Мой грешный муж - Миа Винси
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джошуа стоял на месте, пока ее юбки не скрылись из виду. Верно. Его кабинет находился прямо по коридору, где его ждала вся его работа.
И все же каким-то образом ноги сами понесли его вверх по лестнице.
ДЖОШУА с легким любопытством оглядел гостиную. Поскольку гостиные ему были не нужны, он никогда не заходил в эту комнату; Косуэй позаботился о ее меблировке. Воздушная, женственная, голубые стены и ковры, бесполезные украшения и пианино. А, так вот откуда слышалась музыка.
Здесь также был письменный стол, за которым Кассандра сейчас просматривала свою корреспонденцию.
— Я думала, у тебя много работы, — сказала она.
— Так и есть. Нужно принимать важные решения. Это то, чем я занимаюсь. Я принимаю решения весь день.
Не то чтобы он мог прямо сейчас что-то припомнить, но у него на столе лежали списки, и рано или поздно придет Дас. Он подошел к окну, осмотрел улицу и парк, и, не найдя ничего, к чему можно было придраться, повернулся к ней лицом.
Кассандра все еще стояла с письмом в руке, выжидающе и вежливо.
— Значит, за всю свою жизнь ты целовалась только с двумя мужчинами, — сказал он.
Она бросила письмо на стол.
— С тремя. Я поцеловала тебя прошлой ночью.
И он все еще ощущал ее вкус, все еще чувствовал, как ее тело прижимается к нему, когда она спала.
— Ты была пьяна. Это не считается.
Какого черта он завел разговор о поцелуях? Особенно после того, как она раскрыла свои карты: она хотела, чтобы он поцеловал ее, сделал ей ребенка и исчез с глаз долой. Конечно, она его покинет. Все всегда так делали. Только его работа была надежной.
Если бы он ушел сейчас, то избавил бы их обоих от многих душевных мук.
Он не пошевелился.
— Если я поцелую тебя сейчас, — сказала она голосом, похожим на лепестки роз, — это будет считаться?
Разумная часть его мозга попыталась вернуть контроль, оттолкнуть ее. Оскорбить ее, насмехнуться над ней, дразнить ее, оставить ее.
Но разумная часть его мозга замолчала при виде нее, когда она нервно сглотнула, подхватила юбки и затем расправила их. Затем она сделала к нему шаг, другой, третий…
Она шла медленно. У него было время сбежать. Но внезапно она оказалась прямо перед ним. Стоя так близко, при дневном свете, он начал понимать, в чем секрет ее глаз: В них сочетались золотисто-карий и зеленый цвета, и он мог смотреть в них весь день. За исключением того, что он также хотел смотреть на ее щеки, мягкие, как лепестки, и теплые, как сама жизнь, и на ее рот, на эти пухлые, изогнутые губы, которые ласкали его прошлой ночью.
Желание перешло в страстную свирепость. Пора перестать лгать о том, почему он последовал за ней сюда.
— Ты пытаешься соблазнить меня, миссис Девитт?
— Я даже не знала бы, с чего начать, — сказала она с некоторой резкостью. — Хотя мне и не нужно тебя соблазнять. Дверь в мою комнату открыта. Ты можешь заходить в любое удобное для тебя время.
— Для начала можно было бы описать это привлекательнее, а не как приглашение жены викария на чай.
Она выглядела такой очаровательно неуверенной, что он почти смягчился. Затем ее лицо просветлело.
— Я надену ночной чепец, — предложила она.
Смех застал его врасплох, как и прилив желания. Она выглядела такой довольной собой за то, что заставила его рассмеяться, что он не смог удержаться и обхватил ее лицо ладонями.
— Это уже работает, — тихо сказала она. — Я делаю отличный прогресс.
Он отскочил, сцепив руки за спиной. Он заметался по комнате, стремясь к выходу, к лестнице, к своему кабинету, но почему-то каждый раз не попадая в дверь.
— Неужели это было бы так ужасно? — В ее голосе сквозила обида, пронзившая его грудь. — Я твоя жена.
— Тебе не понравилась первая брачная ночь.
— Это не имеет значения. Но если тебе нужно получить от этого удовольствие, скажи мне, что делать. Я буду рада исполнить свой долг.
Долг. Он ненавидел это слово. Эти чертовски вежливые слова означают: «Я буду терпеть все это в надежде, что в конце концов у меня будет ребенок».
Он прислонился к стене. Так или иначе, он должен был принять решение. Он принимал решения каждый день, но не мог принять это.
Чего она хотела от него: ребенка. Чего он хотел от нее: раствориться в ее гостеприимном тепле. Конечный результат: Кассандра неподвижно лежит в темноте под одеялом, стиснув зубы, думая только о детях, которых она родит. И как только она получит то, что хотела, отошлет его прочь и снова оставит в одиночестве. А если она действительно забеременеет… О, милосердный боже, что тогда? Что тогда? Что тогда? Это повторяло его сердца, когда оно колотилось в груди.
Тогда все изменится, а он не хотел, чтобы что-то менялось.
Внезапно он почувствовал раздражение по отношению к ней.
— С тобой трудно, — огрызнулся он.
Она выпрямилась и уставилась на него, разинув рот.
— Я самая простая женщина в мире. Ты знаешь, где находится дверь в спальню.
— Именно. — Не в силах устоять на месте, он снова принялся расхаживать по комнате. — Ты доступная и уступчивая.
— Тогда со мной легко, совсем не сложно. Ты можешь взять меня так же легко, как кусочек засахаренного лимона.
— Ты не засахаренный лимон. Засахаренный лимон не сложный. Ты очень сложная.
— Боже мой, Джошуа, в твоих словах столько же смысла, сколько в итальянской опере. Я хочу детей, я знаю, как они делаются, и я осознаю свой долг жены. Что в этом сложного?
— Я не из тех мужчин, которых возбуждает послушание женщины.
Бедняжка, она была явно озадачена.
— Ты хочешь, чтобы я была непослушной?
— Меня не возбуждает и непослушание тоже.
— А что тогда тебя… возбуждает?
«Страсть», — хотелось сказать ему. Знать, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя, не потому, что это твой долг или потому, что в конце концов у нас будет ребенок, а потому, что ты хочешь разделить со мной удовольствие и никогда меня не покинешь. Но он не мог этого сказать, потому что в следующее мгновение она начнет разыгрывать все это, и это закончится только детьми и слезами.
Он искал ответ, чтобы положить конец всему этому разговору. Он чувствовал себя беспомощным, нерешительным, неуверенным в себе: он не узнавал эту версию самого себя. Откуда-то снизу
