Мой грешный муж - Миа Винси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, нет, — сказал он, лукаво оглядывая ее. — Я решил, что твой ночной жакет мне нравится гораздо больше, когда он расстегнут.
Когда его глаза снова встретились с ее, они были игривыми и пристальными одновременно. Она облизнула внезапно пересохшие губы и попыталась заговорить снова.
— Хм. Как я уже говорила…
— Ты что-то говорила? Я не обратил внимания.
— Я думаю, Айзек чувствует себя потерянным и одиноким.
Он отпустил ее запястья и снова опустил глаза.
— На самом деле, нет, твой ночной жакет все ещё оскорбление для моих глаз.
— Он прослужил на флоте больше половины своей жизни, а ему всего двадцать четыре.
— Я думаю, на полу он смотрелся бы лучше.
О, небеса, помоги ей.
— И теперь, когда он ушел в отставку, он не знает, чем себя занять.
— Ему определенно место на полу.
Он использовал только кончики пальцев, чтобы спустить жакет по ее рукам, и это прикосновение было таким медленным, нежным и дразнящим, что она прикусила губу, чтобы не вскрикнуть.
Он знал, что делает с ней, будь он проклят. Но то, что она узнала от Айзека, тоже имело значение.
— Я знаю, что ты делаешь, Джошуа.
— Избавляю тебя от этой уродливой одежды. Я настоящий герой.
— Ты избегаешь говорить о своем брате.
Ночной жакет соскользнул с ее тела и упал у ног. Кончики его пальцев лежали на ее руках, как лапки бабочки.
— Я наедине со своей женой в своей спальне, — сказал он. — Конечно, я не хочу говорить о своем брате. Знаешь, твоя ночная рубашка тоже уродливая.
— Он сказал, что ты пытался удержать их всех вместе.
Ее слова задели за живое, о чем она и не подозревала. Выражение его лица стало холодным и твердым, как сталь; плечи напряглись, и он опустил руки. Она уже скучала по нему, по его поддразниваниям и чувственности, но она должна была сказать это. Она должна была понять. Она должна была заставить его понять.
— Когда папа пришел вам на помощь, ты хотел, чтобы вы с братьями остались вместе, но они захотели уехать. Ты пытался помешать им уехать, ты говорил, что семья должна держаться вместе, но это было то, чего они хотели, военно-морской флот и Индия, но это не повод поворачиваться к нему спиной сейчас.
Тиканье часов, биение ее сердца, треск дров в камине — затем он двинулся так быстро, что она не догадалась о его намерениях, пока не оказалась перекинутой через его плечо, как мешок с картошкой, ее подбородок уперся ему в спину, а его рука железным обручем обхватила ее колени.
Сделав всего несколько шагов, он оказался в ее комнате. Он стащил ее с себя, и она, пролетев по воздуху, приземлилась на матрас, подпрыгнув на нем. Ее ночная рубашка запуталась вокруг бедер, и она машинально попыталась ее расправить.
— Прекрати, — резко приказал он.
Она замерла. Но он не смотрел на ее ноги.
— Прекрати пытаться исправить мою семью, — сказал он. — Ты пытаешься исправить своих сестер, моих братьев и меня, и… что бы ты ни пыталась сделать, прекрати это. Это очень утомительно и крайне нежелательно.
Она возмущенно вздернула подбородок.
— Он останется здесь. Я пригласила его.
— Конечно. Почему бы всем не переехать в мой дом?
— Это и мой дом тоже.
Он сердито посмотрел на нее.
— И перестань все время говорить правильные вещи. Сейчас я выйду через эту дверь, и ты больше не будешь меня беспокоить.
Она поднялась на колени.
— А что насчет той вещи?
— Какой?
— Моего ночного жакета. И супружеского долга.
Он запустил пальцы в волосы и издал звук, похожий на рычание.
— Ты снова пытаешься соблазнить меня. Ты и твой супружеский долг, и твое пустое чрево, и твой уродливый ночной жакет. У меня нет на это времени. Мне нужно сделать кое-какую очень важную работу.
— Сейчас два часа ночи.
— Тогда мне нужно поспать, что тоже очень важное дело.
Нет, он не уйдет! Она ему не позволит.
Кассандра схватила подол своей ночной рубашки и стянула ее через голову. И тут — о нет! Подол зацепился за ее волосы, и она дернула его, дернула сильнее, лихорадочно осознавая, что все ее тело открыто для него — ей не следовало этого делать, это было так бесстыдно, и теперь она чувствовала себя дурой, — и она дернула снова, и рубашка освободилась, половина волос рассыпалась по плечам.
Но его глаза горели, когда они дико блуждали по ее наготе, и она нежилась в этом тепле, не в силах пошевелиться.
Он не шевельнулся ни на дюйм, двигались только его глаза. Ее прерывистое дыхание было слишком громким в ночной тишине, а сердце исполняло пьяную кадриль. Она подавила волнение, и звук ее глотка, такой громкий, заставил ее прийти в себя. Она расправила рубашку перед собой и прижала ее к груди.
— Возможно, мне не следовало этого делать, — сказала она странным, неровным голосом.
Она, как загипнотизированная, смотрела, как он медленно, нарочито осторожно протянул руку и захлопнул дверь. В свете свечей его глаза казались темными и влажными, и такой же жар разливался у нее внизу живота.
— Что делать?
Его голос был как грубый бархат, ласкающий ее измученную кожу.
— Снимать рубашку или пытаться прикрыться?
— Эм.
Он придвинулся ближе. Благодаря высоте кровати их лица оказались на одном уровне. Если бы она наклонилась вперед, ее жаждущие груди коснулись бы его груди. Она сильнее прижала руки к груди, но теперь уже не из скромности, да помогут ей небеса, а потому, что они нуждались в прикосновении, и такое прикосновение доставляло ей удовольствие.
Блеск в его глазах говорил о том, что он знал об этом, или, может быть, это было ее воображение, потому что откуда ему было знать, и почему он должен был таким порочным, и почему ей так хотелось, чтобы его поддразнивания продолжались, хотя она страстно желала, чтобы это прекратилось?
— Я думаю, ты поймешь, моя прекрасная жена, что и то, и другое было ошибкой.
Он потянул за ее ночную рубашку. Она вцепилась в нее сильнее. Он приподнял бровь, озорная игривость смешалась с горячим обещанием.
— Так будет справедливо, — пробормотал он. — Ты же видела меня голым.
Он снова потянул, и на этот раз она позволила ему отнять у нее рубашку и бросить ее на пол.
Глава 15
Джошуа еще раз мельком увидел восхитительную грудь Кассандры, прежде
