Мы долгое эхо - Анна Герман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я кончаю мои воспоминанья о покинувшей нас Анне Герман. Птицей в польском золотистом оперении влетела она в русскую музыку – и недолго погостила у нас!
А на другой день я получила от друга-поляка перевод текста пластинки, читаю:
...Анна Герман «Так это май», музыка Анны Герман, слова – Ежи Фицовский.
1. Самый шальной из шалых. 2. Возвращающиеся вальсики. 3. Без тебя нет меня. 4. Такая малая птичка. 5. Рождественская песенка. 6. Мой оловянный генерал. 7. Что дает дождь. 8. Дай мне радугу на воскресенье. 9. О-ле-ле-ей. 10. Мы живем в красочных снах. 11. Роковая девчонка. 12. Мой дядя разводит моль. 13. Так это май.
«Интересно… Совсем все иначе, чем наше», – говорю я себе.
Так это май? Да, это, конечно, май! Нам захотелось еще раз вздохнуть песенкой «Без тебя нет меня», помечтать в «Новогодней песенке», раскрыть над головой зонт, заштопанный весенним дождем, пособирать круги с воды на серебряные браслеты, поискать самого шального и проведать дядю, разводящего моль, или оловянного генерала, которому не надо отдавать честь…
«И юмор другой, чем наш…» – думаю я.
А если встретим по дороге старомодные вальсики, то затем, чтобы наша улыбка встретилась с юной улыбкой бабушки, всматривающейся в нас со старой фотографии, и чтобы пригласить ее на танец. Ее тоже!
«И не наше изящество, совсем иное…»
Май стиснул в горсти вчерашние печали, май – сорванный, как букет сирени!
«Хорош образ»… – любуюсь я.
Май – настоящий автор, мы писали под его диктовку. Удалось ли нам это? Это покажут песни. Приглашаем! Если будет вам хоть немножко более по-майски, чем было без наших песенок, – поставьте нам улыбку с плюсом!
В последние годы я больше не слышала о концертах Анны Герман. Но от того друга и спутника моего, с которым я слушала ее пение, я услышала! Анна болеет… Это упоминают в польских газетах – но, поболев, полежав в больнице, она вновь появляется, там, на концертах.
По болезни ли – или потому, что растет сынок и трудно летать на гастроли с ребенком, – но давно уже смолк ее голос в наших концертных залах…
Жизнь идет. И приносит весть: Анна Герман больна – неизлечимо. Эта страшная весть – протянутая в прошлое рука, указывает тот день в Италии, когда она и шофер, ночью, на большой скорости потерпели аварию. Об Анне мы знали, что жизнь победила смерть, мы приветствовали ее торжественно, потрясенно. Она радовалась жизни, она снова пела и пела, и мы слушали ее, слушали, никогда бы не перестали. Но пришел ее час.
В мои руки передана драгоценная россыпь фотографий Анны Герман. Вот первая фотография. Наклонено в шаловливой ужимке, в шаловливой улыбке лицо – личико! Сколько лет ей тут? Угадай-ка! Четырнадцать? Двадцать четыре? Если и 24, то ее 14 кроются здесь, скрылись годы назад, и кроются, и смеются, а годы мимо летят, юность бессмертна на земле, как вечность – над жизнью, юность – этот следующий за детством шаг, еще ничего не поняв, кроме счастья жить, – как тот жаворонок! Узкое ее личико, радующееся вашему взгляду, в него опустив свой…
А вот – позже – прибавилось лет – уже не личико, а лицо, и в красоте его черт, в завороженной гармонии глаз и губ, чуть, только чуть начинающих улыбаться – и замерших, потому что столько печали на свете, что это познание невозможно снести, и она этим делится с нами, она просит помощи, просит участия, – с ним, может быть, можно вынести жизнь?.. Это вопрос неявный, только начавшийся, завлекает неосознанно, в свою тень, в эту мглу спокойно и кротко, и тон властно раскрытых глаз, в них нет цвета – потому что все цвета в них рождали вопрос и в них же, не легши в слова, зазвучал ответ – всею собою она спрашивает и отвечает, веки чуть-чуть начали опускаться на горькую мглу задумчивости, дыханием тронув ноздри, опустились на встречную тишину сомкнутых, тихо, губ, вопрошающих, зовущих, поверяющих и отпугивающих – сомнением… Какая мука в лице! Его обвили волосы, густотой прихотливо легких волн света, света и тени, и целый мир будто влажных, легких и сухих волн – и уже невозможно стерпеть это горестное великолепие, вы уже отданы ей – навсегда…
Это моя любимая фотография Анны. Какой высокий лоб у нее…
И вот третья: тут все просто: Анна стоит во весь рост своего стройного тела, в до полу ее обнявшем шелку. В опущенной руке букет – и смеется, безмятежно радуясь славе. Радуется, делится радостью, благодарит и дарит…
– А вот это, – и подруга помедлила, – это последняя карточка. Тут она – знает, что будет с нею…
Гляжу – первая фотография – и последняя – где Анна не встанет. Села.
С надеждой – кончено. Она нам ее не споет. Она смотрит на нас прямо. Левая рука оперлась на ручку соломенного кресла, согнув кисть, пальцами касаясь, встречно, пальцев правой руки.
Полная мгла взгляда.
Будущего нет. Смерть подошла и ждет своего часа. В этом ее промедлении мука души и тела. Кто ей сейчас друг…
Я гляжу в ее взгляд, в который нельзя наглядеться, – и мне, как и ей, в безнадежности этой начинает прорываться надежда – на что-то. Как сказала, почти умирая, моя сестра Лера: «Я начинаю понимать: не может все так кончиться…» Умудренность предсмертья начинает проникать в немыслимость смерти и, ее телесно предчувствуя, принимая, духом ее отвергает. Отплывает в неведомость, с ней сродняется. Остановив свой взгляд на наших взглядах, перерастя нас, себя, все, она смотрит поверх. В то, что будет: будущему не быть – невозможно. Анна смотрит будущему – в глаза…
Это моя любимая фотография…
И вот, после всего, у меня в руках пластинка Скарлатти в исполнении Анны Герман с надписью: «Дорогой Анастасии Ивановне с любовью – Анна».Архимандрит Виктор (Мамонтов). Горит, горит ее звезда
Когда-то ведь придет пора,
К далеким звездам мы проложим версты…
И может, скоро наш корабль
Умчится к звездам…
Быть может, пролетят года,
Найдем другую жизнь мы во Вселенной
Земным и счастью и печалям навсегда
Найдем замену…
Игорь Кохановский. «Баллада о небе и земле»
Эта статья написана архимандритом Виктором (Мамонтовым), который в 70-е годы поддерживал с Анной Герман дружеские отношения. Приоткрывая завесу духовной жизни великой певицы, отец Виктор открывает для читателя очень важную информацию – о духовности в творчестве и в жизни Анны. Эти воспоминания были написаны для православного журнала «Встреча» и позже опубликованы в авторской книге отца Виктора «Господь – Пастырь мой».
1972 год. Моя знакомая Анна Николаевна Качалина, музыкальный редактор студии «Мелодия», сообщает мне неожиданную новость: в Москву после длительного перерыва приезжает на гастроли знаменитая польская певица Анна Герман, уже известная русским слушателям по ее первому выступлению в России в 1964 году.
Это была большая радость для всех. После автомобильной катастрофы в Италии и нелегкой борьбы с болезнью, любимая всеми певица возвращалась к жизни и на сцену.
Зал Театра эстрады на набережной Москвы-реки переполнен. Слушатели с нетерпением ждут появления Анны. Всех волнует одно: сможет ли она после длительной болезни петь как раньше?
В зале гаснет свет. Луч прожектора высвечивает лицо анны. И из тишины поплыли звуки «Аве Марии».
Последний протяжный, как бесконечность, звук. В зале благоговейная тишина. Аплодисментов нет. Только потом они послышались как легкий шелест.
После минутной темноты вспыхивает свет, и Анна в алом, как огонь, платье – уже на сцене. Взрыв аплодисментов выразил радость и любовь зрителей. Она запела свою знаменитую песню «Танцующие эвридики», которая принесла ей всемирную славу.
Каждая песня, исполненная Анной, глубоко трогала сердце, потому что она умела петь не залу, а лично для каждого человека.
По окончании концерта Анна Николаевна Качалина познакомила меня с Анной Герман, стройной, очень высокой, с красивыми длинными светлыми волосами. Запомнилось, что на голове у нее была кепочка в клетку.
Ее светлая улыбка и теплые слова приветствия означали: я принимаю тебя и радуюсь нашей встрече.
– Пани Анна, – сказал я, – проницательный слушатель понял Ваше «Аве Мария» как благодарность Богу за спасение, потому что после катастрофы в Италии надежды, что вы останетесь жить, было очень мало.
В последующие годы Анна много раз приезжала на гастроли в Россию. Была возможность ее видеть и слышать, присутствовать на записи ее песен в бывшей «кирхе» в Вознесенском переулке, близ Консерватории. Там располагалась студия грамзаписи «Мелодия».
Особенно запомнилась запись песни «Эхо любви» к фильму «Судьба».
«Оркестр заиграл первые аккорды, – вспоминает Анна Николаевна, – чуть позже вступила Анна. Когда зазвучал ее голос, в аппаратной все заплакали. Это был первый репетиционный дубль. Повторной записи не потребовалось. В таком виде эта песня и вошла в фильм. Это было чудо! Музыканты, дирижер и певица словно слились в одно целое. Повторить такое было уже невозможно. В нее была вложена вся душа».
