В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин

Наконец, в купе вагона вскочил сосед их англичанин с флаконом спирта в руке и тыкал его Глафире Семеновне в нос, тоже бормоча что-то и по-французски, и по-английски, и по-немецки.

В компании англичанина

Нашатырный спирт и одеколон, принесенные англичанином, сделали свое дело, хотя Глафира Семеновна успокоилась не сразу. Придя в себя, она тотчас же набросилась на мужа, что он не разбудил ее перед таможней и не предупредил, что будет осмотр вещей, и награждала его эпитетами вроде «дурака», «олуха», «пьяницы».

– Душечка, перед посторонними-то! – кивнул Николай Иванович жене на англичанина.

– Эка важность! Все равно он по-русски ничего не понимает, – отвечала та.

– Но все же по тону может догадаться, что ругаешься.

– Ах, мне не до тону! Я чуть не умерла со страха. А все вследствие тебя, бесстыдника! Знать, что я так настроена, жду ужасов, и не предупредить! А тут вдруг врывается целая толпа зверских физиономий в фесках, с фонарями.

– И вовсе не толпа, а всего трое, и вовсе не ворвались, а вошли самым учтивым, тихим образом, – возражал Николай Иванович. – Уж такого-то деликатного таможенного чиновника, как этот турок, поискать да поискать. Он сам испугался, когда увидал, что перепугал тебя.

– Молчи, пожалуйста. Болван был, болваном и останешься.

– А что же, не деликатный, что ли? Даже осматривать ничего не стал, а сунул мне в руку ярлычки, чтобы я сам налепил на наши вещи. На вот, налепи на свой баул и на корзинку.

– Можешь налепить себе на лоб, – оттолкнула Глафира Семеновна руку мужа с ярлыками. – Пусть все видят, что ты вещь, истукан, а не муж пассажирки.

А англичанин продолжал сидеть в их купе и держал в руках два флакона. Глафира Семеновна спохватилась и принялась благодарить его.

– А вас, сэр, мерси, гран мерси пур вотр эмаблите… – сказала она.

– О, мадам!..

Англичанин осклабился и, поклонившись, прижал руки с флаконами к сердцу.

Это был пожилой человек, очень тощий, очень длинный, с длинным лицом, почему-то смахивающим на лошадиное, с рыже-желтыми волосами на голове и с бакенбардами, как подобает традиционному англичанину, которых обыкновенно во французских и немецких веселых пьесах любят так изображать актеры.

Николай Иванович насколько мог стал объяснять, почему такой испуг приключился с женой.

– Ле бриган!.. Сюр сет шемян де фер ле бриган – и вот мадам и того… думала, что это не амплуае де дуан, а бриган, разбойник.

– Oh, yes, yes… C’est ça… – кивал англичанин.

– Глаша… Объясни ему получше… – обратился Николай Иванович к жене.

– Иси иль я боку де бриган… – в свою очередь заговорила Глафира Семеновна. – Он ну за ли, ке иси грабят. Как грабят-то по-французски? – обратилась она к мужу, сбившись.

– Если уж ты не знаешь, так почем же мне-то знать! – отвечал тот. – Ну, да он поймет. Он уж и теперь понял. Ву саве, монсье, станция Черкеской?

– А! Tscherkeskoi! Je sais… – кивнул англичанин и заговорил по-английски.

– Видишь, понял, – сказал про него Николай Иванович.

– А мы без оружия. Ну сом сан арм… – продолжала Глафира Семеновна.

– То есть арм-то у нас есть, но какой это арм! Револьвер в сундуке в багаже. Потом есть кинжал и финский ножик. Вуаля. Мы не знали, что тут разбойники. Ну не савон па, что тут бриган. Мы узнали только на железной дороге. А знали бы раньше, так купили бы… Хороший револьвер купили бы…

– Ты напрасно разглагольствуешь. Он все равно ничего не понимает, – заметила Глафира Семеновна.

– Про револьвер-то? О, револьвер на всех языках револьвер. Ву компрене, монсье, револьвер?

– Revolver? Oh, c’est ça! – воскликнул англичанин, поднялся, сходил к себе в купе и принес револьвер, сказав: – Voilà la chose…

– Нет, нет, монсье! Бога ради! Же ву при оставьте! Лесе!.. – замахала руками Глафира Семеновна и прибавила: – Еще выстрелит. Не бери, Николай, в руки, не бери…

– Нет, он все понимает! – подмигнул Николай Иванович. – Видишь, понял и револьвер принес. О, англичане, и не говоря ни на каком языке, все отлично понимают! Это народ-путешественник.

Началась ревизия паспортов. Вошли два турецких жандарма в фесках и русских высоких сапогах со шпорами и с ними статский в феске и в очках и начали отбирать паспорта. Поезд продолжал стоять. Мальчишка-кофеджи из буфета разносил на подносе черный кофе в маленьких чашечках. Англичанин взял чашку и подал Глафире Семеновне!

– Prenez, madame… C’est bon pour vous… – сказал он и для себя взял чашку.

Взял чашку и Николай Иванович. Кофе был уже настоящий, турецкий: с гущею до половины чашки.

– Пускай этот англичанин в нашем купе останется. Я приглашу его… Втроем будет нам все-таки не так страшно этот проклятый Черкеской проезжать, – сказала Глафира Семеновна мужу и стала приглашать англичанина сесть. – Пренэ пляс, монсье, е ресте же ву, же ву зан при. Черкеской… Воля Черкеской. Е ан труа все-таки веселее. А у вас револьвер.

– Oh, madame! Je suis bien aise… – поклонился англичанин, прижимая револьвер к сердцу.

– А вот револьвер мете ан го, в сетку… – указывала она. – Он будет на всякий случай пур Черкеской. Ву конпрене?

Англичанин понял, поблагодарил еще раз, положил револьвер в сетку и сел. С пришедшим за чашками кофеджи начал он рассчитываться уже турецкими пиастрами, которых у него был наменян целый жилетный карман. Николай Иванович вспомнил, что у него нет турецких денег, а только болгарские, и просил англичанина разменять ему хоть пять левов. Англичанин тотчас же разменял ему болгарскую серебряную монету на пиастры и на пара, любезно составив целую коллекцию турецких монет.

– Смотри, какой он милый! – заметила мужу Глафира Семеновна и протянула англичанину руку, сказав: – Мерси, мерси, анкор мерси, пур ту мерси… Данке…

Разговаривали они, мешая французские, русские, английские и даже немецкие слова. Николай Иванович рассматривал новые для него турецкие деньги.

На станции Мустафа-Паша поезд стоял долго. Пришли в вагон таможенные сторожа и стали просить себе бакшиш, то есть на чай. Англичанин и Николай Иванович дали им по мелкой монете. Жандарм, принесший в вагон возвратить паспорта, тоже умильно посматривал и переминался с ноги на ногу. Дали и ему бакшиш. Англичанин при этом, осклабясь насколько мог при своем серьезном лице, рассказывал супругам, что Турция такая уж страна, что в ней на каждом шагу нужно давать бакшиш.

– Манже – бакшиш, буар – бакшищ, дормир – бакшиш, марше – бакшиш, партир – бакшиш, мурир – оси бакшиш! – сказал он в заключение.

Наконец поезд медленно тронулся со станции.