Записки прапорщика - Дмитрий Оськин

- Надо полагать, повсюду, - согласился Блюм.

- Страшно жаль, Владимир Иванович. Так много пришлось бросить имущества, которое полк накопил за год. Мы смогли погрузить только самое главное. На всякий случай я оставил в Гайзарудах взвод нестроевой роты с несколькими фурманками, приказав охранять оставленное имущество и, если явится возможность, нанять крестьянских лошадей, чтобы присоединиться к полку. Если же ничего не выйдет, распорядился все облить керосином и сжечь.

- А что же там оставили?

- Много, Владимир Иванович. Две тысячи одного суконного обмундирования. Около трех тысяч пар сапог. Шестьсот пудов сахара. Вагонов пять муки...

В голосе Максимова послышались слезы. Видя нас мокрыми, грязными, Максимов спросил:

- А что же вы, разве пешком?

- Пешком, Сергей Максимович.

- Голубчики, как же это так? Садитесь с нами.

- Куда же к вам. Вас тут двое, да мы вдвоем.

- А мы потеснимся. Владислав, Владислав! - оборачиваясь назад, закричал Максимов.

Владислав, денщик Максимова, с медлительной важностью подошел к коляске Максимова.

- Где коляска капитана Степанова?

- Позади, господин капитан.

- Прикажи, чтобы сейчас была здесь.

Подъехала коляска Степанова. Степанов, помощник командира полка, имел собственный экипаж. Блюм поместился с Максимовым, а мы с Вишневским перешли в экипаж Степанова. - Куда же мы едем, Оленин? - спросил Вишневский, покручивая свои гусарские усы.

- Вам должно быть известно, Федор Михайлович.

- Ни черта не понимаю. Я только что был в Киеве, привез оттуда вина для офицерского собрания, и вы знаете, какая досада, успел захватить с собой только один ящик, все остальное пришлось бросить.

- Но из оставшегося хватить успели?

- Хватил так, что и сейчас башка трещит.

- Не осталось ли чего?

- Сейчас Владислава позову. Владислав, Владислав! Денщик Максимова вырос перед нашей коляской.

- Там в задке максимовского экипажа две бутылки портвейна, притащи-ка сюда.

Через мгновение Владислав притащил две бутылки вина.

- Как же пить, Федор Михайлович? Стаканов-то нет.

- А так, из горлышка.

- Неудобно, Федор Михайлович.

- Погоди, сейчас раздобудем. Ездовой, у тебя фляжка есть?

Солдат протянул фляжку.

- А вот что к фляжке полагается, корытце это самое?

- У меня кружка есть, господин капитан.

- Давай кружку.

Вишневский налил в кружку немного вина, сполоснул и, наполнив до краев, протянул мне.

- Пейте сами.

- Я уже достаточно выпил. Гостя надо попотчевать.

Я отказываться не стал и выпил полную кружку, которая вмещала почти полбутылки. Остальное Вишневский выпил сам.

Почти бессонная ночь, холодный душ, мокрое платье - все это так подействовало, что от кружки вина меня стало клонить ко сну, и тут же, в экипаже, я заснул. Сквозь сон чувствовал, что мы потихоньку движемся вперед. Проснулся от толчка. Остановились.

- Почему не едем? - обратился я к Вишневскому.

- А черт их знает! Там впереди какая-то катавасия. Вдоль обоза мчался ординарец.

- В Тарнополь нельзя, - заявил он Максимову, останавливаясь около нашей коляски. - Приказано всем свертывать влево, на Збараж.

Максимов посмотрел на карту.

- Збараж километрах в семи отсюда, - сказал он. - Давайте не будем дожидаться всего обоза, выедем самостоятельно.

Мы не возражали. Максимов вызвал старшего по обозу, приказал ему разведать дороги, ведущие на Збараж, и протолкнуть обоз по этой дороге. Старший фельдфебель Петухов проехал вперед и вскоре вернулся доложить, что через две хаты от нашей стоянки имеется полевая дорожка, ведущая на Збараж.

- Поедем по ней, - распорядился Максимов.

Свернули влево, оставив остальные тыловые части дожидаться распоряжений о дальнейшем движении. Не доехав до Збаража километра три, въехали в большое село, расположенное на большой, вьющейся красивой лентой речке.

- Здесь остановимся отдохнуть, - предложил Максимов. - Пока остальные подойдут, успеем занять лучшие помещения.

Обозные верховые ординарцы вернулись с докладом, что, к сожалению, почти все селение занято частями гвардейской дивизии.

- Какой дивизии? - спросил Максимов. - Уж не теми ли христопродавцами, которые в наступление отказались идти? Гнать их к черту!

Ординарцы улыбнулись.

- Там целая дивизия, а нас только обоз, господин капитан, скорее нас смогут прогнать.

- Гнать к черту, к черту! Я сейчас сам пойду!

Максимов легко спрыгнул с коляски и торопливо зашагал к ближайшей хате, в которой размещались несколько гвардейских солдат.

- На каком основании! Марш на позицию! Я вас! Солдаты не выдержали натиска Максимова, покорно собрали свои вещевые мешки и вышли из хаты.

- Здесь и остановимся, - заявил Максимов. - А обоз пусть построится за деревней на лугу. Пусть люди варят себе пищу.

Придя в хату, я не стал дожидаться приготовления завтрака, о котором распорядился Максимов, а сразу завалился спать. Проспав часа четыре сряду, я проснулся. На улице шумел Максимов, ругая гвардейцев.

- Гвардия, - кричал он, - гордость русского царя! Шкурники, предатели, христопродавцы, сторонники немцев! Видите, что делается на фронте?

Слушателями Максимова были одни солдаты. Но вскоре к солдатам присоединились несколько гвардейских офицеров-прапорщиков.

- Чего вы кричите, господин капитан? - обратился один из них к Максимову. - Мы не шкурники и, когда надо, сумеем постоять за революцию.

- Вон вас надо гнать! Расформировать! Честь забыли, а еще офицеры, погоны носите! - набросился на прапорщиков Максимов.

- Вы потише, капитан, ведь наша дивизия вооружена.

- А, ваша вооруженная дивизия может на одного капитана напасть?! Стыдитесь, прапорщик!

Прапорщик пожал плечами:

- Чего вы, Сергей Максимович, волнуетесь?

- Христопродавцы, антихристы, гвардейцы еще! Вам только бы на парадах щеголять, а на войну поехали - сразу сдрейфили. Зато на парадах: пехота, не пыли! - возбужденно кричал Максимов. - К черту, к черту, немедленно очистить деревню! - кричал он вдогонку уходившим прапорщикам. - Я вас...

- Сергей Максимович, что вы с ними можете сделать?

- Что сделать? Выпороть их, мерзавцев!

То ли речь Максимова повлияла, то ли распоряжение было у гвардейских офицеров, но они вывели своих людей из хат, построили и двинулись куда-то дальше.

- Сергей Максимович, - обратился я к Максимову, - нельзя ли у вас шинель достать? Продрог я, как черт, сегодня ночью. Где моя шинель - не знаю. Все вещи потерял.

- Голубок, голубок, что же вы молчали? Владислав, Владислав! закричал Максимов своему денщику, которого поблизости, однако, не было.

Вместо Владислава подошел один из обозных.

- Шинель поручику Оленину!