За чертой - Александр Николаевич Можаев

– Выходи к таможне, я жду тебя!

– Случилось чего?

– Случилось…

– Что?

– Поедем – узнаешь!

Через четверть часа я уже, сидя рядом с Носачом и, наблюдая его загадочную улыбку, трясся на разбитой дороге.

– Куда? – наконец задаю вопрос.

– В Ольховую, на станцию…

– Что там?

– Кудин со своими людьми эшелон с танками блокировали…

* * *

Эшелон стоял на первом пути. Когда-то сюда прибывала известная нам «Муха», и на платформе перед ней шла бойкая торговля. Сейчас платформа обветшала, плиты во многих местах провалились, и из провалов, зараставших бурьяном и молодым клёном, уродливо торчала ржавая арматура.

Я бегло пересчитал платформы эшелона, на которых стояла закреплённая бронетехника, в основном танки и САУ. Их было более тридцати. Посреди эшелона вагон-теплушка для личного состава. Человек сорок солдат и полтора десятка офицеров, зябко горбясь, угрюмо наблюдали, как от эшелона отцепили и угнали невесть куда тепловоз, а около сотни молодых ребят-казаков таскали от старой маслобойни металлолом и им блокировали дальнейший проход эшелона. Какой-то парень, чьё лицо мне было знакомо ещё по тепловозостроительному заводу, пролазил под вагонами и резал тормозные шланги. Солдаты наблюдали за этим с равнодушной отрешённостью. Понурив головы, офицеры курили и не пытались ему помешать. Носач направился к ним.

– Кто старший? – В голосе Носача привычная властность.

Один из офицеров – подполковник, поднял голову, но не ответил.

– Вы знаете, что нынешняя киевская власть нелегитимна? – спросил Носач.

– Армия вне политики… – угрюмо ответил подполковник.

– Так почему же тогда вы подчиняетесь преступным политикам?

– Я не политик… Я выполняю приказ…

– Чей приказ?

Подполковник скомкал и бросил в сторону едва раскуренную сигарету. Шумно выдохнул, но ничего не ответил.

– Вы кому давали присягу? – не отступал от него Носач.

– Народу Украины…

– То есть вы давали присягу вот этим людям, против которых пригнали танки?

Носач обернулся и повёл руками по сторонам.

По привокзальной платформе в заломленной набекрень папахе идёт до боли знакомый мне человек. Я даже не сразу понял, что это Кудин. На какой-то миг мне вдруг почудилось, что это старый атаман Влас, выпрыгнув из древнего портрета, размашисто шагает навстречу мне. Приостановившись у сгрудившихся в кучку офицеров, Влас, грозно отмахивая перед ними своим чёрным от работы указательным пальцем, грозно чеканит каждое слово:

– Не одна б… отсюда не уедет! Даже не рыпайтесь…

Увидев меня, Кудин, словно прогоняя наваждение, тряхнул головой так, что едва не улетела его папаха. Бодро шагая навстречу мне, он со всего маха ткнулся лбом в мою грудь, как стальным обручами, обхватил меня своими руками.

– Саня!.. Санёчек… Атаман… – чуть слышно бухтел он. – Как рад я, что ты сейчас здесь…

Мне показалось, что на глазах Кудина в какой-то миг были слёзы, которые он, мотая головой, вытер о мою грудь. Может, и слёзы – в лицо ему дул пронзительный мартовский ветер.

– Кудин, я тоже рад… – смущённо бормотал я. – Ты уже и пистолетом успел обзавестись?..

– А, это… – поправил он кобуру. – Участковый в «аренду дал…» Сам-то ломанул участвовать… Закончится заваруха – верну… Санёчек… Атаман… Я знал, знал… Россия нас не оставит…

Я тоже обнял его, крепко, до хруста в суставах. Здесь, сейчас, стоя на этой полуразрушившейся платформе, я вдруг осознал, что я теперь для него не просто «Саня, Санёчек, атаман…». Я для него – Россия.

Из-за станционного здания показалась Светлана, огляделась округ, нашла нас глазами, идёт по разбитой платформе.

– Вон, Светлана идёт, несёт тебе что-то… – говорю Кудину.

Подошла, приветливо улыбнулась нам.

– Вот, Кудинушка, возьми телогрейку, озяб ведь… – сказала она, разворачивая свой свёрток.

– Ладно, ладно, иди… – приняв телогрейку, смущённо бормочет тот. – Иди, видишь тут… Иди…

Вздохнув, Светлана перекрестила его, пошла обратной дорогой.

– Хорошая бабочка у тебя… – глядя Светлане вслед, строго сказал Носач, который уже окончил свою беседу с военными.

Кудин кашлянул, ничего не ответил.

– Видишь, как она тебя нежно: «Кудинушка»…

– Ну да, не доставало ещё б добавить: «Змерз, мавпочка?» – смеётся тот.

– Дурак ты, Кудин. Любит она тебя, а ты…

– А что я?.. – с вызовом вскидывает тот голову. – Что я?..

– Ничего – дурак… – просто пояснил Носач.

– «Хорошая бабочка»… Ну, хорошая… Что мне теперь?.. – у Кудина нервно дёрнулась щека, и он сощурился.

– Я тебе вот что… Ты послухай меня, Кудин… Я тебе не как… – не находя подходящих слов, заговорил Носач. – Я тебе, как брату скажу… Сам видишь: не сейчас, так завтра кровь прольётся… Никто своего часу не знает… Нужно готовым быть… Сходи к Никодиму, – исповедуйся, причастись, – советует он.

– Что толку исповедоваться?.. Враньё всё… Ты думаешь, я сам не это?.. Знаю, если и гореть в огне, то только за одну Светку, только перед одной ей и виновен… А Никодим… Что Никодим?… Ну, сбрешу я ему… Тут же Натаху увижу, – и всё – забыл…

– Чужая жена – тесный колодец…

– Это ты про какой «колодец», Носач? – заинтересованно спросил Кудин.

– Из которого не напьёшься…

– Вон чего? А я думал…

– У тебя только от этом и думки…

– Носач, давай без Соломоновых притч. Вон пацаны тепловоз уже угоняют, а мы о бабах… Вы сейчас куда, к Болотову?

– К Болотову, потом к Мозговому, – ответил Носач

– Вот и славно, давай им мозги выноси… – Кудин попытался засмеяться, но на лице отобразилась лишь натужно деланая улыбка.

На прощанье он снова обнял меня, а Носача молча ткнул кулаком в плечо и, на ходу надевая принесённую Светланой телогрейку, вихляющей походкой пошёл от нас к железнодорожной платформе, споткнулся об арматуру, чуть не упал и не потерял папаху. Досадуя, оглянулся, поправил папаху и прокричал:

– Вот Саню я рад видеть! А ты, Носач… Ты меня пуще Никодима донял!..

* * *

В возможность войны не верил никто. Солдаты ВСУ были растеряны, деморализованы. В Марковке ребята из дружины самообороны без особых трудов отняли у прикомандированного полка две установки «Град» и беспрепятственно перегнали их через всю область в Луганск. Шедшие на усмирение мятежного Донбасса танковые колонны останавливали и разворачивали вспять вышедшие на дорогу селяне. Дороги перегораживали своими машинами. Подняв над собой иконы, люди не сходили с места.

– Вы чего сюда прётесь?! – кричали в толпе.

– Вас защищать… – смущённо отвечали военные.

– От кого защищать? От самих себя?!.

– Нас не нужно защищать!.. Валите отсюда на…

Первое время это имело воздействие – колонны прекращали движение. Потом колонны стали объезжать по полям скопление машин и людей. Ожесточение нарастало с каждым днём. Скоро колонны стали ехать через оставленные на дороге машины и наконец, не притормаживая, уже