В гостях у турок. Юмористическое описание путешествия супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых через славянские земли в Константинополь - Николай Александрович Лейкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Большая лесная торговля здесь, – сказал прокурор своим спутникам. – Белова – город лесопромышленников. Отсюда отправляется лес и в Константинополь, и в Австрию. От Беловы мне с вами ехать всего шестьдесят шесть километров, семьдесят верст по-вашему, а затем Филиппополь – и прощайте.
– Так скоро? – удивился Николай Иванович. – В таком случае надо проститься набело и выпить на прощанье.
– Николай! Да побойся ты Бога! – вскинула на мужа умоляющий взор Глафира Семеновна.
– А что такое? Я Бога боюсь, как следует.
– Так как же можно напиваться на такой дороге, где разбойники даже поезда останавливают!
– Да не напиваться, а выпить на прощанье. Ведь в Турцию едем. А в Турции уж аминь насчет вина. Там оно и по магометанскому закону запрещено.
– Бесстыдный ты человек! – воскликнула Глафира Семеновна и отвернулась от мужа.
– И знаете, кто здесь главный скупщик лесов на сруб? – продолжал прокурор, чтобы замять начинающуюся ссору между мужем и женой. – Знаменитый еврей барон Гирш, устроитель аргентинской колонии для евреев. Эти леса правительственные, государственные. И он здесь скупил на сруб ни много ни мало тридцать пять тысяч гектаров. Много здесь есть, впрочем, лесов и частных владельцев.
Поезд отходил от Беловы. Прокурор продолжал:
– Через полчаса будет станция Татар-Басаржик. Перемена поездной прислуги. Турецкая прислуга заменит болгарскую.
– Как? И разговор уж будет по-турецки? – спросила Глафира Семеновна.
– Нет. Большинство говорит по-французски и по-болгарски. От станции Басаржик вплоть до Константинополя будете слышать французский язык. Вплоть до Басаржика лесная местность и область лесной торговли, а после Басаржика начнется область виноделия и рисовых полей.
– Ну, вот как не выпить винца, проезжая область виноделия! – сказал Николай Иванович и улыбнулся. – Нельзя же так игнорировать местности.
Глафира Семеновна сидела молча, отвернувшись к окну, и смотрела на мелькавшие мимо болгарские деревеньки, приютившиеся в лесистой местности, очень смахивающие по своей белизне на наши степные малороссийские деревни. Дорога спустилась уже к подошве гор, и снег, в изобилии бывший на горах, исчез.
Николаю Ивановичу очень хотелось выпить, чтоб поправить голову, но он боялся жены и заискивающе начал подговариваться насчет выпивки.
– Теперь на прощанье можно выпить чего-нибудь самого легенького, так чтобы и жена могла вместе с нами… – сказал он.
– Не стану я пить, ничего не стану, – отрезала Глафира Семеновна.
– Выпьешь, полстаканчика-то выпьешь за господина прокурора, – продолжал Николай Иванович. – У меня даже явилась мысль соорудить крушон. Шампанское у нас есть, белое вино есть, апельсины и лимоны имеются, вот мы это все и смешаем вместе.
– Гм… Вкусно… – произнес прокурор, улыбнувшись и облизываясь. – А в чем смешаете-то?
– А угадайте! Голь на выдумки хитра, и я придумал, – подмигнул Николай Иванович. – Ну-ка, ну-ка? Я вас еще помучаю.
– В стаканах?
– Какой же смысл в стаканах? Тогда это будет не крушон. А я крушон сделаю, настоящий крушон. В Москве-то ведь вы живали?
– Живал, – ответил прокурор. – В гимназии в Москве учился и университетский курс по юридическому факультету проходил.
– Ну, так в Москве в трактирах из чего купцы пьют вино на первой неделе Великого поста, чтоб не зазорно было пить перед посторонними? – задал вопрос Николай Иванович.
– Ей-богу, не знаю, – отрицательно покачал головой прокурор.
– Из чайников, милый человек, из чайников. Из чайников наливают в чашки и пьют. Будто чай распивают, а на самом деле вино. Так и мы сделаем. Металлический чайник у нас есть – вот мы в металлическом чайнике крушон и устроим. Каково? – спросил Николай Иванович.
– Действительно, изобретательность богатая. Да вы, мой милейший, нечто вроде изобретателя Эдисона! – воскликнул прокурор.
– О, в нужде русский человек изобретатель лучше всякого Эдисона! – похвалялся Николай Иванович. – Глафирушка, нарежь-ка нам апельсинов в чайник, – обратился он к жене.
– Не стану я ничего резать! Режьте сами! – огрызнулась Глафира Семеновна. – У меня голова болит.
– Нервы… – пояснил Николай Иванович. – А уж когда нервы, тут, значит, закусила удила и ничего с ней не поделаешь.
– Не хотите ли антипирину? У меня есть несколько порошков, – предложил прокурор.
– Не надо… А впрочем, дайте…
Прокурор тотчас же достал из своей сумки порошок. Глафира Семеновна выпила порошок с белым вином. Порошок этот хорошо на нее подействовал и отчасти подкупил ее. Она достала пару апельсинов, нож и принялась их резать, опуская ломти в металлический чайник.
– Ай да жена у меня! Что за милая у меня жена! – расхваливал ее Николай Иванович. – Как приедем в Константинополь, сейчас же куплю ей вышитые золотом турецкие туфли и турецкую шаль!
– Как это глупо! – пробормотала Глафира Семеновна.
Проехали давно уже небольшую станцию Сарембей и приближались к Татар-Басаржику. Леса стали редеть и исчезли. Открылась равнина в горах, и вдали на холме виднелся белый город с высокими каменными минаретами, упирающимися в небо. Извиваясь синей лентой, протекала у подножия холма река Марица. Поезд стал загибать к городу.
– Здесь начинается область виноделия-то? – спросил прокурора Николай Иванович, когда поезд остановился на станции Татар-Басаржик.
– Нет, здесь все еще область лесной торговли. Тут находится громадная контора французского общества разработки лесных и горных продуктов. За Басаржиком, когда мы начнем огибать вон ту гору, увидим опять леса, спускающиеся с гор, а за лесами вы увидите виноградники. Я скажу, когда область виноделия начнется.
– Ну, так я там и открою бутылку. А теперь только смолку собью.
И Николай Иванович принялся отбивать на бумагу смолку от шампанской бутылки.
Поезд приехал на станцию Татар-Басаржик, постоял там минут пять и помчался дальше.
Действительно, на горах опять засинели хвойные леса. Пересекли горную речку, которую прокурор назвал Кришмой, пересекли вторую – Деймейдеру-реку.
– Сплавные реки, и обе в Марицу вливаются, – пояснил прокурор. – По ним сплавляют лес.
Поезд мчался у подножия гор. На нижних склонах лес начал редеть, и действительно начались виноградники.
– Вот она область виноделия! Началась, – сказал прокурор.
– Приветствуем ее! – отвечал Николай Иванович, сидевший с бутылкой шампанского в руках, у которой были уже отломаны проволочные закрепы и пробка держалась только на веревках. Он подрезал веревки – и пробка хлопнула, ударившись в потолок вагона.
Шипучее искрометное вино полилось из бутылки в чайник. Затем туда же прокурор влил из бутылки остатки болгарского белого вина.
– Коньячку бы сюда рюмки две, – проговорил как-то особенно, взасос, Николай Иванович, но жена бросила на него такой грозный взгляд, что он тотчас же счел за нужное ее успокоить: – Да ведь у нас нет с собой коньяку, нет, нет, а я только говорю, что хорошо бы для аромата. Ну, Степан Мефодьич, нальем себе по стакану, чокнемся, выпьем