Алпамыш - Фазил Юлдаш

Возвратились они к Сурхаиль коварной, — с девушками веселую беседу завели. Взяли девушки в руки золотые чаши с вином, — и, заздравную песню запев, стали угощать беков.

— Из Конгратских пришедший стран,Здесь едва не попавший в капкан,Ринувшийся львом на майдан,Жертвою мне стать за тебя,Гость мой дорогой, мой султан!В битве посрамивший врага,Быстро разгромивший врага,Ваша нам судьба дорога, —Радоваться вам — не грустить,Шаху дай вам бог отомстить!В сладости вина, алияр,Радость нам дана, алияр!Я — страны калмыцкой тюльпан,Тополя стройнее мой стан.Ты — страны Конгратской буран,Ты страны Байсунской гроза,Гость мой дорогой, мой султан,Сердцу моему ты желан, —Как мне твое сердце привлечь?Видел ли игривей глаза,Слышал ли страстнее ты речь?Радости желая тебе,Чашу налила я тебе.Или не мила я тебе?Чаша велика, — тяжела, —Ах, моя рука затекла!Будь добрей, алияр, алияр,Пей скорей, алияр, алияр!..

Волосы кудрявы у них,Взоры так лукавы у них,Платья — узкорукавы у них,Тонкие платки на плечах,Звонкие подвески в ушах,Сколько оболыценья в речах!Пери, гурий краше они,Держат полные чаши они,Сорок, что одна, хороши,Служат не от всей ли души,Не рабыни ль ваши они?«Соблазнись, алияр, алияр,Опьянись, алияр, алияр!»

Так красавицы эти поют.Тонкий стан рукой подопрут,Бровь игриво кверху взметнут,Черными кудрями тряхнут, —Просят выпить чашу вина.(Каждая светла, как луна,Каждая в тебя влюблена,Сладкие у них имена,Хороши красавицы всем, —Бекам они нравятся всем.Это ли не райский приют?Гурии пред ними встают, —Слаще соловьи не поют.Девушки арак подают —Со снотворным зельем арак!Беки разгораются — пьют.Кто не пьян, алияр, алияр,Не желан, алияр, алияр!Длятся эти соблазны всю ночь,Беки пьют безотказно всю ночь,Пьют, — и, балагуря всю ночь,Обнимают гурий всю ночь.Воина душа — широка,Льется тот арак, что река, —Трезвого из всех сорокаБольше ни единого нет.

Вот уже забрезжил рассвет.Не подозревающий бед,Пьет Хаким с весельем арак,С тем снотворным зельем арак.Если б знал, что близится враг!Сколько ни подносят — он пьет,Выпьет, — сам попросит — и пьет,Удали не бросит он — пьет!Если б знал, что, как мертвецы,Все пьяны его удальцы,Что от ведьмы, от СурхаильСкачут к Тайча-хану гонцы!Пьет он не из чаш тот арак,Пьет он из кувшннов его,Вот уже который кувшин,Каждый — высотою с аршин,С блюдо — горловина его!Все же охмелел исполин, —Пьян, как и дружина его,Бек Хаким, Конграта султан…Тут и разговорам конец,Тут и нежным взорам — конец:Девичий меняется нрав.Чаши все и блюда убрав,Скатерти оттуда убрав,Все, чем украшают пиры,Также одеяла, ковры —Все они уносят стремглав.

Ты на Сурхаиль погляди,Что у ней за сердце в груди!О ее делах посуди!Подлость ее вся впереди.Месть ее была такова:Девушки приносят дрова;Сурхаиль полна торжества,Ведьма разжигает костер —Пламенем озаряется двор…Всех узбекских беков дотлаВедьма беспощадно сожгла,Алпамыша сжечь не могла, —Вышел в этом деле изъян:Пьян был, как мертвец, Хакимхан,В пламени лежал — не трезвел,Но, объят огнем, не горел!..

В это время сам Тайча-ханС воинством своим подоспел, —Видит — Алпамыш уцелел!Страх его душой овладел,Воинам дает он приказ:Изрубить мечами его!Острый исфаганский алмазТоже отскочил от него!Пробовали дело не раз,—Каждый раз острили мечи, —Только иззубрили мечи!Стрелы в него стали метать,—Не пронзают стрелы его:Словно камень — тело его.Сделать с ним нельзя ничего!..Шах старуху-ведьму корит:— Э, злосчастная ты, — говорит, —Иль пьяна была, — говорит,—Ведь должна была, — говорит, —Толком все разведать вперед!Видишь — он в огне не горит,Видишь — меч его не берет,Не пронзают стрелы его, —Заколдовано тело его.Он — не человек, а скала!Думала бы прежде, чем жгла!Пять дней пьяным будет лежать, —Десять дней чурбаном лежать, —Он же не навеки хмелен,Временно ведь он усыплен, —Как-никак очнется ведь он.Не был бы тобою сожженВесь его дружинный народ,Он бы, погуляв на пиру,Сам бы и ушел поутру,Мирно бы ушел, подобру.А теперь — беда нам, беда,Нам с таким великаном — беда!Он теперь наш враг навсегда:Если уж пришел он сюда, —Значит — разорит города,Значит — уничтожит нас всех!Сдохнуть тебе, ведьме такой, —Был бы в нашем царстве покой!Ведьма ты и ведьмина дочь,Говори, как делу помочь,Только не хитри, а не то —Голову сниму с тебя прочь!..

Неуязвимостью от рождения отмечен был Алпамыш: бросай его в огонь — не сжечь; не берет его меч; из лука ли, из ружья ль стрелять в него станешь — ни стрелой, ни пулей не ранишь.

По этой причине калмыки, не зная, с какой бедой повстречались, так растеряны были тогда. Говорит шах калмыцкий, к Сурхаиль обратясь:

— Не Алпамыша пленила ты, а наше бедствие опьянила. Ведь он, отрезвев, в отместку за смерть своих сорока джигитов живой души в стране не оставит, — всех мечом перебьет!..

Встала коварная Сурхаиль, — так отвечает:

— Ты — падишах, сделать можешь все, что ни пожелаешь. Под этой горой Мурад-Тюбе прикажи вырыть глубокий зиндан и бросить туда Алпамыша. Пролежит он там пять — десять дней, пусть месяц пролежит, а хотя бы и целый год — обязательно в сырой этой яме сгниет, — ничего с нами не сделает.

Понравился шаху калмыцкому этот совет коварной Сурхаиль — и такое грозное слово говорит он калмыкам своим:

— Раньше осени цветник чтоб не засох!Поскорей бы в яме Алпамыш подох!Чтоб самих себя нам после не корить,В сорок саженей зиндан вам надо рыть.Часа вам нельзя безделью подарить!И простой и знатный за кетмень берись —Землекопом стать на этот день берись.Знатностью никто сегодня не кичись, —От такого дела увильнуть не тщись.Знайте, что не шутки с вами я шучу,От большой беды избавить вас хочу.Ну, народ, усердно к делу приступай,В сорок саженей зиндан ему копай!.. —Слово Тайча-хана выслушал народ.Ни один для спора не открылся рот:Кто берет носилки, кто кетмень берет,Даже самый знатный амальдар — и тотРоет, роет землю — пота не сотрет.Кто земли не рыл, тот землю относил, —Все они трудились, не жалея сил.Хоть, чем глубже, тем работа все трудней,В день успели столько, сколько в десять дней:Выкопали яму в сорок саженей, —Сорокасаженный вырос холм над ней.Похвалил их шах за столь усердный труд.Все на Алпамыша поглядеть идут,Следует туда с войсками Тайча-хан.Видят — Алпамыш лежит, как мертвый, пьян, —Будет, слава богу, сброшен он в зиндан!

Десять калмыков поднять его хотят, —Силы нехватает, — только зря пыхтят, —Тужатся и двадцать калмыков, и сто, —Мучатся с ним так же бестолково — сто, —Ни поднять никак, ни сдвинуть ни за что!Калмыки решили привести коней.Выбрали десяток тех, что посильней:Подлинней, покрепче выбрали аркан, —По рукам-ногам опутан великан.Всяких чувств лишенный, словно истукан, —Он лежит, как мертвый, непробудно пьян,Этот Хакимбек, узбекский пахлаван.Думают калмыки: «То, что трудно нам,То нетрудно будет десяти коням!»Десять тех коней к аркану припрягли —Сечь камчами стали, как только могли.Сколько тех коней, однако, ни секли,Кони только зря копытами скребли,Выбились из сил — и замертво легли.Ужасом народ калмыцкий обуян:Неужель напрасно вырыт был зиндан?Что, если очнется Алпамыш-Хаким,Если, отрезвев, он разорвет аркан?Как им совладать с чудовищем таким?!Сущий он дракон! Дракона только тронь —Целую страну сожрет его огонь!..Вспомнили, что есть у Алпамыша конь, —Говорят, что конь тот — истинный тулпар.Тотчас приведен был славный Байчибар, —Был к его хвосту привязан Алпамыш.Стали калмыки стегать Чибара так:Где стегнет камча — там, словно след меча,Рассекалась кожа, проступал костяк.Байчибар был конь разумный, не простак, —Сразу он смекнул, чего хотят враги:Чтоб Хаким погиб от верного слуги!Терпит муки конь, а с места — ни на шаг, —Даже не поднимет ни одной ноги!..Не на косогоре ль кобчику присесть?Разум и у твари бессловесной есть,А в таком тулпаре, как известно, естьБольше, чем бывает у иных людей.Знай, что жалость тоже есть у лошадей!Терпит Байчибар, — терпеть уж невтерпеж, —Каждая камча вонзается, как нож.Для таких страданий силы где возьмешь?Хлещут калмыки отчаянно его, —Байчибару жаль хозяина его.Стиснутые зубы умный конь разжал,Конским плачем плача, громко он заржал,Конских слез больших бедняга не сдержал.Содрогается от страшной боли конь, —Трогается с места поневоле конь,Волоком батыра тащит за собой.А за ним, ликуя, шумною толпойКалмыки идут: «А ну-ка, Алпамыш,Попадешь в зиндан, в Конграт не убежишь!»А Чибар уже к зиндану подошел —И, остановившись на краю жерла,Думает он: «Если развернуть крыла,Силу бы в себе я, может быть, нашел,Но батыр, к хвосту привязанный, тяжел, —Навесу он может хвост мой оборвать, —Ни ему тогда, ни мне не сдобровать»…Будто в землю врос, стоит в расстройстве конь.Видят калмыки, что в беспокойстве конь, —Вновь тревога стала их обуревать:Как бы Алпамыш не отрезвел тут вдруг!Калмыков смертельный обуял испуг, —У жерла зиндана сбились в тесный круг —Держат наготове острые мечи.А Чибара сзади вновь секут камчи:Хочешь иль не хочешь — а перескочи!Байчибар пригнулся — и, как он привык,Рассчитал прыжок — и прямо с места — прыг!Через весь зиндан перемахнул он вмиг.В этот самый миг успел один калмыкМеч свой опустить на байчибаров хвост —И перерубить одним ударом хвост.Падает на дно зиндана Алпамыш,Растянувшись там во весь батырский рост!Но настолько был он пьян, что все равноНе очнулся, даже грохнувшись на дно,И лежал на дне, как мертвое бревно,Хоть и оставался жив и невредим.Пленом расплатился он за то вино, —Так ему, как видно, было суждено!Тесно, сыро в том зиндане и темно, —Он лежит без чувств — сознание темно,А меж тем Чибар был схвачен, бедный конь!Калмыки в досаде: «Э, зловредный конь,Сколько неприятных нам доставил дел,Хоть бы ты скорей, проклятый, околел!»Конь на поводу был к шаху отведен,Алпамыш в зиндан, — он в стойло заточен.Шею до земли понуро клонит он,От себя докучных мух не гонит он:Как ни настрадался, как ни изнурен,Ни зерном, ни сеном конь не соблазнен,Даже и водой прохладной не прельщен:Он судьбой батыра очень угнетен.Злобой калмыки по-прежнему горят, —«Что это за тварь такая!» — говорят —И над ним насилья страшные творят:Достают они колоду — и онаНе из дерева, а вся из чугуна,Вес колоды — сто без десяти батман!Бедному коню на шею груз кладут!Шестьдесят батман железа достают,Все это железо на куски дробят,Гвозди и шипы различные куют,—Байчибару в ноги забивают их,Чтоб не мог тулпар не только убежать,Чтобы ни стоять не мог и ни лежать.Вот что терпит конь от недругов таких!Шум у калмыков в конце концов утих, —Как-никак была достигнута их цель.Столько-то проходит дней или недель, —С Алпамыша сходит непробудный хмель;Он открыл глаза: в уме ль он, не в уме ль?Неужель он в плен попался? Неужель?!

Увидав себя заточенным в зиндан, сильно сокрушился Алпамыш душой и, раскаиваясь в своих оплошных делах, заплакал, так говоря: