За чертой - Александр Николаевич Можаев

– Милиция с народом! Милиция с народом! – восторженно скандируют вокруг.

Затрещали входные двери. Но не тут-то было! Внутри, сомкнув щиты, плотно перекрывает все лестничные проходы многочисленный отряд милиции особого назначения.

– Пацаны, уходите! Уходите!.. – кричат им с улицы.

– Вас в Киеве уже кинули, чего вы стоите?!.

Никакого ответа, лишь плотнее смыкаются щиты.

– Товарищи! – на высокой ноте звенит женское сопрано. – Мы не беспредельщики – всё должно быть в рамках закона!..

– Ну да – и власть поменять и законопослушными остаться… – гудят в толпе.

– Хочет и замуж выйти и девственницей остаться…

Кругломордый полковник с отвисшими бульдожьими щеками, в высокой фуражке с трезубом, прячась за рядами ОМОНа, поднёс к губам «матюгальник»:

– Если сию минуту не покинете помещение, прикажу стрелять!

Это лишь подхлестнуло толпу. Людская лава нахлынула на оцепление. Я не знал, где находится Носач, потерял из вида Жеку. Он должен был быть где-то здесь, рядом, но в толпе его не найти.

– Стрелять в народ? Хрен ты отсюда живым уйдёшь!.. – послышался знакомый голос.

В первых рядах началась потасовка с ОМОНом. Вдруг кто-то взлетел над толпой и по плечам ринулся в самую гущу ОМОНа.

– Кудин, не бей пацанов, они не виноваты!.. – угадал я крик Носача, но не было уже сил обернуться на его голос.

– Пацанов не трону… Полкана замочу…

Высокая фуражка с трезубом летит под ноги толпе. Без неё ещё минуту назад бравый полковник становится плешивым потешным толстячком. Один за другим поплыли над людскими головами отнятые щиты. Омоновцы без боя покидают лестничные проёмы, понуро идут на выход.

– Где «полкан»?! Дайте мне его!.. – орёт Кудин.

Но полковник ловко растворился в толпе, и теперь его не найти.

– Молодцы, молодцы! Милиция с народом! – ликует толпа, провожая обезоруженный ОМОН.

Народ растекается по этажам, а мне вдруг обручем стягивает грудь; жадно хватая ртом воздух, вдоль стены пробираюсь к выходу. Свежий весенний ветер наполняет лёгкие, кружит голову. С крыши администрации, под ликующие возгласы людей, падает мне под ноги украинский флаг. Едва не оступившись, поднимаю к синему мартовскому небу лицо – на крыше областной администрации уже взвивается флаг России, из многочисленных окон неизвестные, но вдруг ставшими в одночасье родными мне люди машут российскими триколорами.

– Рос-си-я! Рос-си-я! Рос-си-я! – восторженно скандирует многотысячная толпа.

«Началось!..» – радостно думаю я.

Ноги мои подкосились, и, чтоб не упасть, я сажусь на затоптанные холодные ступени. С обеих сторон меня обегают люди. Кто-то склонился надо мной.

– Вам плохо?

– Нет, теперь уже хорошо… – пытаюсь улыбнуться в ответ.

На невероятно низкой высоте, едва не цепляясь за крыши домов, включив форсаж, над площадью с диким рёвом проходят два украинских истребителя. Всех обдаёт горячим ветром, исходящим от реактивных моторов. От запредельного гула едва не вылетают ушные перепонки. Кто-то в панике шарахается к стене, другие, обхватив руками голову, приседают на месте.

– Что, испугались?! – разглаживая усы, смеётся бравый десантник. – Там такие ж ребята, как и мы – в народ стрелять не будут!

Опомнившись, люди приветственно вскидывают руки заходящим на новый круг истребителям, и никто ещё не знает, что спустя всего лишь пару месяцев эти же «сушки» будут пускать в людскую толпу ракеты, и ступени администрации, на которых они машут сейчас российскими флагами, будут залиты кровью.

* * *

На границе ужесточили режим перехода. Теперь всему мужскому населению России от 16 до 60 лет каким-то решением новой украинской власти проход запрещён. Этот запрет действует лишь для законопослушных граждан, кто по старой привычке готов следовать любому, исходящему от неважно каких властей предписанию. Те же, кому по каким-либо причинам обязательно нужно пройти, проходят. Не останавливает даже крик Блажеёнка:

– Стояты! Стриляты буду!..

– Ну-ну, рискни здоровьем – стрельни… – не оборачиваясь, отвечали ему наши парни, продолжая двигаться в нужном направлении.

С моим передвижением пока никаких проблем. С сыном Василием едем через мост на «девятке». Останавливаемся у шлагбаума, и, опережая Блажеёнка, говорю первым:

– Блажеёнок, ты меня хорошо знаешь?.. Так вот, перед нашим проездом шлагбаум должен быть открыт. Задача понятна? Вздумаешь что-то вякнуть – найдут под мостом…

Сейчас я и сам не знаю, смогу ли я при случае пришибить его, но Блажеёнок почему-то верит в такую для себя перспективу. Он ещё не знает, чем закончатся луганские события. Неведенье пугает его.

– Вы, если шо, тут ни ихалы… – просящим голосом говорит он.

– Если что?! – с вызовом переспрашивает Василий.

– Ну… – озадаченно пожимает тот плечами. – З нас же спрашуют… Ось, обицали плитами перекрыты дорогу у шлагбаума. Назад приидите, а проходу нема…

– Значит, через ваш балаган переедем, – кивая на пограничный модуль, обещает Василий.

На въезде в город от станицы Луганской машина ГАИ; трое офицеров патрульной службы, вальяжно привалившись спиной к машине, ждут свою жертву. Луганская милиция деморализована и на службу давно не выходит – это прикомандированные из западных областей Украины. Едва заметив российские номера, старший лейтенант отрывает зад от патрульной машины и, махая своей палочкой и дуя в свисток, бежит нам наперерез. Остановив машину, Василий приоткрывает окно.

– Приказ №… – скороговоркой говорит офицер. – Машины с российскими номерами, незаконно проникшие на территорию Украины, подлежат…

Ещё, быть может, пару дней назад, мы бы, ссылаясь на какие-нибудь свои непредвиденные обстоятельства, суля солидную мзду, умоляли б гаишника пропустить нас «в последний раз». Сейчас разговор иной:

– Нам ещё один пистолет нужен? – обернувшись ко мне, спрашивает Василь.

– В хозяйстве и пистолет пригодится… Только сдаётся мне, что у него там огурец… – усмехаюсь я.

– Сейчас проверим… – приоткрывая дверь, говорит Василий. – Старлей, хочешь, пистолет заберём?

Тот, озираясь на своих помощников, пятится от нашей машины.

– Сделай фокус, сдрысни с глаз.

– Мы ведь не сами… У нас приказ №… – тоном оправдывающегося школьника, неуверенно бормочет тот.

В один миг куда подевалась накопленная годами ментовская самоуверенность. Потухли глаза, и даже некогда величественная осанка испортилась, голова вошла в плечи, и спина непроизвольно сгорбилась.

– Вот и ладненько. На обратном пути увидите нашу машину, вон за тот ларёчек со своим «приказом» схоронитесь, – уже по-доброму советует Василий. – От греха. А то мало ли в каком настроении будем ехать…

* * *

…Нервы ни к чёрту. Вчера полдня собачились с Носачом. Носач по жизни оптимист, я – реалист…

– Ну и где твои три тысячи казаков, которые записались в ополчение?! – орал я в сердцах. – Не успели под Славинском стрельнуть, – попрятались кто куда. Только на бумаге и остались…

– Труха просеется – зерно останется, – не проявляя обиды, отвечал Носач.

А сегодня утром