Великий полдень - Сергей Морозов

— Ну да. Что здесь такого? — удивился я. — Жена, конечно, ворчит, что он занимает полкомнаты и собирает пыль. Я перенес его в комнату к Александру. Мальчики с удовольствием с ним играют…

— Черт! Это черт знает что такое!

— Да в чем дело?

Но Папа меня не слушал. Он ожесточенно ткнул пальцем в пульт внутренней связи и крикнул:

— Толя! Что происходит? Я только что узнал, что у Сержа дома находится полный макет Москвы. Со всеми коммуникациями, переходами и ходами сообщения. Прекрасный подарок врагам!

— Господи, Папа, — услышал я голос Толи Головина, — это невероятно. После конкурса мы наглухо засекретили все материалы.

— А самую простую возможность утечки прошляпили, — снова крикнул Папа.

— Немедленно лечу к Сержу! — сказал Толя Головин.

— Что там у тебя еще припрятано? — Папа метнул на меня мрачный взгляд.

— Все… Все, что прилагалось к проекту, — ошеломлено пробормотал я. — Чертежи, документация, виртуальные планы на компьютере…

— Ты понял, Толя? — снова наклонился Папа к внутренней связи. — Чтобы все изъять, все подчистить. Надеюсь, еще не поздно. Действуй!.. Вот так, — проворчал он, выключая связь, — обо всем приходится заботиться самому.

— Погоди, погоди! — запоздало спохватился я. — Что значит изъять? Это же мои личные материалы! Я сохранил их на память. Они мне ужасно дороги.

— Успокойся, Серж. Тебе, конечно, все будет компенсировано. Я заплачу и за макет, и за материалы. Останешься доволен.

Он выбрался из-за стола, подошел к своему знаменитому сейфу и, отомкнув дверцу, вытащил несколько тугих пачек новеньких червонцев и шлепнул их передо мной на стол.

— Тут тебе и за клей, и за картон с пенопластом. Ты доволен?

— Что ты суешь мне свои деньги! — вскричал я. — Хоть для приличия сначала меня спросил, как мне это нравится. Как ты смеешь хозяйничать у меня дома!

— Ненужные нервы! — поморщился Папа. — Опять не доволен? Думаешь, мало? — Он приподнял бровь, перебирая пачки. — Но это больше не стоит. К тому же, если рассуждать юридически, тебе за твою работу уже заплачено. Так что это, так сказать, компенсация за моральный ущерб.

— Ты думаешь меня осчастливить своими паршивыми деньгами? — крикнул я.

— Больше я тебе все равно не дам, — угрюмо повторил он. — И этого, уважаемый, выше крыши.

— Подавись ты своими деньгами!

— Ну да, — повышая голос, кивнул Папа, — как я забыл, ты ведь у нас катишь под блаженного. Ты и без денег навечно счастлив. Одним ощущением… В Москву захотел! Вот тебе Москва! — Он сложил кукиш.

— Удивительно! Что с людьми деньги и власть делают! — в сердцах воскликнул я.

— Ты припрятывал у себя секретные материалы! Уж не снюхался ли ты с моими врагами, а? — выкрикнул в ответ Папа. — Вот что надо выяснить!

— Эдак скоро у тебя все врагами сделаются! А между тем ты сам себе — первейший враг!

— Болван! — заорал он.

— Мерзавец! — заорал я в ответ.

— Скотина!

— Негодяй!

Так мы орали друг на друга, перебрасываясь ругательствами, как дети, случается, яростно перебрасываются подушками. Но в том-то и дело, что мы были не дети, и я наговорил такого, чего не стоило говорить ни в коем случае. Глядя на Папу, на его лицо, перекошенное злобой, как бы почерневшее, несмотря на алевший на щеках румянец, мне сделалось не по себе. Таким я его никогда не видел. В эту секунду мне и в голову не пришло, что мы с ними старые товарищи, дальние родственники. Какие к черту, товарищи и родственники! В его серых, чуть водянистых глазах было что-то беспредельно ненавидящее, чужое, тупо-жестокое. Я уже говорил, что он всегда казался мне довольно заурядным человеком. Увидеть подобную тупую ненависть в глазах заурядного человека, столкнуться с ним лбом на узкой дорожке и почувствовать всю его упертость — вот от чего действительно становилось страшно.

Вдруг мы оба замолчали. Как будто к чему-то прислушиваясь. Мгновенно наступила тишина. И в этой прозрачной тишине послышался легкий плеск воды. Мы одновременно посмотрели в окно и увидели, как по озеру скользит лодка, весла легко ныряют в воду, а в лодке, чуть откинувшись назад, сидит Альга. Работая веслами, она смотрела на нас своими спокойными изумрудными глазами, и масса ее густых волос колыхалась в такт движениям. Все вокруг было натурально — лесное озеро, голубое небо, сияние полуденного солнца.

За нашей руганью мы и не заметили, когда Альга вернулась. А она села в лодку и поплыла вокруг острова. И конечно должна была слышать окончание нашего разговора и перебранку.

— Ольга! — потухая, пробормотал Папа.

И весьма растерянно. Альга удивительно благотворно влияла на него. Его взгляд мгновенно переменился. Ничего страшного в нем не было. И быть не могло. Одно лишь безграничное, какое-то природное умиление любование. Мне же сделалось так неловко, что я не знал, куда деваться.

— А мы вот тут с Сержем, — кротко сказал Папа, глядя на девушку в лодке, — решаем наши проблемы.

Теперь я понял. Все это очень напоминало как бы еще один Великий Полдень. Я бы, наверное, не очень удивился, если бы Папа сейчас разделся, вошел в воду и поплыл вслед за лодкой. Это была бы дивная картина.

Теперь, пожалуй, для меня было самое время исчезнуть и оставить их в этом умилении. Но я находился в каком-то оцепенении.

— Вы очень смешно ругались, — засмеялась Альга. — Совсем как два мальчика… Только мальчики, я думаю, употребляют другие выражения. А таких глупых слов вообще не знают.

— Это точно, — согласились мы в один голос и тоже засмеялись.

Лодка скользила мимо окна и вокруг острова. Мы перебежали к другому окну, чтобы видеть Альгу.

— Неужели нельзя оставить этот макет у Сержа дома? — поинтересовалась Альга.

— Что ты, Ольга! Никак невозможно. Тогда бы мне пришлось разместить у него целую бригаду охраны, — объяснил Папа. — Это ж абсолютно секретные материалы. Злоумышленники дорого бы дали, чтобы заполучить точные планы всего комплекса. По ним легко проследить и вычислить всю систему безопасности. Мы обязаны демонтировать этот макет. Ничего не поделаешь.

— Наверное, это настоящее произведение искусства, — вздохнула Альга.

— Пожалуй, частично мы его можем выставить здесь, в музейном павильоне, — пообещал Папа. — В качестве экспоната. Рядом с древним мостом. Это даже занятно. Публика любит глазеть на подобные штуки.

— Ничего особенного, — махнул я рукой, уже смирившись с потерей своего любимого сувенира. — Просто рабочий макет. Оригинал куда лучше. Правда, для его охраны требуется, конечно, не одна бригада. Зато им можно любоваться сколько угодно….

— Как все-таки жаль, что я не видела макета, — вздохнула Альга.

— Так ты хочешь на него взглянуть? — воскликнул Папа. — Прямо сейчас?

Альга чуть заметно наклонила голову.

Папа тут же шагнул к столу и снял телефонную трубку.

— Толя! — поспешно начал он. — Ты уже на месте? Как раз подъезжаешь?.. Ты вот что, Толя, подожди там пока с демонтажем. Мы сейчас с хозяином и… еще с одной особой подъедем взглянуть на это произведение искусства… — Тут он обернулся ко мне и, умоляюще глядя на меня, неловко проговорил: — Если, конечно, ты, Серж, не возражаешь…

Я пожал плечами и кивнул.

Не успел я оглянуться, как Папа уже выбежал на мостки, притянул и привязал лодочку, а затем помог выйти из нее Альге. Альга внимательно посмотрела на меня и спросила:

— Это ничего, что я к вам так вдруг напросилась?

Я снова пожал плечами.

— Что ты, Ольга, что ты, — ответил за меня Папа с неожиданным красноречием и высокопарностью, — наш архитектор будет очень даже польщен твоим посещением. Он с удовольствием покажет такой очаровательной особе свою творческую лабораторию и благосклонно продемонстрирует плоды своих озарений. Это потешит его тщеславие. Правда, Серж?

— А я действительно давно хотела побывать у вас, — улыбнулась мне Альга. — Хотела взглянуть, как вы живете.

— По-моему, она ужасно заинтригована твоей загадочной натурой, Серж, — снова вмешался Папа. — С тех пор, как я рассказал ей о том, что ты у нас вечно счастливый человек, живешь с постоянным ощущением счастья.

— Папа, кажется, вы ему завидуете, — почти строго сказала ему Альга.

— Ну конечно, очень завидую. Еще бы! — охотно и даже весело согласился Папа. — Нам, обычным людям, не доступны такие светозарные вершины.

Он необычайно обрадовался возможности легкомысленно поболтать с Альгой и даже не скрывал этого. Теперь, пожалуй, его единственной заботой было продлить эту возможность, а потому он, вероятно, напрягал все силы, чтобы казаться эдаким беззаботным парнем. Впрочем, ему и напрягаться было не нужно: на него снизошло что-то вроде вдохновения, и язык у него развязался. И еще я понял, что в данный момент я ему необходим позарез — для компании, в качестве третьего. Теперь я не только не раздражал его, он даже цепляется за меня, надеясь, что я подыграю, облегчу общение с девушкой. На меня словно пахнуло свежим ветром нашей молодости. Тогда наши «гусарские» похождения были вполне невинными, романтическими, почти целомудренными. Совсем не то, что его дежурный разврат последних лет — записные светские шлюхи и бесчисленные девки в перерывах между деловыми встречами, в круговороте всяческих презентаций и фуршетов. Не говоря уж о ночных вылазках на подобие той, что они устроили с доктором.