Великий полдень - Сергей Морозов

В другой ситуации слова Папы наверняка оставили бы крайне неприятный осадок, но в тот день, погруженный в свои переживания, я легкомысленно отмахнулся: «Чепуха! Против моей гениальной идеи ненависть и зависть бессильны!» Затем я наговорил такого, чего совсем не стоило говорить. «Нет, ты пойми, ты должен это понять, — сумбурно восклицал я, — это необыкновенный, уникальный случай! Мне фантастически повезло. Моя душа как будто заново родилась. Я возродился в новом качестве. Если раньше моя душа была заперта в тесной клетке, — тут я для убедительности постучал кулаком себя по груди, — то теперь она вырвалась в космос! Меня здесь больше нет! — воскликнул я, снова ударив себя кулаком в грудь. — Я там, вокруг, я везде! Я — это Москва! Мне больше ничего не нужно. Сегодня я увидел все величие моего произведения и понял, что отныне ощущение счастья — единственная и незыблемая моя реальность. Ничего другого для меня не существует…»

И ведь не был я тогда особенно пьян. Это, впрочем, еще хуже. Я заметил, что Папа как-то криво улыбнулся, но это меня даже не насторожило.

«Да, — сказал Папа, — тебе действительно повезло».

«Нет нет, это не обычное везение! — подхватил я, еще больше распаляясь. — Не каждому, как говорится, дано. Подавляющему большинству людей об этом даже мечтать не приходится. Они на это в принципе не способны. Они, бедные, живут, как роботы, как автоматы. Тупо, размеренно, приземлено. Единственная их забота — заработать и потратить деньги. За это они расплачиваются всей жизнью, а моя жизнь, слава Богу, удалась. Я никогда не делал ничего, что мне не свойственно. А это было трудно, безумно трудно!.. Но вот теперь мне удалось додуматься до великой идеи, воплотить ее в жизнь…»

«Ну, молодец, молодец, — сказал Папа, — молодец». — И, похлопав меня по плечу, отошел к своим коллегам-толстосумам. Видимо, еще не все жирные куски были поделены и очень даже было о чем потолковать. Они-то, конечно, не считали, что живут неправильно. Наоборот, это они по-настоящему свободны: жизнь бьет ключом, мир пластичен и податлив, как в первый день творения, они лепят его так и сяк — в свое удовольствие… Что бы они о себе не думали, я знал их достаточно близко. Нет, они никак не производили впечатления счастливых людей. И Папа тоже. Даже в первую очередь.

Впоследствии ощущение счастья не только не исчезло, но нарастало. И кульминация наступила в тот момент, когда передо мной блеснула «прощальная улыбка», а точнее, чуть позже, в ту прекрасную новогоднюю ночь, когда мы неслись на санях по льду Москва-реки… Я продолжал мечтать. Я очень надеялся, что вот-вот получу в Москве собственные апартаменты. И потом эта мечта слилась с мечтой о «прощальной улыбке». Передо мной разверзлась пропасть нового желания. Я обнаружил себя летящим над этой пропастью только сейчас. Суждено ли мне перелететь через нее?.. Случившееся с доктором словно немного отрезвило меня, но только на короткий миг.

В общем, тому разговору с Папой, в котором я признавался ему в «ощущении счастья», я не придал большого значения. Мне казалось, Папа вообще пропустил это мимо ушей, поскольку подобные рассуждения и чувства должны были казаться ему дребеденью, которая заводится лишь в головах беспомощных и никудышных людишек, вроде меня.

Но вот припомнил-таки!..

— Так как же, Серж, — повторил Папа, — как насчет ощущения счастья, а?

— Оно было, — пробормотал я. — И, конечно, осталось. Оно есть, но…

— Но жизнь оказалась сложнее, чем ты предполагал? — подсказал Папа. — Появились проблемы?

— Знаешь, — вздохнул я, — мне все-таки казалось, что ты не допустишь, чтобы у нас происходили такие вещи, как… с доктором.

На лице Папы вдруг появилось злое выражение. Он рывком поднялся с дивана, медленно пересек комнату и опустился в кресло за письменным столом.

— Вообще-то, — набычился он, — все мы, как говорится, под Богом ходим. И я, как ты, может быть, заметил, не исключение.

— Ну, — вырвалось у меня, — ты — другое дело!

— Это почему?

Я, конечно, мог начать объяснять ему, что одно дело — мы, простые смертные, а другое дело — он, важная персона. А главное, в отличие от нас, Папа сам избрал себе занятие, которое подразумевает профессиональную вредность, неприятные сюрпризы, вроде бесконечных покушений, покореженных взрывами лимузинов, контузий и тому подобного… Но глупо и смешно было бы объяснять ему такие элементарные вещи. Он и сам прекрасно все понимал. Только валял сейчас дурака. Не говоря уж о том, что о своей-то безопасности он все-таки позаботился.

— Ты — другое дело, — уклончиво повторил я.

— Не могу же я к каждому приставить охранника, — как будто прочитав мои мысли, сказал Папа. — Вот к тебе, Серж, не приставлена охрана, — мимоходом заметил он, — и ничего: ты пока еще не пострадал.

— А разве мне нужна охрана? — удивился я.

— Когда она была необходима, за тобой, конечно, присматривали, — заверил Папа. — Особенно, во время конкурса архитектурных проектов. Если бы наши конкуренты убрали тебя во время конкурса, пришлось бы все переигрывать… Теперь-то твое исчезновение ни на что не повлияет. Да ты и сам говорил, что идея уже воплотилась. Существует помимо тебя.

— Значит, теперь я могу спать спокойно?

— Не знаю, — пожал плечами Папа. — Тебе самому решать. Может, кто-то и захочет по старой памяти отомстить Из зависти. Но вряд ли…

— А как же доктор? Он кому мешал?

— Ты же слышал, что говорил Толя: им кровь для почину понадобилась. Чтобы самих себя подбодрить. А дважды такие представления устраивать ни к чему. Не тот эффект. Да и хлопотно. Так что ты не опасайся. К тому же в Москве мы имеем полную гарантию безопасности.

— Вот, вот! — подхватил я. — Если бы все наши, в том числе и доктор, имели апартаменты в Москве, нам нечего было бы опасаться!

— Извини, — развел руками Папа, откидываясь на спинку кресла, — это не в моих силах. Я не могу всем подряд раздавать апартаменты в Москве. А если ты так беспокоишься на счет безопасности, пожалуйста, переезжай на жительство в Деревню. Там у нас простор, всем места хватит.

— Благодарю покорно.

— А не нравится — найми себе охрану. В общем, — холодно повторил Папа, — личными апартаментами всех обеспечить невозможно. Да и не в моей это власти. У меня, конечно, есть определенное влияние, но, в отличии от тебя, у меня имеются определенные обязательства. Каждый дюйм в Москве на строгом учете и дорого стоит. Есть деньги — пожалуйста, покупай, Серж!

— Ты что, смеешься! Откуда у меня деньги? — взорвался я. — Гроши, которые твоя архитектурная контора должна была заплатить за проект, и те задерживают до сих пор. Ты, я уверен, в курсе. Нищим больше подают!

— Неужели? — сухо откликнулся он из-за своего необъятного полированного стола. — А как насчет премий?

— Премий?

— Ну да. Получал же ты премии. При том не один раз…

— Ты прекрасно знаешь, что премии были не таким уж большими, и все деньги пошли у нас на то, чтобы съехаться с родителями, начать проклятый ремонт…

— Кстати, что касается премий, — заметил Папа, как будто не слыша меня, — ты даже не подумал, что нужно делиться… — Он чуть усмехнулся. Даже если это была шутка, то шутка отвратительная. — Просто так у нас премий никому не дают, это тебе хорошо известно. Это у нас вроде аванса, который еще отработать нужно.

— Я получал их за свой проект! — пробормотал я. — За мою Москву!

— «Моя Москва»! — передразнил он. — А по-моему, Серж, у тебя просто мания величия.

Самое лучшее теперь было немедленно встать и уйти. Я уже хотел направиться к двери, чтобы больше не возвращаться в это Папино логово с его лесным водоемом, натуральными лилиями и дикими утками, но Папа, исподлобья поглядывая на меня, с расстановкой произнес:

— Между прочим, наш горбатый доктор, всегда был готов к услугам и поручениям. Ленивый, болтливый, но все-таки приносил в общий улей свой мед. В отличии от тебя.

— Что что? — пробормотал я.

— И я, между прочим, — продолжал Папа, — даже начал хлопотать, чтобы доктору предоставили офис в Москве. Да, видно, не судьба…

— Что ты несешь!

— Вот и наш чудак дядя Володя, даже он старается. Еще как старается! Вот ему я, пожалуй, и отдам офис, который предполагал предоставить доктору.

Если он хотел уязвить меня, то ему это очень хорошо удалось.

— Хозяин — барин. — Я стиснул зубы. — Но, кажется, ты только что говорил, что это не в твоей власти. К тому же дяде Володе, кажется, и вовсе ни к чему офис в Москве.

— Ничего, ничего, — усмехнулся Папа. — в данном случае я обязательно похлопочу. Он за детками нашими присматривает. Тут у него действительно талант в своем роде, хотя, конечно, он большой чудак. Дело стоит того… Вот так, Серж, — подытожил он, — если хочешь что-то получить, это нужно заработать. Такая простая арифметика. Ты, Серж, видно, хочешь получать, а взамен ничего давать не желаешь. Пусть, мол, другие мараются, корячатся, а ты как бы не причем. Ты, мол, творческий человек. Согласен даже под дурачка катить, под юродивого, только бы тебя не трогали. Только чтобы не мешали сидеть тихо, греться в лучах славы, купаться в ощущении счастья. Нет, так дело не пойдет. Так не бывает, уважаемый. Все нужно отрабатывать. Нужно мараться и корячиться. Не все порхать, как бабочка. Нужно хоть иногда пошустрить. А уж потом что-то выпрашивать.