Резиновый бэби (сборник) - Жужа Д.

Жужа Д

Семье и друзьям спасибо за любовь

Резиновый бэби (сборник)

Семье и друзьям спасибо за любовь

РЕЗИНОВЫЙ БЭБИ

Кого они напоминали?

Наверное, Гилберта и Джорджа. Скорее всего. Ухоженные, нелепые и очень нежные.

Их присутствие гарантировало успех. Их мнение охотно принимали для публикации все известные издания, а особо острые выражения повторяли модники по салонам. Частенько их чуть сморщенные носики проваливали премьеры и разрушали самые многообещающие карьеры.

В этот раз они были не одни, они были с Бэби. Так они его представили – мы с Бэби.

Бэби был крупный, бледный, с длинными ресницами и капризными губами. Очень красивый, нарядно одетый и резиновый.

Они носили его на руках и перед каждой картиной замирали, следя за его реакцией.

Вернисаж хорошо отрекламировали. Знаменитости все прибывали. Автор работ принимал многочисленные поздравления, но внимание сегодня явно принадлежало не ему.

Сегодня занимала толпу более всего пара странных мужиков и их резиновый Бэби.

Один из них принес из коляски, оставленной недалеко от входа, соску на шелковой ленте, засунул ее малышу в рот, а ленту привязал к петлице дорогого костюмчика.

Другой громко попросил официанта, что вышел с подносом шампанского, разогреть на кухне бутылочку с питанием.

Защелкали вспышки фотокамер – появилась оперная дива, обвела взором собравшихся, разведя в стороны полные руки. Многие бросились к ней целоваться, но она энергично пошла, минуя всех, к экзотичной паре. Прикоснулась щекой к щеке одного, затем другого, потом протянула голые руки к Бэби.

– Come sta, il mio caro? Come sta, il mio tesoro?[1]

Вернулся официант с горячей бутылкой, дива ловко капнула немного молока на белую кожу у локтя, удовлетворенная, вытерла руку салфеткой, аккуратно взяла ребенка и стала осторожно его кормить.

Блондинка с открытой спиной, ведущая телевизионной программы «Мы – то, что мы едим, плюс это...», о которой говорили, что она фонтанирует при оргазме, попросила принести бананов и громко объяснила, что это единственный фрукт, не вызывающий аллергию и расстройство желудка у грудничков.

Она же попросила убрать со стола мед, детям до трех лет лучше его избегать, так что от греха подальше – пусть его здесь не будет.

Мексиканская погремушка, подаренная Бэби издателем нового модного альманаха экстремального туризма «Путеводитель По», упала на пол, несколько человек захотели побежать и вымыть ее, и даже образовалась пробка на пути в туалет.

Один из родителей нашел в специальной сумке, что была полна всяких нужных вещей для ребенка, маленькую щеточку натуральной щетины с изящной бронзовой ручкой, и автор модной оперы «Внуки Эйнштейна», талантливый композитор, аккуратно расчесал шелковые младенческие кудряшки.

Через полчаса малышу поменяли наряд с лилового на горчичный. Затем раскрыли рояль, к нему тут же присел прыткий толстяк с лысиной. Следом за ним открыл кожаный футляр молодой скрипач. Он был молод, скрипка была старой. Он дарил ей страсть, а она ему опыт. Звуки скрипки разрезали воздух на куски, а рояль обертывал их в упаковочную бумагу. Соната Франка в ля-мажоре плыла из выставочного зала на лестницу, а там расползалась по коридорам и комнатам биением огромного страдающего сердца.

Потом дива, чуть упираясь в рояль бедром, спела малышу колыбельную Гершвина.

Summertime and the living is easy…Fish are jumping the cotton is high…Oh your daddy’s rich your mama’s good looking…I said hush little baby don’t you cry…

Закончила и приложила палец к губам, чтобы никто не вздумал аплодировать.

Но малыш не спал. Родители расстроенно объяснили всем, что Бэби засыпает только в руках у их водителя. И они ничего с этим поделать не могут, так как любят ребенка больше жизни и готовы потакать его прихотям хоть до конца своих дней.

Позвонили, вызвали. Скульптор в бакенбардах и фиолетовой шляпе с высокой тульей сказал, что весь секрет этой нелепой любви заключается в необычайной привязанности мальчиков к автомобилям и всему тому, что с ними связано, а особенно у таких чувствительных деток, как Бэби.

Открылась дверь, и через весь зал прошел усталый человек с седыми висками. Ловко взял на руки малыша, уверенно и чуть небрежно перевернул на живот, и тут же свидетели, даже те, что не так низко для этого нагнулись, увидели, как фиалковые глаза ребенка закрылись.

– Спит… Спит… – зашуршало по толпе, и все перешли на шепот.

– Вот так бывает, балуешь их, балуешь, а они...

За окном стемнело, и пара заторопилась домой. Был поменян в дорогу памперс, специальными ароматическими салфетками протерты для дезинфекции ручонки. На малыша надели тончайшую кашемировую шапочку и дополнительные пуховые носки. Удалилась они в сопровождении только самых близких, что открывали двери, держали коляску, помогали нести тяжелую сумку с детской одеждой и питанием.

После их ухода на выставке стало тихо и скучно. Уехала быстро дива, да и остальные скоро потянулись к выходу, названивая водителям.

В доме на Connaught Square повсюду зажгли приглушенный свет. Чтобы, не дай бог, не разбудить «ангелочка».

Всех отправили мыть руки, а потом самым «своим» было разрешено сопровождать счастливых родителей дальше.

Ребенка пронесли в его спальню, аккуратно переодели в кружевную пижаму и уложили в антикварную кроватку, расписанную хороводами Амуров с крылышками и золотыми стрелами.

Осторожно ступая по дорогим коврам, все вышли друг за другом, оставили включенным лишь ночник в виде ограненного бриллианта.

Потом еще долго курили и пили вино в гостиной, стены которой были оклеены шелковыми обоями с ручной росписью из последней коллекции «De Gournay».

Разошлись поздно.

Какое-то время пара капризно препиралась в спальне, потом, наконец, все стихло.

Тогда в детскую, где спал Бэби, вошел человек с седыми висками, быстро за одну руку вытянул ребенка из постели и понес его в ванную, как понесли бы стул или чемодан. Там он кое-как снял с него пижамную сорочку нежнейшего шелка с расшитыми рукавами. Большими руками отвернул голову от шеи, небрежно положил тельце у раковины. Открыл кран, налил воды в голову, пока не полилось изо рта, поболтал и вылил мутную жидкость с мятым бананом, виноградинами и скисшим молоком. Из ящика под раковиной он достал ершик для бутылок, плеснул из хрустального флакона в голову и стал аккуратно тереть изнутри. Кое-что пролилось на волосы, пришлось вымыть и их. Смазал синтетические локоны бальзамом, потом прополаскал водой. Долго вытирал голову полотенцем, сушил через дыру в шее феном, опять прикрутил к телу, надел сорочку, сбрызнул специальными детскими духами и отнес обратно в кровать.

В дверях потоптался, гася свет. Постоял в темноте у притолоки. Уже пошел было, потом вернулся к кроватке, поправил подушку, одеяло, поцеловал ребенка в лоб и быстро зашагал к выходу. По лестнице – на первый этаж, а там – через сад к гаражу.

BRAUN

Со стороны, думаю, было красиво – рыжая девушка ела равиоли в красном соусе, а черноволосая – тальятелле в соусе из чернил каракатицы. У рыжей в конце концов губы стали ярко-оранжевые, а у брюнетки – совсем черные.

Мы прилетели в Венецию рано утром, но только сейчас, после обеда, можно было наконец заселиться. Так как время заселения было озвучено нам не раз – один час пополудни.

Получив ключи от квартиры в маленьком магазинчике на углу, напротив остерии «Ал Бакарето», мы прошли через железные ворота, направо, открыли ключом дверь, через темный огромный, отделанный крупным камнем холл к ажурной двери, через узкий коридор – в квартирку-студию. Вошли и остановились.

Нас явно не ждали. И комнату для нас не убрали – полные пепельницы окурков, рваная упаковка и пакеты в мусорном ведре, мятое постельное белье, а в ванной брошены на пол синие махровые полотенца. Балкон-причал, выходящий на Гранд-канал, неопрятно, как перхотью, засыпан пеплом от сигарет, поручни в пятнах птичьего помета, а мраморная столешница закапана воском между кругами от винных бокалов.

Жить здесь невозможно. Нужно связаться с владельцами.

В холле слева стеклянная дверь и кнопка звонка. Было известно, что эта квартира тоже сдавалась, теми же самыми владельцами. Сами они предпочли жить во Франции.

– Схожу наверх. Может, живущие там что-то знают.

Я позвонила, подождала и позвонила еще раз. Никакого движения, никакого ответа. За стеклом деревянная лестница – в квартиру на второй этаж. Я постучала в стекло. Дверь закачалась – она была не заперта. Я открыла ее и зашла внутрь.

– Извините! Здесь есть кто-нибудь?

Было очень тихо, по потолку извивались блики воды.

Я поднялась. Небольшой коридор поворачивал вправо и переходил в гостиную с видом на канал.

На низком столе стояли две пустые бутылки из-под минеральной воды. Большое блюдо с ощипанной виноградной гроздью. Недопитая бутылка местного вина «Valpolicella», два грязных бокала и банка морской соли. На полу – диванные подушки и телефонный справочник с оборванной наполовину страницей.