Записки прапорщика - Дмитрий Оськин

- Все уходят, - говорил Блюм. - Я на всякий случай перевязочный отряд тоже свернул и выслал из деревни. Какие будут распоряжения?

Соболев ему ответил, что об отступлении приказа у него нет, и он считает всю эту панику напрасной.

- Штаб дивизии уже выехал, - доложил ему Блюм. - Думаю, вас просто забыли известить. Блюм бросил трубку:

- Вы знаете, что произошло?

- Ничего не знаю. Говорят, прорван фронт где-то около Манаюва и уже взят Олеюв. Я слышал это от полкового ординарца.

- Я тоже ничего не знаю. Штаб дивизии снялся. Музеуса нет. Он вызван в штаб корпуса, и вот без него такая катавасия. Попробую все-таки еще раз спросить Соболева. - Блюм опять нажал кнопку телефона, но никто не отвечал. - Ну, значит, телефон или перебили, или снимают. Поедемте!

- А на чем?

Блюм ударил себя ладонью по лбу.

- А ведь ехать-то действительно не на чем! Отряд отправил, а мой денщик вчера уехал, кажется, с вашим Ларкиным в обоз за фуражом. - Он посмотрел на свои пожитки. - Ну, черт с ним, пускай и самовар тут остается!

Блюм захватил с собой только маленький саквояжик, и мы бросились догонять перевязочный пункт. Догнали его уже в конце деревни, где начиналось небольшое болото. У моста через речку получилась пробка, потому как каждая из повозок стремилась выбраться из деревни первой.

Объехать мостки не представлялось возможным: по сторонам было хотя и небольшое, но топкое болотце, через которое не только нельзя проехать на лошади, но и пройти пешему.

Тяжелая брань висела в воздухе.

- Чего там передние канителят? - кричали сзади. - Австрийцу, что ли, сдаваться хотят?

А передние не могли выбраться с мостков, так как несколько повозок, въехавшие одновременно, накрепко сцепились друг с другом.

Мы с Блюмом протискались вперед. На мостках оказалась повозка с вещами Блюма, которой правил его денщик Ерохин.

- Ерохин, чего ты тут путаешься? - в сердцах крикнул Блюм.

- Владимир Иванович, никак не отцеплюсь!

- Так к черту колеса, руби их!

- А как же дальше-то без колес ехать?

- Починишь!

- А когда чинить?

- Ну, не болван ли ты, Ерохин? Сколько времени стоишь на мосту!

- Почитай, час целый.

- За час можно новые колеса сделать!

- Подите-ка сделайте. А ежели еще ось сломают, куда дальше тронешься? Ну, ты! - крикнул Ерохин на лошадь, изрядно постегивая ее кнутом.

Лошадь дернула, но повозка осталась на месте.

- Эх, Ерохин, Ерохин, чудак ты! Вместо того чтобы ругаться, обратился Блюм к сопровождавшим повозки обозным солдатам, - вы бы подняли одну повозку на руки и расцепились.

- А ведь правду доктор-то говорит!

Несколько человек обозников подошли к застрявшим повозкам, подняли одну вверх. Лошади почувствовали облегчение, тронулись вперед, и повозки легко выкатились на другой берег. Ожидавшие в пробке с гиком погнали свои повозки вперед.

- Тише, тише! - кричал на них Блюм. - Опять, черти, застрянете. По очереди переезжайте!

Серьезный тон Блюма подействовал отрезвляюще. Прежде чем въехать на мост, обозники слезали со своих повозок, бережно брали под уздцы лошадь и потихоньку переходили мосток. Мы в течение двадцати минут стояли около моста, помогая обозникам переезжать без паники и затора, а затем отправились пешком вслед за повозками.

На пути попалась небольшая деревушка, в садах которой были сложены запасы артиллерийских снарядов.

- Интересно, что со снарядами будут делать? - обратился ко мне Блюм.

- Давайте спросим у артиллеристов.

Мы подошли к группе солдат, охранявших запасы.

- Вы знаете, - обратился к ним Блюм, - что армия отступает?

- Никак нет.

- Разве у вас нет телефона?

- Телефон-то есть, да он не работает.

- Отступают, - сказал Блюм. - Вам тоже надо уходить.

- А со снарядами как?

- У вас же должны быть какие-нибудь инструкции, что делать со снарядами, если отступают.

- Инструкции нет. Распоряжение было, что в случае отступления взрывать.

- Так взрывайте.

- Взорвать-то легко, а вдруг отступления-то нет никакого? Как же без распоряжения?

- Чудаки вы! Разве не видите - уходим.

Мы так и не убедили солдат, что лучше двести тысяч снарядов взорвать, чем отдать неприятелю.

Вечереет. Солнце большое и красное. С севера наползают дождевые тучи.

- До каких пор идти-то будем? - обратился я к Блюму. - Связи нет, так можно, не останавливаясь, до самого, что называется, Волочиска докатиться.

- До Волочиска не дойдем. Очевидно, где-нибудь около Стыри застрянем.

Послышался звук мотора.

- Штабные на автомобиле удирают, - сказал я Блюму, обращая его внимание на шум мотора.

- Какие там штабные? - обернулся он ко мне. - Штаб дивизии ушел раньше нас. Не аэроплан ли?

Мы оглянулись и со стороны австрийских позиций заметили несколько аэропланов.

- Австрийские, - задумчиво произнес Блюм. - Видите, кресты на крыльях.

Для меня было ясно: аэропланы производят разведку отступления русских войск. При приближении к нашим обозным колоннам они снизились настолько, что их можно было бы сбить ружейным огнем.

- Интересные птицы, - проговорил Блюм. - Парят себе в воздухе спокойно. Видят далеко. Жаль, что у нас авиация слаба.

Мы остановились, следя за полетом аэропланов. Сделав несколько кругов, они начали быстро снижаться над нашим обозом и спустились настолько, что можно было видеть летчиков.

- Жаль, винтовки нет, - сказал Блюм. - Обстрелять бы...

Обозники повскакивали со своих повозок, стараясь укрыться под ними от взоров неприятельских летчиков. С аэропланов затрещали пулеметы. Лошади бешено понеслись. Люди побросали лошадей и рассыпались по полю мелкими кучками.

- Ложитесь! - крикнул мне Блюм и ничком бросился на землю.

- Лучше ли будет? - спросил я, опускаясь на землю.

Шагах в десяти от Блюма я приник к земле в полной уверенности, что наступили последние минуты моей жизни, но обстрел с аэропланов продолжался недолго. Австрийские самолеты минут пятнадцать кружили, точно коршуны, над нашим обозом. Большое "мертвое пространство", получающееся при вертикальной стрельбе, не позволило австрийцам вести меткий огонь. Пули ложились далеко в поле.

Потом обозники долго собирали лошадей с повозками.

- С аэропланным крещением! - сказал мне, смеясь, Блюм.

- Спасибо, и вас с тем же. По совести говоря, не хотел бы еще раз пережить подобные ощущения. А ведь и в штыковых атаках бывал...

- Я тоже в такой переделке первый раз, - ответил Блюм. - В аэропланном обстреле интересно одно: он приносит лишь моральный урон и почти никакого физического. Вы видели, сколько времени стреляли по нас? Однако не только убитых нет, но даже раненых. Нужно быть весьма и весьма метким стрелком, чтобы уязвить при вертикальном обстреле движущиеся по земле цели. При стрельбе сверху пулемет может поразить лишь тот объект, который попадает непосредственно в сферу его действия, точно град в летнюю пору.