Дезертир - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленькие глаза блеснули — гигант принял вызов.
— Зачем? А вы спросите у вулкана, зачем он извергается! Спросите ураган! Или вы думаете, что я это все придумал? Захотел — и взял Тюильри, захотел — сверг Короля…
— Это сделала чернь, — перебил я. — Толпа, для которой просто пожалели картечи! Но вы были вождем! Вы — а не кто-то другой!
Титан шумно вздохнул:
— Ничего-то вы не поняли, господа «белые»! Десять столетий вы дразнили народ, доводили его до бешенства, а когда наконец вулкан проснулся и рванул к гребаной матери, бросились к потокам лавы со своими шпажонками. Я… Мы смогли хотя бы ненадолго обуздать вулкан, чтобы Франция не превратилась в груду пепла. В августе Париж мог стать пустыней — и мы спасли город. В октябре пустыней могла стать вся Франция — и мы спасли Францию. Кто мог сделать больше? Кто, скажите? А потом я просто ушел и теперь хочу одного — чтобы вся эта сволочь оставила меня в покое. Или вы тоже думаете, что Жорж Дантон хотел стать тираном? Я покачал головой:
— Нет! Вы не хотели стать тираном. Но почему так? Ведь народу, вашему народу, теперь живется в сто раз хуже, чем при Короле! Вы же умный человек…
Он ответил не сразу; наконец по его грубому, словно высеченному из темного камня лицу промелькнула усмешка.
— Где вы все были весной 89-го? Тогда все можно было устроить без крови. Как мы все тогда надеялись! А теперь — поздно. У всего есть свои законы, гражданин «аристо». У Революции — тоже. Волна дойдет до конца — и лишь потом начнется откат. Надо сделать так, чтобы уцелело хоть что-нибудь. Неужели вы думаете, что сможете вернуть старый порядок? Его уже нет, есть новая страна и новые люди…
— И эти «новые люди», господин Дантон, скоро захотят прикончить вас, — перебил я. — И вам придется бежать без оглядки из этой вашей «новой страны»!
— Францию не унесешь на подошвах сапог! — Титан выпрямился, и мне стало не по себе от его взгляда. — Я останусь, черт побери! Меня можно убить только вместе с Революцией! Я — Жорж Дантон, сударь! Эти шакалы не посмеют…
Мне было что возразить, но я внезапно заметил — Демулен и Вильбоа стоят рядом, вслушиваясь в каждое наше слово. Камилл был бледен, губы Шарля беззвучно шевелились, словно он хотел что-то сказать, но не решался.
Титан улыбнулся, грузно шагнул вперед, обнял друзей за плечи:
— Смелее, смелее, старые кордельеры!36 Мы еще повоюем! Мы покажем этому господину, что такое люди 92-го года! А если придется подохнуть, то умрем не хуже, чем добрый санкюлот Иисус! Мне ведь как раз тридцать три, правда, Камилл?
Странно, но в этот миг он не показался мне святотатцем. Словно этот адвокат из Арси-сюр-Об имел право сравнивать себя с Тем, Кто когда-то пришел к людям, чтобы спасти всех Своей кровью…
Чтобы не опоздать, я прибыл к кладбищу Невинноубиенных Младенцев заранее и теперь неторопливо прогуливался возле ворот, радуясь, что догадался купить теплый шарф. Очередной день месяца фримера выдался поистине зимним. Под ногами потрескивал лед, покрывавший замерзшие лужи, а из низких туч неспешно падали колючие снежинки. Да, рано начинается зима в этом году — от Рождества Христова 1793-м, от основания же Республики, Единой и Неделимой, — Втором…
Шарль появился внезапно. Почему-то думалось, что он подъедет в фиакре, но Вильбоа просто вынырнул из-за ближайшего угла, причем так быстро, что я даже вздрогнул от неожиданности.
— Заходил в местный Наблюдательный комитет, — пояснил он, когда мы обменялись приветствиями. — Надо было зарегистрировать пропуск. Граждане попались весьма бдительные, но подпись Жоржа их успокоила… Вы уверены, что мы поступаем верно?
Я пожал плечами:
— Если мы решили распутать это дело, то пока другого пути нет. В конце концов, наберетесь впечатлений для очередной статьи… Кстати, что это у вас?
«Это» висело у пояса. Шпага — короткая, в темных кожаных ножнах. Вильбоа несколько смутился:
— Я подумал… Наверно, смешно выгляжу? — Отнюдь! — я невольно улыбнулся. — У вас очень воинственный вид. Так и хочется назвать вас «де Вильбоа». Разрешите?
Эфес пришелся как раз по руке. Внезапно я понял, что соскучился по тонкому стальному жалу. Рука дрогнула, и я еле удержался, чтобы не сделать выпад — быстрый, неотвратимый, как меня когда-то учили. Да, я умел фехтовать! Я очень хорошо фехтовал когда-то, и теперь тело само напоминало об этом…
— Испанская, — сообщил я, возвращая шпагу. — Похоже, середина прошлого века. Хороша в ближнем бою, но против настоящей итальянской слабовата.
— Вас ничем не удивишь, Франсуа, — развел руками Шарль. — Действительно испанская, еще моего прадеда… Мы что, ждем кого-то?
— Нашего друга из прерий, — напомнил я. — И если я не ошибаюсь, этот фиакр…
Фиакр неспешно вынырнул из-за угла. Послышалось громкое «Тпру-у!», коляска остановилась…
— Или у меня что-то со зрением, — невозмутимо заметил Вильбоа, — или это не гражданин д'Энваль.
«Скорее всего второе», — хотел ответить я, но ограничился лишь неопределенным «Н-да!» Ибо тот, кто приехал… Вернее та, что приехала…
— Мерзнете? — Очки гражданки Тома блеснули. — Так вам и надо! В дальнейшем обещаю вам горячку и скоротечную чахотку, а также…
— Мадемуазель! — восхитился я. — Вас ли мы имеем счастье лицезреть?
— Меня! — Очки вновь блеснули. — Прежде всего хочу сказать, что Альфонса я с вами не пущу! У него насморк, и вообще не с его здоровьем заниматься подобными глупостями! А вы…
Мы с Шарлем переглянулись.
— Мадемуазель! — повторил я. — Надо ли понимать, что вы связали беднягу Альфонса…
— Всего лишь заперла! А вы… Хороша парочка — один только что с того света, по второму больница плачет! Как врач, я строжайше запрещаю вам даже думать о каком-то там подземелье…
Мы учтиво поклонились, Вильбоа даже шаркнул ногой.
— В общем, я приехала забрать вас отсюда… Я поймал ее руку с грозно воздетым кулачком и поднес к губам. Гражданка Тома резко отшатнулась, и внезапно я заметил в ее глазах слезы.
— Ну почему меня никто не хочет слушать?! Если б я была мужчиной, вы бы не смели так себя вести! Вы… Вы… Вы издеваетесь!
Внезапно мне вновь захотелось погладить ее по коротко стриженным волосам — как тогда, в часовне. Маленькая девочка, которая играет в доктора и обижается на взрослых, не принимающих ее игру всерьез.
— Юлия, мы все равно туда направимся, — как можно спокойнее заметил я. — Это такая же данность, как эпидемия чумы…
— Вы хуже, Франсуа Ксавье! — огрызнулась девушка. — А от вас, гражданин Вильбоа, я такого, признаться, не ожидала! Ну что вы там забыли?
Мы вновь переглянулись.
— Пару недель назад гражданин Люсон зашел к вам в часовню и сказал, что требуется помощь, — негромко проговорил Шарль. — Считайте, что история повторяется.
— Вы серьезно? — Похоже, она растерялась, но быстро пришла в себя. Очки вновь вызывающе блеснули. — Я вам верю, граждане, поскольку у вас обоих удивительная способность нарываться на неприятности. А посему иду с вами, и посмейте только со мною спорить!
— Хорошо! — решил я. — Врач может понадобиться, и кроме того, вы сможете показать нам часовню.
Надеюсь, мадемуазель, вам не надо намекать, что впредь мои приказы следует выполнять беспрекословно? Она фыркнула и топнула ногой: — Мужлан! Я куда охотнее буду слушать приказы гражданина Вильбоа!
Шарль улыбнулся, чем подлил масла в огонь.
— Вы оба — больные! Вы обязаны слушаться врача, и… и… Хорошо, я согласна, но отныне буду думать о вас еще хуже, хотя это почти что невозможно! Жаль, что я не мужчина и не могу вызвать вас на дуэль! Ну, чего вы стоите? Решили схватить горячку прямо здесь?
Впереди, сколько хватал глаз, тянулись долгие ряды серых надгробий. Ни деревца, ни кустика — только камни, старые, покрытые трещинами и полустертыми надписями — и совсем новые. Некрополь. Город мертвых.
— Сюда! — осмотревшись, определил Вильбоа, когда мы миновали ворота.
«Сюда» относилось к невысокому строению, несколько напоминавшему сторожку. Однако двери оказались обиты толстым железом, а у порога скучал небритый парень в знакомой синей форме.
— Назад! — буркнул он, не поднимая глаз. — Запрещено, граждане!
— У нас пропуск… — начал было Вильбоа, но «синий» не желал слушать:
— Я сказал — назад! — Старое, плохо чищенное ружье дернулось, черный зрачок ствола смотрел в нашу сторону. — Ходят всякие! Приказ Коммуны…
Дверь приоткрылась, и оттуда выглянул другой гвардеец, держа мушкет наперевес.
— Смирно! — негромко скомандовал я, чувствуя омерзение при виде этого сброда, смевшего надеть форму. Пусть вражескую — все равно.
— Чего «смирно»?! — возмутился было первый. — Не старый режим!..
— Молчать! — Внезапно меня охватило холодное бешенство. — Оружие к ноге! Руки по швам, негодяи! Вздохнете — пристрелю!
