Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Луис Броули

Однажды пришла вдова знаменитого индийского гуру. Юджи не только не оставил её в покое, но и втянул в участие в общих песнях и плясках. В полдень Чандрасекар, потеряв контроль над собой, взорвался отчаянием: «Довольно! Это смешно!», но он ничего не мог поделать. Безнадёжно, но, как любил говаривать Юджи: «Не достаточно безнадёжно!» Его нисколько не тронули слёзы Сугуны, появившиеся при виде изрядно потрёпанных незнакомых людей, с неистовым безумством отплясывающих в её гостиной.

Когда кто-то закричал: «Юджи, соседи будут жаловаться!», он ответил: «Пусть уезжают отсюда, если им не нравится!»

В то время сложно было рассмотреть добрую сторону Юджи. Он действовал как клинический психбольной. Почему на этой стадии игра развернулась таким образом? Было ли это его прощальным салютом? Действовал ли он так, чтобы людям потом было легче принять его смерть? Пытался ли он на самом деле разрушить всякую идею о собственной святости? Он так сильно толкал каждого в разных направлениях, что сориентироваться было невозможно.

«Сколько они могут ещё выдержать?» Этот вопрос возникал всё чаще по мере того, как происходили всё более дикие вещи. Я задавал себе тот же вопрос: «Как долго это будет продолжаться?» Но как только он начинал сетовать на то, что слишком долго задержался: «Уже три недели мы здесь? Это слишком много!» (он всегда отмечал день, время и место), его начинали отговаривать: «Нет, Юджи! Ты должен остаться. Переезжай в Бангалор, тебя здесь больше всего любят!»

— Юджи, нам нравится, когда ты живёшь у нас! — говорила Сугуна твёрдо, несмотря на то, что творилось в её доме, и она нисколько не кривила душой.

— Я слишком долго задержался в этой отстойной стране! Я нарушаю покой вашей жизни.

Хоть он и безумствовал, идея его отъезда печалила Сугуну.

— Нет, Юджи, ты должен остаться навсегда! — предложил Мохан. — Переезжай в Бангалор!

— Ни за что! Вы хотите, чтобы я остался в этой грязной стране, где вы постоянно рядом? Ни за что в жизни! — ответил он с лёгкой улыбкой.

Все засмеялись: он не проявил никакой сентиментальности в отношении своей родины или друзей — наоборот, и тем не менее… Он сделал эту семью и их дом местом своего обитания много десятков лет назад и не пропускал ни года, чтобы не приехать к ним погостить на несколько месяцев. Он был близок со своими друзьями независимо от места жительства и их ощущений по этому поводу.

— Я привык чувствовать себя как дома в любом конце мира. А теперь, странное дело, я не чувствую себя дома нигде!

Затем он просматривал возможные варианты, по ходу вычёркивая один за другим:

— Америка? Вон! Европа? Вон! Индия? Никогда! Уж не хотите ли вы сказать, что если бы у меня был выбор, я бы когда-нибудь выбрал родиться на этой грязной индийской земле? Никогда! У меня не было выбора, родители просто меня заделали и вот он я!

В тот вечер его сумасбродство дошло до той точки, когда происходящее начало казаться мне дурным сном. Во время одной из наших «схваток» он снова засунул мою голову под кофейный столик и поставил свою ногу мне на шею, чтобы я не вырвался. Я подумал о том, что мог бы посадить его себе на плечи и пронести по комнате. Словно подслушав мои мысли, он уселся мне сверху на спину и велел поднять его. Вскоре я уже гарцевал по гостиной с Юджи на плечах, как папа с ребёнком где-нибудь в парке. Народ замер в изумлении. Беспокоясь, как бы он не ударился головой о вентилятор на потолке, я посмотрел на отражение в стеклянных шкафах. Опасность ему не грозила, но поверить в то, что это происходит на самом деле, было сложно. Беззубое старое лицо над моими плечами улыбалось широкой детской улыбкой. Конечно, фотоаппарата ни у кого наготове не было, поэтому фотографий нет, но вряд ли кто-либо из там присутствовавших сможет забыть это зрелище.

В то время мы с Йогиней переживали очень непростое время. Она чувствовала себя брошенной. Я обычно приходил в свою комнату, уединялся и читал, рисовал, делал что угодно, чтобы не пересекаться с ней и не усиливать и без того изводящее меня желание. Ей очень хотелось проводить время со мной, но только в определённых рамках. Это раздражало, если не сказать больше. Потом она делала комментарий по поводу того, что я не понимаю, как им с Калифорнийцем тяжело, потому что они уже очень давно, дольше всех остальных, живут не дома. Я закипал. «Почему ты злишься?» — спрашивала она и бесила меня этим вопросом ещё больше. Как будто она не знала. Она сначала выводила меня из себя, а затем исчезала, как облако дыма. А я всегда оставался в подвешенном состоянии.

Однажды после мимолётного сексуального «грехопадения» она обвиняюще обозвала меня хищником. Мне просто хотелось её убить. Я обзывал её как только мог до тех пор, пока она не ударила меня по лицу. Мы стояли посреди заполненной людьми улицы и орали друг на друга. Это было так здорово, скажу я вам. Я провоцировал её ещё на один удар. Было важно, чтобы кто-то разрядил напряжение. Если бы это был я, от неё бы живого места не осталось.

Однажды у меня было что-то типа видения Юджи. Весь экран занимало его лицо. Глаза его были закрыты, а изо рта текло дерьмо, пока он что-то там монотонно произносил. Я спросил Чандрасекара, что это значит. Он ответил, что дерьмо из уст гуру означало приход денег. Что за религия! Во всём есть смысл. Для меня это значило всё и ничего. Но образ был очень впечатляющим. Он не вызывал у меня никакого отвращения в то время, просто было в нём что-то очень сильное.

ГЛАВА 35

«Это движется, это — постоянный поток, но вы не можете посмотреть на него и сказать: „Вот это — поток“».

На третье января у меня был взят обратный билет до Франкфурта. По какой-то причине Юджи попросил своего турагента забронировать ему билет первым классом на этот же рейс. У Йогини не получилось поменять свой билет или купить новый на этот же самолёт, и она пребывала по этому поводу едва ли не в панике. Напряжение между нами достигло критической точки. Сидя перед турагентом, я чувствовал её зависть, злость, ревность и паранойю, которые буквально сочились у неё из всех пор. С одной стороны, она боялась оказаться брошенной, а с другой, ей хотелось сделать перерыв. Поскольку билет купить не удалось, она думала о том, чтобы остаться отдохнуть с друзьями в Бангалоре. Эта идея то приносила ей облегчение, то ввергала в пучину привычного страха.

— Он злится, что я остаюсь здесь. Не думаю, что ему это нравится.

И так по кругу. Ей очень хотелось отдохнуть, но решение остаться приносило страдания. Похоже, она родилась со способностью испытывать постоянные муки выбора.

Юджи всегда хвалил её за существование «в тихом фоновом режиме», но никогда не забывал убедиться, что она с ним в одной машине. Он отражал её тишину своей тишиной.

Мы с ней продолжали воевать каждый день по любому поводу, а Юджи наблюдал за происходящим.

Однажды кто-то при Юджи пригласил меня в Coffee Day — кафешку типа Starbucks. Я безумно хотел пойти туда и немного отдохнуть, когда неожиданно Юджи захотел присоединиться к нам. Это всё равно как если бы старшему брату хотелось куда-нибудь свалить, а за ним увязался младший брат. Я знал, что его присутствие означает шоу. Поэтому, естественно, все, кто только мог вместиться в машину, поехали с нами.

Когда мы сидели за столиком на улице, он — напротив меня, я пытался прикрыть мою сине-чёрную руку со ссадинами, полученными в результате удара о стену во время одной из наших драк. Он спокойно посмотрел на неё, затем в мои глаза и мягким тихим голосом, слышным только мне, сказал: «Плачет».

У меня на глаза навернулись слёзы, и мне пришлось их проглотить. К счастью, тут появились другие люди и отвлекли его внимание.

Пока мы сидели, к нему подошёл какой-то индийский друг с денежным конвертом. Затем подошёл кто-то ещё и тоже дал Юджи деньги. Неожиданно перед ним образовалась куча банкнот, на которую с недоумением уставились люди с других столиков. Он, как обычно в присутствии публики, начал кричать и размахивать ими. Я вспомнил чувство беспокойства, испытанное мной, когда он вальсировал по аэропорту в Италии, размахивая зажатыми в руке евро, в то время как нормальные люди обычно деньги прячут, опасаясь за свою жизнь. А он был бы только счастлив, если бы вор смог подкрасться к нему сзади и лишить его денег. Он как-то хвастался тем, что однажды в Нью-Йорке был ограблен карманником. Он рассказывал, что неожиданно почувствовал в своём кармане чужую руку. Когда парень убежал, он хотел найти его и пригласить на обед. Ну или он так только говорил. В любом случае его восхитили способности карманника.

В день нашего отлёта он, как обычно, просидел на диване весь день. Прилетая куда-либо, он всегда сразу включал обратный отсчёт времени. Где бы он ни оказался, с первого же дня он начинал спрашивать: «Что я здесь делаю? Зачем я проделал весь этот путь? Три недели здесь? Это слишком много. Что я делаю в этом месте?»