Мой грешный муж - Миа Винси

поделать: она была поражена твоим обаянием и вниманием. Поэтому я поняла, что она точно не о тебе говорит.

— Действительно. Как жаль, что женщины не могут давать показания в суде по делам о супружеской измене. Если бы она это сказала, их подняли бы на смех в зале суда.

— Затем она упомянула о твоем родимом пятне в качестве доказательства того, что видела тебя… — Она махнула на него рукой, отвела взгляд и снова залилась краской. — Она сказала, что оно похоже на маленькую подкову на твоем правом бедре. Это правда?

Вскоре он предстанет перед судом в Лондоне, но этот процесс был самым важным. Внезапно он пожалел, что вообще спал с какой-либо другой женщиной. Трудно было представить сейчас, что он мог хотеть кого-то другого.

— Другие люди тоже могли знать об этом, — отметил он. — Они могли сказать ей.

— Старая уловка с родимым пятном как доказательство романа? — пренебрежительно сказала она. — Это часто встречается у Шекспира и в народных сказках. Было просто неловко, что я понятия не имела, о чем она. Я сказала, что это не доказательство, и попросила ее описать твой…

— Мой что?

Многозначительным взглядом она указала на его пах, посмотрела на него, покраснела и отвела взгляд.

— Моя дорогая миссис Девитт! Я потрясен! Кроме того, я очень горжусь тобой, — добавил он.

В ее глазах плясали озорные искорки.

— Я подумала: «Что бы сказал мистер Девитт в такой ситуации?» — и вот что я придумала. Ты оказываешь на меня ужасное влияние.

— Я оказываю отличное влияние. И? — потребовал он. — Что она сказала? О моей сахарной палочке.

— Твоей…? Оу. Ты такой тщеславный.

— Если дамы обсуждают меня в таких интимных выражениях, я имею право знать, что они говорят.

Она перевела дыхание, чтобы взять себя в руки, и смело посмотрела ему в глаза.

— Она сказала, что он похож на все те другие, что она видела.

— О каком количестве мы говорим?

— Я воздержалась от вопроса.

Она пыталась выглядеть чопорной, но у нее ничего не получалось, потому что глаза ее блестели, а на губах играла улыбка.

— И что ты на это ответила? — спросил он.

— Что я могла сказать? Твой — единственный, который я когда-либо видела, да и то мельком.

— Тогда позволь мне сказать тебе: она ошибается. Мой лучше всех остальных. Он больше и сильнее, красивее и благороднее.

— Все это! — Она широко раскрыла глаза. — Я полагаю, он еще и волшебный?

— Он может показывать фокусы.

— Например?

— Он может встать и умолять.

Она застонала с выражением, похожим на изумленный ужас. Мгновение спустя она не выдержала: закрыла лицо руками и рассмеялась, ее плечи затряслись. Он привстал со своего места, чтобы пересечь пространство, заключить ее в объятия и целовать до тех пор, пока она не перестанет смеяться и не начнет задыхаться от желания.

Но он не мог этого сделать, поэтому откинулся на спинку сиденья и с удовольствием наблюдал за ней. Наслаждался тем, как ее смех омывал его, отдаваясь в паху. Его застало врасплох то, что желание могло вспыхнуть, такое горячее и интенсивное, просто от удовольствия находиться в ее обществе.

Глава 13

К тому времени, когда они вошли в дом и сняли верхнюю одежду, Кассандра снова стала вежливой, воспитанной леди. Джошуа не мог решить, раздражало ли его то, что она скрывала свою игривую, непристойную сторону, или он был в восторге от того, что он один знал ее секрет.

В любом случае, это не имело значения. Это была забавная интерлюдия, но теперь ему нужно было работать.

Он повернулся, чтобы сказать ей именно это, но увидел, как она протянула руку со шляпкой и перчатками ожидавшему лакею и взялась за толстые кисточки, застегивающие ее мантилью.

— Ты назвала меня «дорогой», — сказал он вместо этого.

— Он меня раздражал.

— Я полагаю, ты целовала его.

Она вскинула голову. Она взглянула на лакея, который исчез так быстро, что чуть было что-то себе не вывихнул.

— Болдервуд, — пояснил он.

— Сегодня не целовала.

— Но раньше.

— Мы были помолвлены. Так что да.

Она потянула за кисточки, развязала бант. Как он и ожидал, накидка распахнулась, и она проворно сбросила ее с плеч.

Что касается поцелуя с Болдервудом, она, очевидно, не сочла нужным вдаваться в подробности. Вполне справедливо: не о чем распространяться. Вопрос был исчерпан и не представлял никакого интереса. А у него была работа, которую нужно было выполнить.

— Кого-нибудь еще? — спросил он.

Наконец, он привлек ее внимание.

— Ты ревнуешь, мистер Девитт?

— Ужасно осознавать, что я болтаю с каким-то парнем, и все это время он знает, что целовал тебя, а я — нет. Я оказал тебе любезность, рассказав о своих прежних связях.

— Так это была любезность? — пробормотала она и встала перед маленьким зеркалом, чтобы поправить прическу. — Больше никого. Кроме Хью Хоупфилда, но мне было всего пятнадцать, а он целовал всех подряд.

Тогда она посмотрела на него, и прихожая наполнилась всем, что Она хотела: Ее страстное желание — Его страсть — Их новые дружеские отношения — Ее секреты — Их поцелуй. У нее было такое выражение лица, какое появлялось у нее перед тем, как она обращалась с невыполнимой просьбой. Он должен был немедленно помешать этому.

— Ладно, я и так потратил сегодня достаточно времени впустую. — Он хлопнул в ладоши. — Мне нужно поработать.

Успех! Она снова проделала этот трюк: нацепила вежливую улыбку на то, что собиралась сказать. Он видел, как она использовала вежливость как меч и как военный корабль; теперь она использовала ее как стену, и если он был отрезан от нее, то только по своей вине.

— Вполне, — сказала она.

И, как будто он уже ушел, начала перебирать карточки и письма на подносе, раскладывая их в две стопки. Она задержала свое внимание на распечатанной записке, развернула ее и начала читать.

— Ладно, — повторил он.

Она не подняла глаз, поэтому он повернулся и направился в свой кабинет. Но всего через три шага…

— Джошуа!

Он резко обернулся.

— Да?

— Это записка от сэра Гордона Белла. Он говорит, что выяснит все, что сможет, о деле лорда Болдервуда и заедет к нам завтра.

— Ты уже написала ему?

Она протянула листок бумаги.

— Перед тем, как я отправилась на склад.

Он проигнорировал записку.

— До того, как ты спросила меня.

— Я не хотела тратить время впустую, — сказала она с раздражением в голосе. — В конце концов, ты вечно так занят.

Она бросила записку в одну из стопок. Она тут же упала, но