Лонтано - Жан-Кристоф Гранже

В семь тридцать он снова оказался во дворе школы, с чувством внутренней опустошенности и желанием на все плюнуть. Дождь так и не переставал. Флаги по-прежнему были спущены – интересно, по Виссе или по Ди Греко? Этот вопрос потянул за собой следующий: дошла ли уже новость о самоубийстве до курсантов?

Чтобы проверить, он решил зайти в столовую выпить кофе. Пересек через двор – времени как раз хватило, чтобы промокнуть до костей, – и проскользнул в полутьму помещения. Едва можно было различить курсантов, которые ели молча, не обмениваясь ни единым словом. Линолеум на полу, стены из ПВХ, пластиковые столы – все, казалось, сошло с конвейера безнадежности.

Тишина была красноречивой: да, новость дошла. Эрван и двух шагов не сделал, как узнал своих вчерашних врагов – Горса и его приближенных гвардейцев. Он подошел к стойке, налил себе кофе и взял пару едва размороженных круассанов. Держа поднос, как в заводской столовке, он огляделся, якобы в поисках места, потом двинулся к столику противника:

– Я могу присесть?

Никакого ответа. Он взял стул и устроился, как если бы его пригласили. Отхлебнул кофе, откусил от круассана. Военные пристально его разглядывали.

Оглушенный болеутоляющими, Эрван в свою очередь рассматривал их из туманного далека. На другом конце стола сидел Горс, весь в повязках, – избитый, но не больше его самого. Физиономия застыла в мрачном оскале, словно его хватил лицевой паралич.

– Доволен собой, шлюшка поганая?

Левый глаз Лиса был все еще налит кровью. В царящем полумраке можно было поклясться, что глаз у него всего один и остался.

– Мне жаль, – ответил Эрван.

Бессонная ночь вкупе с болеутоляющими лишала его минимума красноречия, которого требовала ситуация.

– Тебе жаль? – повторил Горс, хлопая по столу.

– Расследование продолжается. Мы…

– ТЕБЕ ЖАЛЬ?

Пилот вскочил со сжатыми кулаками. Эрван отодвинулся вместе со стулом: и речи не могло быть об ответном матче. Одним взмахом Горс смел со стола посуду с приборами и кинулся на Эрвана, который едва успел отпрыгнуть назад. Он уже решил, что быть ему битым, но по неясной причине остальные придержали своего вожака. Подоспели курсанты от других столов. Зверя, который по-прежнему орал и бил ногами воздух, усмирили.

Эрван направился к выходу, окончательно проникнувшись убеждением: «Кэрверек» переживал двойную драму – исчезновение новичка, самоубийство ветерана, – но все это не вязалось со специфическим безумием убийства Виссы. Ответ лежал вне стен К76.

Он не успел и шага ступить наружу, как нос к носу столкнулся с Бранелеком, бережно прячущим под полой плаща ноутбук.

– Мне удалось открыть ту папку под замком! – заявил он с триумфальным видом.

46

В лэптопе Савири не было ни зашифрованных посланий, ни религиозных заговоров, ни военных тайн. В запароленном файле копт просто поместил все свои чаты и мейлы с единственным, но избранным собеседником: самим Ди Греко.

Хронологию их общения вычислить было несложно: когда Висса узнал, что прошел первый этап отбора и принят на тестирование в школу, в начале июля, он связался с адмиралом по почте – без сомнения, чтобы выразить свой восторг и энтузиазм; адмирал ответил ему по мейлу, положив начало настоящей переписке.

Поначалу довольно сдержанный, Долговязый Больной быстро проникся к курсанту искренним расположением, не скупясь на советы и предостережения. Подобный тон не соответствовал тому представлению о личности адмирала, которое сложилось у Эрвана, но возраст и болезнь могли смягчить старого волка. Если только речь не шла о ловушке… Как бы то ни было, в стиле этих посланий он узнавал торжественность, которая поразила его при их первой встрече: Ди Греко писал тем же серьезным и сентенциозным слогом.

Эрван перешел к сообщениям за август. Слова поддержки превратились в приказы, в проповеди. За несколько недель Ди Греко умудрился совершенно промыть мозги пареньку. «Открытые письма молодому пилоту» отныне звучали как чисто идеологическая обработка перед тем, что Ди Греко называл «крещением». Адмирал хотел знать, согласится ли Висса на параллельное обучение… У Эрвана не было времени прочесть все, но он догадывался, что мэтр уже увлекал своего ученика на дорогу к боевому furor.

В этой переписке было нечто завораживающее. Прежде всего, четкость самой манеры изложения: ни одной орфографической или синтаксической ошибки, ни одного сокращения, вроде СМС. Потом, Ди Греко ничего не скрывал: ни имен, ни места. Много раз он упоминал Бруно Горса, его «доверенное лицо». Часто он говорил о «беспределе» и о заброшенном «Нарвале».

Значит, догадка Эрвана была верна: с самого начала за кривляньями посвящения стояла готовность Виссы выдержать куда более опасный ритуал. Паренек казался готовым «пойти до смерти», как камикадзе.

– Мурашки бегут, верно?

Эрван повернул голову: Бранелек потягивал кофе, стоя позади него. Класс, в котором он расположился, напоминал студию звукозаписи. Компьютеры работали во всю мощь: машины зондировали, раскодировали и прочесывали нематериальное пространство Веба. По полу вились кабели. На своих подставках стрекотали принтеры. Жесткие диски жужжали вдоль стен, под штабными картами и схемами самолетов. Человек-костыль не довольствовался тем, что взломал комп Виссы, он просматривал все устройства школы и недавние интернет-соединения.

– Классическая промывка мозгов, – кратко подвел итог Эрван. – Не думаю, что ключ к убийству мы найдем здесь…

– Не знаю, что вам еще нужно. – Энтишник подошел поближе и застучал по клавиатуре, перегнувшись через плечо полицейского. В последнем мейле Ди Греко совершенно недвусмысленно назначал Виссе встречу на «Нарвале» в пятницу в двадцать два часа.

Бранелек был прав. На какой-то миг Эрван решил, что дело закрыто. У него был виновный: старый озлобленный человек, садист и манипулятор. Мотив: желание причинить боль и культ страдания. Обстоятельства: «беспредел», который вышел за рамки дозволенного и обратился в кровавую вакханалию. Доказательства: этот мейл, подтверждающий, что Ди Греко завлек Виссу на «Нарвал». А поскольку единственным спорным моментом оставалась физическая слабость офицера, к этому можно добавить нескольких соучастников, вроде Бруно и его верных солдатиков. И самоубийство главаря в качестве бантика на подарочной упаковке.

Затем Эрван вернулся к принципу реальности.[83] Ни кража органов, ни изнасилование, ни ритуальные детали не увязывались с соревнованием на выносливость, которое сорвалось в штопор.

Он не исключал виновности Ди Греко, но выражалась она в чем-то ином, а в чем именно – предстояло определить. Кстати, даже при беглом просмотре посланий адмирала он обратил внимание на несколько намеков, подразумевающих наличие другой тайны. Тот упоминал «недавнее потрясение», имевшее место в его жизни, «радикальный переворот», который изменил «само его существо». О чем он говорил? О своей болезни и ее обострении? Он обещал все открыть молодому ученику при встрече на роковом пляже.

Эти слова Ди Греко свидетельствовали о двусмысленном взаимопонимании между ним и молодым Виссой. Адмирал в роли престарелого скрытого гомосексуалиста? Попробуем так: Долговязый Больной назначает копту встречу на «Нарвале», тем или иным способом отключает его, связывает, а потом пытает острыми металлическими предметами, затем насилует булавой, вырывает органы, перевозит его в тобрук.

Нет, не выходит. Прежде всего, временна́я раскладка: старый человек провернул весь этот кошмар за одну ночь, а еще до рассвета спокойно вернулся на авианосец? Нереально. Затем, физические возможности: такой сценарий требует энергии, которой у древнего вояки давно уже не было. И наконец, профиль: психопатическими убийцами не становятся, когда тебе за шестьдесят. Если только с адмиралом уже не случалось чего-то подобного. Боевое прошлое, которое могло безнаказанно удовлетворять его жажду крови…

Следовало копать еще и еще, причем обратившись за помощью к самим военным. На этой стадии власти не могли отказать ему в доступе к полному досье адмирала.

– Ты можешь определить, откуда посылались мейлы Ди Греко? – спросил он, возвращаясь к конкретным соображениям.

– Технически это просто. А вот что до законности, тут припекает. Ди Греко использовал сервер авианосца и…

– Это в первую очередь. – Эрван встал. – Скопируешь все мне на флешку?

– Считай, уже сделано.

Человек-костыль насвистывал, вставляя флешку в один из жестких дисков, в изобилии теснящихся вокруг него. Компьютер загудел. Уверенность и самодовольство Бранелека раздражали Эрвана. Они были прообразом той убежденности, которая охватит всю базу.

А у него теперь вырисовывался другой сценарий: Ди Греко отправился на «Нарвал», но Висса так и не появился, в ландах он встретил кого-то другого; адмирал не смог защитить своего ученика. Угрызения совести также могли объяснить его самоубийство.