Дезертир - Андрей Валентинов

Гипсовые штольни кончились. Теперь мы шли среди черных ровных стен. Свет фонарей отражался в тысячах мелких блесток, покрывавших камень. На этот раз мы не следовали каким-то определенным проходом. Сурда вел напрямик — через переплетение штолен, с удивительным искусством находя дорогу в черном хаосе. Можно было догадаться, что бывший королевский лейтенант проводит в катакомбах немало времени.

Вильбоа и Юлия шли чуть сзади, явно давая нам с Николя возможность поговорить. Но я решил не спешить с вопросами. Сурда молод, разговорчив, а значит, и сам подскажет, о чем спрашивать.

— Признаться, мы уже не ожидали увидеть вас живым, — начал он, как только мы покинули зал. — О гибели армии Святого Сердца «синие» твердят на каждом перекрестке… Маркиз де Руаньяк жив?

— Он погиб. Гильотинирован в Лионе.

Я вновь увидел огромную площадь, залитую мягким осенним солнцем. Помост, высокий широкоплечий человек в белом солдатском мундире с ярко-красным пятнышком на груди — знаком Сердца Христова…

— Сволочи! — парень скрипнул зубами. — А Жан? Виконт Пелисье?

— Тоже…

Отвечать было тяжело. И не только потому, что я видел, как погибли эти храбрые люди. Где-то там, совсем близко, притаилась и моя смерть — смерть по имени Бротто.

— Это ужасно! — вздохнул Сурда. — Господи, ну почему так вышло? Смерть Христова! Мы все так верили, что Лион сумеет продержаться до прихода войск Конде! А главное — без Руаньяка будет в сто раз труднее. Без него — как без знамени…

Я вспомнил разговор с гражданами из Комитета общественной безопасности. Похоже, они того же мнения. Недаром армия Святого Сердца пытается скрыть смерть командующего.

— Такого, как он, уже не найти, — с горечью продолжал лейтенант. — Преданного Королю, смелого — и жестокого…

Внезапно я почувствовал боль — прямо в сердце.

— По-вашему, жестокость — достоинство? Сурда покачал головой:

— Понимаю. Сам такой! Представьте, не могу заставить себя выстрелить в безоружного. А в нашей войне надо быть беспощадным, как Руаньяк. На кровь отвечать кровью! Смерть Христова, только так! То, что он расстреливал не только «синих», но и всех, кто им помогал, вешал комиссаров, убивал тех мерзавцев, что предали Церковь и присягнули Конвенту, — это правильно. Предатель Ла Файет38 был его другом — но он приговорил негодяя к смерти! Только так можно победить!

«Патриоты пьют кофе, Франсуа!» Мари Жильбер дю Матье маркиз де Ла Файет… Выходит, Руаньяк был тоже с ним знаком? И, похоже, не просто знаком…

— Жаль, Ла Файет не попал к вам в руки. А то чертовы австрийцы никак не решатся сунуть этого предателя в петлю…»

— Погодите! — не выдержал я. Слушать такое я не мог. Мальчишка слишком легко говорил о смерти. Конечно, он ведь знаком с ней только понаслышке! Неужели Руаньяк и вправду был таким? Но я уже знал — да, именно таким. А что же делал я? Я — прежний, каким я был до того солнечного дня в Лионе?

Вокруг был по-прежнему черный камень, и оставалось лишь удивляться, как лейтенант находит дорогу. Перекресток, еще один, поворот… Я мельком оглянулся — Вильбоа вел Юлию под руку, а та испуганно поглядывала по сторонам. Немудрено! В этом каменном чреве неуютно даже таким, как я!

— Постойте! — Вовремя вспомнился список на пергаментной бумаге. — Мне нужно встретиться с Поммеле…

— Конечно! — ничуть не удивился Сурда. — Он скоро вернется из Бордо. Смерть Христова! Вот нервы у человека! Я бы на его месте придушил это подлеца Тальена, как только увидел…

Поммеле — помощник Тальена, Вильбоа, кажется, упоминал об этом. Похоже, именно Поммеле здесь главный. Лейтенант — птица мелкая, исполнитель…

— И еще… — я перешел на шепот. — Все мои связи исчезли. Вы… вы не могли бы помочь?

— Охотно, — также шепотом откликнулся Сурда. — Назовите имя, адрес…

— «Синий циферблат», — решился я. — Кабачок на площади Роз. Там…

Уточнять я не стал. Вдруг этот смелый парень знает? Ведь кто-то же помогал мне в Париже!

Сурда помолчал, припоминая, затем вздохнул:

— Нет. Никогда там не был. Поммеле тоже ничего мне не говорил. Но я съезжу, узнаю…

Сердце вновь ударило болью, и я невольно удивился. Странно, я, мертвый, чувствую это. Впрочем, и такое бывает. Фантомная боль — как в ампутированной ноге, в оторванном пальце. Призракам тоже бывает больно…

— Не надо, — с трудом выговорил я. — Там уже никого нет.

Я прикрыл глаза. Напрасно, все напрасно! Я почувствовал, что свет фонарей начинает гаснуть, тьма густеет, становится вязкой, горячей…

— Господин дю Люсон! Смерть Христова, что с вами?

Очнувшись, я сообразил, что стою, прислонившись к сырой холодной стене, а все остальные окружили меня, растерянно переглядываясь.

— Ничего, — с трудом выговорил я. — Пошли.

— Тоже мне, ничего! — возмутилась Юлия. — Вам надо срочно в больницу! Господин Сурда, если вы имеете на этого самоубийцу хоть какое-то влияние…

Вильбоа молчал, но внезапно я уловил его взгляд — странный, настороженный…

— Отставить! — выдохнул я. — Мадемуазель! С завтрашнего дня я в вашем полном распоряжении. Может быть…

Возмущенное фырканье было ответом. Но я уже пришел в себя. Надо идти. Уже близко.

Стены вновь посветлели, но это был уже не гипс, а известняк. Слева и справа стали попадаться ниши, а над проходом снова появились номера. Проход вильнул, и тут же послышался радостный вопль гражданки Тома:

— Ага! А вы не верили! Все, как я говорила! Спорить не стоило, тем более что мы действительно пришли.

…Ни ступенек, ни арки. Черное неровное отверстие, низкое, едва в человеческий рост. Наверху — странный рельеф, почти полностью стесанный еще в давние годы. Почему-то показалось, что когда-то это была птица — огромный орел, распластавший широкие крылья.

— Прошу! — лейтенант Сурда улыбнулся. — Часовня Святого Патрика! Признаться, не понимаю, что тут интересного…

— А это дорога назад! — весьма невежливо перебила гражданка Тома, подбегая к одному из проходов. — Я вспомнила! Вспомнила!

Николя вновь усмехнулся:

— Совершенно верно, мадемуазель! Заблудиться здесь, признаться, мудрено… Сударыня! Господа! С вашего разрешения… Мне надо срочно вернуться…

— Конечно, — кивнул я. — Большое спасибо, лейтенант! Как мне вас найти?

— Как обычно, — крайне удивился Сурда. — Адрес надежный… На крайний случай, — он оглянулся и перешел на шепот, — здание бывшего Морского министерства. Сторож Жюль Беко. Спросите меня или Пьера Леметра…

Мы обменялись поклонами, и лейтенант исчез в одном из проходов.

— У вас очень полезные знакомые, гражданин Люсон, — заметил Вильбоа, до этого внимательно разглядывавший рельеф над входом.

— Зазнайка и хлыщ! — возмущенно бросила Юлия. — В свое время он еще смел за мной ухаживать! Мой батюшка перестал пускать его в наш дом…

Я вспомнил беднягу индейца, рассудив, что лейтенанту еще повезло.

— А теперь господина Сурда разыскивают все секции Парижа, — прибавил Вильбоа. — Между прочим, он вне закона. Вначале я сомневался, но когда заметил шрам… Знаете, Франсуа, мне показалось, что сей господин — какой-нибудь лигист, заблудившийся здесь два века назад… Впрочем, к месту он нас доставил. Вы не находите, что это не очень похоже на часовню?

Спорить не приходилось. Орел над входом — странная визитная карточка — даже для святого Патрика.

— Остается войти, — рассудил я. — Шарль, на всякий случай держите пистолеты под рукой.

Но оружие не понадобилось. Узкий неровный проход был пуст, под ногами скрипел битый известняк, а на стенах я заметил странные надписи — не по-французски, но и не на латыни. Впрочем, останавливаться мы не стали. Проход резко расширился…

— Однако, — растерянно заметил Вильбоа. — Если это часовня…

Длинный зал, высокие своды, сходящиеся под самым потолком. Серые стены с жалкими остатками побелки. Всюду битый камень…

Фонари отогнали тьму, и она забилась в дальний угол, туда, где должен быть алтарь. Мы не спешили. Вильбоа медленно осматривал стены, поднося фонарь вплотную к неровному камню. Наконец он хмыкнул:

— Смотрите!

Мраморная плита, врезанная в серый известняк. Здесь уже работали не зубилом, а тонким резцом. Лик святого был спокоен и строг. Благословляющий жест руки, контур нимба над непокрытой головой…

— Здесь надпись… — Вильбоа осторожно провел пальцами по мрамору. — Латынь… Какая-то странная латынь. «В Лето Господне 1425-е освящен сей храм…»

— «…Именем святого Патрика, крестителя Бретани, Ирландии и народа дэргского, — нетерпеливо перебила Юлия, заглядывая через его плечо. — Да будет сие бывшее капище служить Христу, святому Патрику и…» Не понимаю…

— «Высокому Небу», — негромко закончил Вильбоа, поворачиваясь ко мне. — Помните, Франсуа?

Я кивнул. Высокое Небо, которое чтили дэрги. Дэрги, обычно именуемые лограми…