Трава была зеленее, или Писатели о своем детстве - Андрей Георгиевич Битов

— Танька! — перепугался папа и бросился мне на помощь.

Лучше бы он этого не делал! Лучше бы он просто стоял рядом и ждал, пока я соскребу себя с асфальта, или, на худой конец, прочитал бы мне лекцию о том, как важно быть внимательной и осторожной в местах массового скопления людей. Но вместо этого папа прижал меня к себе и погладил по голове, а я не выдержала — и заревела, уткнувшись ему в живот. «Поплачь-поплачь, Танька!» — приговаривал папа и терпеливо ждал, пока я выплачусь, закрывая меня от любопытных глаз. И что удивительно, ни один из проходивших мимо не нарушил нашей идиллии. Разноцветная и шумная толпа обтекала нас с двух сторон, а потом соединялась в единый поток у выхода с дамбы, спеша по своим делам. Стоял сентябрь, ярко светило солнце, и мечта никак не хотела становиться реальностью. «Нет в жизни счастья», — подумала я и вздохнула полной грудью. Вздох получился тоскливым, как зевота.

— Пойдем, — пробормотала я и, опустив голову, двинулась вперед.

— Дай руку, — потребовал папа и вцепился в меня, как клещ в собачью холку.

При виде двинувшихся нам навстречу цыган хватка его стала еще сильнее, а выражение лица все отстраненнее. Мне даже на секунду показалось, что встречи с ними папа побаивается, как, впрочем, и я, потому что и мама, и обе бабушки неоднократно развлекали меня историями о том, что цыгане крадут детей, наводят порчу и воруют деньги прямо из кошелька, не нарушая при этом его целостности. И вот теперь они двигаются нам навстречу, как неумолимая сила судьбы.

— Купи ему петушок! — кокетливо пропела папе молодая цыганка в фиолетовом газовом платке, завязанном над левым ухом, в котором бултыхалась золотая серьга с красным камнем.

— Не надо, — буркнул ей папа и потащил меня за собой.

— Почему не надо? — цыганка не отставала от нас ни на шаг.

— Сказал, не надо, значит, не надо… — папин ответ был явно невежливым.

— Думаешь, отравленный? — усмехнулась цыганка и наконец-то посмотрела на меня: — Хочешь?

— Нет, — ответила я и поежилась: стало как-то не по себе.

— Купи петушок, — снова предложила цыганка и распахнула жакет, правая полочка которого напомнила мне кассу с буквами — в каждой ячейке по леденцу. — Купи, счастливый будешь.

Я вопросительно посмотрела на папу:

— Нет, — счастливый леденец проплыл мимо.

— А это? — цыганка, видимо, не собиралась сдаваться и приоткрыла левую полочку жакета, изнутри утыканную футлярами помад. Это, конечно, было посильнее завернутых в целлофан леденцов. — Смотри…

Боже! Какое зрелище! Перед ним померкло все: красный лак под намертво приклеившейся крышкой, тщательно оберегаемая упаковка из-под чулок, гэдээровские колготки моих одноклассниц, мамины каблуки и бабушкины кольца с рубинами. И ради этого я не спала ночами и ждала, когда вырасту? Все! Все, что располагалось за границами распахнутого жакета, больше не имело никакого смысла.

— Пойдем, — потянул меня папа, заподозривший, что я попала в зависимость от цыганских чар.

— Сейчас, — отмахнулась я и, сверкнув глазами, спросила у цыганки: — А еще что-нибудь у вас есть?

— Есть, — коричневая рука в золотых на вид кольцах скользнула в карман гипюрового фартука с грязными оборками и извлекла оттуда несколько круглых пластмассовых коробочек, под прозрачными крышками которых виднелись цветные кругляши теней.

Я их узнала! Польские тени «POLLENA» — мечта маминых подруг, а может быть, вообще всех красивых женщин.

— Сколько? — выдохнула я, заприметив коробочку с маленьким голубым диском.

— Пять рублей, — буднично ответила торговка и, опустив сокровища в карман, по-хозяйски пошевелила там рукой.

«Пять рублей?» — цена показалась мне просто космической. «А если накопить?» — промелькнуло в голове и тут же исчезло: копить я не хотела. Эта красота была нужна мне прямо сейчас, прямо сию минуту! Я уже была готова отдать подаренные три рубля или попросить у папы. Но потом представила мамино лицо и поняла, что просить на ТАКОЕ у папы нельзя, потому что это НЕ ТОВАР ПЕРВОЙ НЕОБХОДИМОСТИ.

— Берешь? — цыганка нетерпеливо постучала коричневым пальцем по кусочку сентябрьского голубого неба с надписью: «POLLENA».

— Нет, — твердо ответила я и пошла прочь, не оглядываясь.

— Таня! Погоди! — крикнул мне вслед папа, и я послушно встала, утратив интерес к происходящему на этом свете. Мне было нетрудно. Какая уже разница?!

Он вернулся очень быстро, обнял меня за плечи и бережно подтолкнул вперед, хотя бы мог этого не делать: я прекрасно знала, куда идти.

— Может, в кафе-мороженое? — предложил папа, наивно полагая, что это может отвлечь меня от постигшего разочарования.

— Мне все равно.

— Тогда точно — в кафе-мороженое, — заторопился он, возможно, полагая, что, когда мы придем туда, нам либо не хватит места, либо мороженого.

В реальности проблем ни с местами, ни с мороженым не возникло. Мы уселись за столик возле окна и приготовились ждать официантку.

— Не хочешь вымыть руки? — поинтересовался папа и показал глазами на выложенный кафелем отсек, за которым, видимо, располагалась раковина.

— Не хочу, — ответила я, но тем не менее послушно встала и отправилась, куда послали.

На голубой раковине стояла пластиковая коробочка из-под зубного порошка, внутри которой мок рыжий обмылок. Коснуться его я так и не решилась: было противно, но чтобы выполнить задачу хотя бы наполовину, какое-то время постояла у раковины, засунув руки под ледяную воду, отчего те покраснели. Так с красными руками и вышла: ледяное мороженое — ледяные руки — ледяное сердце. Что еще бывает ледяным?

— Теперь моя очередь, — объявил папа и встал из-за стола. — Я быстро!

«Не торопись», — хотелось сказать мне, но я удержалась: все-таки он ни в чем не виноват, три часа мотался со мной по дамбе, вытирал слезы, а мог бы провести время в кругу семьи. Себя я из состава счастливой семьи вычеркнула автоматически: сытый голодного не разумеет.

— Что будете заказывать? — донеслось до моих ушей.

«Странные люди, — подумала я. — Что можно заказывать в кафе-мороженом?» — и ничего не ответила.

— Так и будем молчать? — нахохлилась официантка и сердито выложила передо мною меню. — Выбирайте.

Пока я изучала наименование наполнителей к пломбиру, она наводила порядок на столе, складывая на поднос грязные алюминиевые креманки из-под мороженого, оставшиеся от прежних посетителей.

— Ваше? — проскрипела она и выжидательно уставилась на меня.

— Что? — наконец-то я соизволила отвлечься от грустных мыслей и посмотреть на стол.

«Боже! Конечно, мое!» — я просто не поверила своим глазам: передо мной призывно голубела маленькая пластиковая коробочка с магической надписью: «POLLENA».

— Принесите на свой вкус, — галантно попросил официантку папа и сел за столик, не сводя с меня глаз.

— Спасибо! — от благодарности я была готова превратиться в