Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти - Луис Броули

— Нет такой вещи, как тишина! Тихий ум? Ха! Какая-то идея, пустые слова, пустые фразы.

Если смотреть на водопад, откуда там тишина? А ураган? А землетрясение?

Именно так я на него смотрел позже — как на естественно случившийся природный феномен — откуда было взяться идеям о тишине и блаженстве рядом с ним? И тем не менее…

Видя, как он неистовствует, я мог с уверенностью сказать, что это был его последний визит в Индию. Он был похож на сосуд, опустошающий себя, чтобы затем быть выброшенным. Было очевидно, что он располагал огромным количеством энергии — энергии, которую обретаешь в отсутствие идеи о том, чтобы сохранить какое-то её количество на чёрный день. У меня возникало ощущение, что его худое маленькое тело — всего лишь кукла, за которой стоит что-то много большее.

Сразу после «катастрофы», случившейся много лет назад, он говорил о смерти. Принимая во внимание последствия «катастрофы», многие врачи подозревали у него рак. Позже он любил напомнить, что многие из докторов, которых ему довелось встретить в своей жизни, давно уже сами оставили этот мир. Ещё он любил поговорить о том, что такие выдающиеся духовные фигуры, как Рамакришна, Анандамайи Ма, Рамана Махарши, Нисаргадатта, умерли от рака. В какой-то момент он даже заставил доктора заранее выписать ему свидетельство о смерти и указать причину смерти — рак, просто чтобы быть членом этого клуба. Конечно, его желание стать частью общества, которое он якобы презирал, было всего лишь частью его великой шутки. Он не забывал упомянуть, что вскоре после того, как свидетельство было выписано, врач сам отправился в мир иной. Когда Сугуна увидела, каким он стал тощим, вопрос питания тут же стал её главной заботой. Его желудок в результате кардиоспазма выбрасывал столько еды, что было вообще непонятно, на чём он живёт. Она кормила его более тридцати лет, ухаживая за ним как мать или дочь, а теперь вдруг все подряд начали давать ей советы по поводу его питания. Внешность кинозвезды, стройность и осанка, отличавшие его ещё пять лет назад, исчезли безвозвратно. Он был стариком, а без зубных протезов казался ещё более дряхлым.

Он сразу же создал определённую напряжённость, потребовав, чтобы мы принимали пищу в доме вместе с ним. Особенно по этому поводу огорчилась Йогиня, поскольку в предыдущей поездке она пыталась организовать еду в другом доме, но её идея была безоговорочно отвергнута, а потом её ещё и обвинили в отсутствии настойчивости. Несмотря на свою сверхпривлекательную внешность, она была такой тихой, что никто её не слушал. Как обычно, она тут же закрылась в своей раковине. Молодая дама из Венгрии, познакомившаяся с Юджи годом раньше, приехала снова и поселилась в нашем доме. Она была более агрессивной и взяла на себя роль организатора и хозяйки на кухне. Эти двое были несовместимы, как вода и масло. Йогиня была тихой, выдержанной, воспитанной барышней, а Венгерка — дочкой коммуниста, ведущей цыганский образ жизни с манерами, от которых хотелось лезть на стену. В конце концов каким-то образом мы пришли к соглашению относительно приготовления еды в доме. Несмотря на приглашение Юджи, единственным удобным вариантом было потихоньку уйти и поесть у себя.

Юджи снова попросил меня сесть рядом с ним на диване.

— Эй, придурок! Насколько хорошее сегодня утро?

— Прекрасное, Юджи, прекрасное…

— Подходи, подходи, ты должен составить мне компанию. — Хитро улыбаясь, Юджи похлопал рукой по подушке, как обычно делают индийцы, когда хотят подозвать тебя к себе.

Поскольку в Италии было официально объявлено о том, что битьё прекращено, я подумал, что во время утреннего кофе мы с ним поболтаем о том о, сём, поиграем словами, посплетничаем и поподкалываем друг друга. Как только мне передали первую чашку кофе, он нанёс мне быстрый удар по голове. Это было настолько неожиданно, что я потерял дар речи. Я вспыхнул, но промолчал и притворился, что ничего особенного не произошло. Он же сам объявил перемирие! Тогда что такое это было? Моё лицо стало красным. Следующее, что я почувствовал, это щипок в бедро, который дал мне понять, что всё могло опять измениться. Я опять его проигнорировал. Тогда он ещё раз ущипнул меня и быстро ударил.

Люди в комнате были удивлены, послышался смех. Сугуна была в шоке. Лицо её выражало озабоченность и дискомфорт. Затем последовало обычное расследование Мохана — большого круглого человека, позитивного и брызжущего энергией, который отказывался работать, когда в город приезжал Юджи. Он имел привычку часами тараторить вопросы.

— Ох-хо, Юджи! Что это?

Взволнованная Сагуна спросила более конкретно:

— Юджи! Что ты делаешь?

Отвесив мне ещё пару затрещин, он обыденным голосом ответил, разъясняя:

— Он это заслужил!

Ещё один удар по голове.

— О боже! — прогромыхал Мохан из другого конца комнаты. Затем с выпученными глазами проорал одну из своих любимых реплик: «Прямая передача энергии!», и его большой живот затрясся от смеха. Только в Индии подобные вещи могут приписать чему-то духовному. Теперь уже я был готов стукнуть его, поскольку Юджи мог легко использовать его слова в своё оправдание. В любом случае шлюз был открыт: пока я прикрывал голову от удара, он сильно щипал меня за внутреннюю поверхность бедра, где было реально больно, затем его пальцы находили мягкое место у меня на руке, и вскоре я уже постоянно пригибался и ставил блоки, пока он продолжал свою утреннюю проповедь, разговаривая и поколачивая меня, — всё, как обычно. Я потерял интерес к кофе и под воздействием кофеина начал потеть. Словно услышав, как я потею, он попросил Сугуну принести мне ещё чашку кофе, когда я ещё ту не допил.

— Эй! Мне не нужна вторая чашка!

— Думаешь, у тебя есть выбор?

— Ну перестань!

— Ты думаешь, я нежный сладкий Иисус?

Бац!

— Я не святой!

Щипок! Щипок!

— Я не милый парень!

— Хорошо! Хорошо! Я понял!

— Не думаю, что ты понял! В конце концов, ты просто болван и ублюдок!.. Кто из них?

— Тебе решать! — Я перестал сопротивляться и на время согласился с ним. Мне снова предстояло смириться с происходящим или уйти, а я ведь ещё даже десяти минут не пробыл в комнате.

Вскоре мы вернулись к горячей воде, поливаемой мне на руку или голову, закускам, которые мне приходилось доедать после него. Если я отказывался от его еды или кофе — ещё чашечки и ещё одной, то горячий кофе тут же зависал над моей головой в состоянии полной боевой готовности. Я знал, что он не волновался о том, прольёт ли кофе на диван: хозяева всё равно винили бы в этом не его, а меня. Как оно началось, так и пошло дальше: редко случалось, чтобы я был в комнате и он не подозвал меня к себе и не начал бить.

— Эй! Где этот ублюдок?

— Он здесь, Юджи! — подсказывал ему кто-нибудь добрый, когда я направлялся к входной двери.

— Если мне придётся идти за тобой, сам знаешь, какие будут последствия!

Если я не шёл к нему по собственной воле, он грозился притащить меня силой. Я не хотел подвергать его риску падения или просто усугублять ситуацию. Каждый раз, с новой силой нанося удары по мне, он мстительно приговаривал:

— Думаешь, я слабак?

Бац!

Снова и снова, глядя на меня, он говорил: «Когда я смотрю на тебя, единственная мысль, которая приходит ко мне в голову, — ударить тебя!» Это было ещё одно объяснение из всего лишь двух возможных. Первое: «Ты это заслужил!»

В подавляющем большинстве случаев всё проходило довольно весело, но болезненно, и я иной раз доходил до отчаяния, стараясь шутками сбалансировать ситуацию и не сделать её ещё хуже.

Когда приехал Преподобный, я оказался зажатым на диване между ними: с одной стороны Юджи, с другой — пребывающий в состоянии «духовной комы» развалившийся Рэй, упиравшийся крест-накрест лежащей ногой мне в колено. Я сидел, сжавшись до максимума, получая тумаки от Юджи слева, впившуюся в колено ногу Преподобного справа, и почти физически чувствовал, как близко мои ноги находятся к лицам сидящих на полу людей. Естественно, они все стремились сесть к нему как можно ближе.

Если на мне были очки, возникал шанс их раздавить. Если я пытался блокировать его нападение, он садился мне на руку. Если я сопротивлялся, возникал риск нанести ему вред. Если война начинала затихать, он командовал:

— Расскажи им что-нибудь смешное!

Если я тут же что-нибудь быстро не придумывал, щипки, шлепки и удары становились нестерпимыми.

— Понял? Ты думаешь, что я «святой ублюдок», как милый сладенький Иисус. Не дождётесь!

Каждый раз, когда я думал, что испытываю максимальный дискомфорт, он ещё больше усиливал его.

Ко всему прочему, от него шло такое количество энергии, что я постоянно чувствовал себя под кайфом. Временами мне стоило больших усилий держать глаза открытыми, поскольку возникало ощущение парения в каком-то бесконечном пространстве — словно сидишь в ночном небе безо всякой опоры, пока кто-то не ущипнёт тебя, напоминая, что, мол, парень, у тебя тут есть ещё и тело! В то время как он сидел на моей руке, в нём не возникало ни малейшего напряжения, не говоря уж о движении. Он был полностью расслаблен — до момента, когда я пытался освободить руку. Тогда он хватал её с быстротой молнии, щипал меня, скручивая кожу на руке, и предупреждал: «Не пытайся быть умным! Побью!»