Эпоха королей (ЛП) - Нира Страусс

С криком упала на колени. Рукой схватилась за грудь. Кончики пальцев жгло, как если бы я слишком долго держала лёд. Резкая боль пронзила руку. Тёмные пятна затуманили зрение, всё кружилось.

В какой-то момент чёрный палец ноги Фионна оказался рядом с моим коленом.

— Познакомилась с Голлом, да?

Я не могла ответить. Агония сковала горло. Фионн с любовью похлопал по кипарису, делая ещё один глоток из бутылки.

— Я говорил, что никогда не брошу вас на съедение стервятникам, и сдержал слово. В конце концов, единственное, с чем я не смогу смириться, единственное, что я не позволю забрать, это покой моих друзей. — Он икнул. — Вы были хорошими людьми, не получившими бессмертных даров, как я, но ваши души и сердца вечны. — Икнул. — Видите? Мои ногти так и не восстановились после всех похорон.

Я оперлась на руки и глубоко вдохнула. Волна боли вновь пронеслась от руки к кончикам пальцев, почти как если бы возвращалась в землю. Если в этом замешана какая-то магия, то вполне возможно, что мне не кажется.

Но это было похоже на смерть. Смерть, полную страданий, ненависти и отчаяния.

Что-то коснулось моего подбородка. Фионн поднял моё лицо, глядя с мрачным удовольствием.

— Знакомься, девочка, это фианы.

Я сглотнула, и тут до меня дошло. Кипарисы — священные деревья — были могилами. И под ними покоилось войско фианов. Разрушенное здание, должно быть, было их штабом — местом, где они тренировались, жили и куда приглашали дворы для решения конфликтов. Сообщество, полное храбрых и смелых мужчин и женщин, которые отказали Теутусу, когда тот обратился к ним за помощью на войне. Несмотря на то, что они были людьми и смертными, они сражались на стороне Триады.

И теперь они здесь.

По одному кипарису на каждого из фианов. Целый лес из них.

Я с трудом поднялась на ноги. Тьма продолжала тянуть меня в разные стороны, с любопытством, с настойчивостью, граничившей с отчаянием. Здесь было что-то, что притягивало её сверх меры, и отнюдь не озеро.

— Почему тут так много магии? — Я потёрла пальцы. Они внезапно стали очень чувствительными, как будто изрезанные. — Такое ощущение, что их оив…

— Настолько полон злобы, что вот уже пятьсот лет они не могут обрести покой? — закончил за меня он. Он снова пошёл вперед, повернувшись ко мне спиной. — Да, так бывает, когда у тебя отнимают всё, за что ты боролся, и потом топчут это у тебя на глазах.

Я держала руки поближе к телу, пока завершала переход через рощу. Во мне смешались уважение и страх к тому, что Фионн создал здесь. Он не просто похоронил своих товарищей: он сделал всё возможное, чтобы они не ушли насовсем. И жил рядом со всеми этими… я даже не знала, как это назвать. Это хуже, чем воспоминания. Это постоянная пытка.

Фионн поставил бутылку у подножия последнего кипариса, который стоял в некотором отдалении от остальных. Озеро находилось в пятидесяти метрах от серой, пустынной земли.

— Жди здесь, — буркнул он.

Я не стала возражать. Даже это расстояние уже было слишком опасным для меня, хотя я старательно не смотрела на островок. Особенно когда Фионн начал снимать с себя одежду по пути к озеру. Я разинула рот, увидев пару бледных ягодиц, и поспешила зажмуриться.

Я думала, что он просто притворяется безумцем, пока не услышала плеск воды. Я снова открыла глаза и увидела, как он без колебаний ныряет под воду. Я не знала, что меня больше удивляло: то, что он так рисковал своей жизнью, или то, что он умел плавать.

Но, конечно, он не мог умереть, и родился в то время, когда Муирдрис и Вах были безопасными.

Я села на безопасном расстоянии от кипариса и бутылки. Обхватив колени руками, я отвернулась, когда Фионн начал выходить из озера. Мне не хотелось проверять, правдива ли легенда о перьях фазана.

Когда он вернулся, к счастью, на нём снова были штаны. Влажная кожа блестела. Он был крепким мужчиной. Если бы не его осанка и поведение… Он плюхнулся рядом со мной и тут же поднял бутылку, словно боялся нечаянно протрезветь.

— Знаю, что ты бессмертен, но я думала, что все воды Гибернии кишат дикими манан-лирами.

Он цокнул языком.

— Если в этом озере что-то и осталось, уверяю тебя, я его совершенно не интересую. — Затем он немного повернулся к кипарису и поднял бутылку в молчаливом тосте. — Diord Fionn, daid.

Diord Fionn. Боевой клич фианов. Я много где слышала его, даже в некоторых театральных постановках и уличных пародиях, но скорее как насмешку, а не священный клич героев.

— Что ж. — Он опустил бутылку между нами и отряхнул руки. — Давай разберёмся во всём. Ты — недостающее звено, верно? Та, кого все искали.

Я не считала себя потеряшкой, но именно так, видимо, это воспринимали он и остальная часть королевства.

— Похоже, что так.

— Я знал одного из твоих предков. — Я насторожилась. — Он пришёл сюда, полный сомнений. Думал, что придёт и возьмет меч. — Он указал на островок, но я устояла перед искушением посмотреть.

Я не знала этого. Моя мать никогда ничего не рассказывала; она была уверена, что весь наш род следовал правилам. Я думала, что стала первой, кто ступил в Долину Смерти.

— Почему же он этого не сделал?

— Потому что поговорил со мной. — Фионн состроил странную гримасу. Я не сразу догадалась, что это была улыбка, потому что борода скрывала половину его лица. — Я просто напомнил ему о том, с чем он столкнётся, если сделает это. Последствия. Ответственность. Это не просто слова. Так что я понимаю, почему он предпочёл уйти.

И всё же, мысль о том, что кто-то из моих предков, кто-то вроде меня, дошёл до этого места с таким намерением… Зачем?

Сердце сильнее забилось в груди. Я, наверное, впервые за всю свою жизнь могу свободно говорить на эту тему. Не нужно вовремя прикусывать язык или придумывать оправдания. Это казалось чем-то неправильным — нечто похожее я испытала, когда Гвен назвала меня моим настоящим именем. После всех тех суровых, болезненных уроков, что преподнесла мне жизнь, я не могла избавиться от чувства, что, становясь самой собой, я совершаю преступление.

— Так, значит, ты не веришь в пророчество?

— Я потерял всё в той войне, девочка. Верю ли я, что однажды придёт такой весь из себя расчудесный сукин сын, вытащит меч из камня и спасёт нас всех? — Он разразился громким раскатистым хохотом, в котором не было ни капли веселья. В его смехе чувствовались боль и разочарование, накопленные за пять веков, и было мучительно это слушать. — Эпоха богинь мертва и похоронена. Остались только безумцы, танцующие на её могиле!

Что-то внутри меня напряглось от этих слов. Как будто два кусочка пазла не сходились, несмотря на то, что были созданы друг для друга.

— Чтобы произошли изменения, Гибернии нужно гораздо больше, чем пустые надежды, — добавил он. — После войны здесь побывала бесконечная череда дураков, пытавшихся вытащить меч. Разумеется, у них ничего не вышло. Даже если бы один из них и вытащил меч, на что они рассчитывали? Верить в то, что одному герою под силу спасти нас от последствий многовековой ненависти и тьмы, мягко говоря, наивно.

Я была с ним согласна. Сама всегда так думала. Как может весь этот груз королевства, всё то, что не функционировало нормально на протяжении пятисот лет, возложить на плечи одного-единственного бедолаги? На кого-то вроде меня или Каэли? Мы не только не обладали достаточной для этого силой, мы были… всего лишь Аланной и Каэли. Какие бы способности мы ни унаследовали, что мы могли со всем этим сделать? Даже если бы мы превратились в жаждущие крови тени, в беспощадных убийц, чем бы это помогло сидхам? Проблема не только в жестоком короле, но и во всём королевстве, полном людей, убеждённых, что Триада хотела их поработить и что сидхи — это худшие существа, когда-либо созданные. Что своей магией и способностями они обрекли людей на тьму, на рабство. Теутус и многочисленные короли Нессии поселили в головах своих подданных эту ненависть, и новые поколения росли с этим чувством, глубоко укоренившимся в них.