда. Нечего здеся сидеть-та…

Цепляясь за корни и камни, я вылезла наверх. Склон оказался крутым, да еще и нависал над лощиной – мы за это ее и выбрали для ночлега. Человек протянул мне руку – помочь. Теперь я ясно видела, что он покрупнее, чем Невидимка. А еще он был… старый. Но не такой старый, как Белая Стена. Как-то по-другому возраст на нем сказался, я такого прежде не видела. Плечи широкие, на голове что-то такое надето – но седых волос не скрывает. Я смотрела на него в немом изумлении.

– Далеко от тракта-то забрели, дерг вас за ухо! Из Эпплтона, небось? Ась?

Меня одолела какая-то странная немота – видно, от потрясения, а то бы я, конечно, ответила и все объяснила. Но я стояла, пошатываясь и придерживая рукой бок, а в другой сжимала кинжал – мало ли что чужаку в голову взбредет. Ловчий выбрался следом и тоже застыл, вытаращившись на пришельца. Но потом отошел немного и сумел выдавить:

– Мы… мы из города вообще-то.

Человек удивился:

– Ась? Смеёсси, мало́й! В городах никто не живет же ж!..

Наш спаситель произнес это с такой же уверенностью, с какой я некогда внимала речам старейшин. Но его представления о жизни оказались такими же ложными, как и мои. Его народ просто не знал о существовании моего. Впрочем, сейчас было не до споров – да и убеждать его в правоте Ловчего не имело смысла.

– Теган плохо, очень плохо, – наконец сумела выговорить я. – Ей ногу распороли.

– Немаки, небось, на вас набежали, ась? А ить и не странно, здеся-то они как есть бродют! Я ить никуда не ездю без старой доброй Подружки…

И он поднял длинную черную штуку, в которой я опознала оружие – даже до того, как он туда-сюда что-то на ней дернул и она клацнула.