Доктор гад - Евгения Дербоглав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шеф-врачи на торжественной части уже были пьяные, и Легцес, схватив обоих любимчиков за плечи, поведал коллегам, что в его отделении прибыло гениев. Эдта улыбалась, хлопая, а где-то поодаль стоял мрачный и одинокий Дирлис с бокалом фруктовой гоночной. Он был вовсе не в восторге, что ему теперь придётся каждый день видеть врага на Больничной дуге.
Как и все мужчины, Рофомм волновался – но не больше человеческого. Ему не грозило сегодня потерять свою суть. Ведь Эдта не простая женщина, которой с ним не по пути, она оказалась такой же, как он.
– Веди меня сквозь пустоту, – произнёс он ритуальную фразу варков, прижавшись бровью и веком к её ладони. Девушка кивнула, но молчала, словно чего-то ждала. – Ах, верно, – вспомнил он и развязал кушак. – Держи.
– Звёзды на нём вышью, – прошептала она, забрав кушак, и поцеловала жениха в губы.
На балах в Больничной дуге обычно заключались помолвки – сразу после получения должности следовало жениться, так считалось в их сообществе. Поэтому никто не стеснялся целоваться, а старшие коллеги хлопали их по плечам и поздравляли с помолвкой. Дирлис, наблюдая всё это, кривил до того страшную рожу, что казалось, будто его отравили. Наконец Рофомм не выдержал.
– Шорл, – тихо проговорил он ему на ухо, подкравшись сзади. Дирлис вздрогнул и медленно повернулся к нему. – Я видел душу, у меня есть душескоп. Пока что только видел – но мы сможем и оперировать её, найдём способ. Сможем лечить самые раненые души. Я не понимал, почему ты такая скотина, пока сам не влюбился. Теперь-то я знаю. Я верну её тебе. Вылечу и верну.
* * *– Способ мы нашли, – продолжал он, безысходно вращая на пальце цепь от часов. – Заключили контракт со всемирным посмертием. Перевели старые свитки, а Дирлис был первым, кто отважился заговорить с мёртвыми голосами. Он принёс свою жертву – решил быть последним в своей врачебной династии. А ведь его предки вытаскивали наконечники стрел из солдат сотни и сотни лет назад. А я – я плату уже внёс, мне нечего было отдать. Контракт – сложная и болезненная штука. Мёртвые дали нам с коллегами силы исцелять там, где почти неизлечимо, и умерщвлять без боли, где неизлечимо вовсе. С легализацией контракта в телесном законодательстве возникли… сложности – в той его части, что касалась доброкончания, убийства милосердия. Но благодаря некоторым… способностям Эдты мы всё же сумели убедить Администрацию. И у меня в полную силу заработал душескоп, через него стало возможным оперировать души. Я вернул Дирлису его даму. Сейчас они женаты. Она бесплодна – сектанты выпотрошили её. Так что некому продолжить династию. Шрамы, конечно, никуда не делись, но Дирлис зарабатывает достаточно, чтобы кутать её в эшфенское кружево с ног до головы.
Она бы его и так любила, но ему надо показать, что он тоже. Равила, – он мрачно усмехнулся, – вдруг поняла, в чем её жертва – она никогда не родит дочери. У неё было уже два выкидыша, оба женского пола. Ирония в том, что до контракта и жертвы она могла рожать кого вздумается. Эдта – то ещё чудовище.
– Зачем ты водил к ней мужчин? – не удержался Дитр. – Я смотрел время этого дома, тут было много всего…
Ребус зашипел и по-змеиному повернул к нему голову. – У тебя какие-то проблемы со своим полом, Парцес? Ты боишься мужчин? Боишься за свою мужественность при виде голого мужика? Или возбудиться при виде голого мужика? Или ты просто ханжа?
– Ты это заливал господам, которым потом диктовал, что делать с твоей женой?
– Господа, – он ухмыльнулся куда-то в пустоту, – меня обожают. Это для мудаков с Больничной дуги я доктор гад, а эти называют меня звездой прогресса и всем таким прочим. У Эдты особая работа с волей – одна ночь, и они уже меня обожают как самое тёплое воспоминание. Она давит, – он провёл длиннопалой пятернёй по лицу, – на чувственность. Но самое главное – то, кем были те мужчины. Только один был из наших – через год он стал шеф-редактором «Серебряного вестника». Другому понадобилось три года, чтобы занять место главы отдела медицины Департамента всемирно-нравственного соответствия. Но лучше всего – тот, что был во второй год нашего брака. Министр внутреннего порядка, господин Зинив. Любит нас с ней и всё, что с нами связано, – Леара довольно быстро стала при нём шеф-глашатаем полиции. А ещё их протекция, статьи, связи помогли воплотить в телесные законы всемирный контракт. Я делал вид, что ничего не понимаю, что я просто хороший гралейский муж, который таскает в зубках безделушки и мужиков своей жене, но я всё понимал. Я такое же ржавое дерьмо, Дитр, как и все остальные здесь.
– Это всегда было ради выгоды? – еле скрывая отвращение, поинтересовался он.
– Нет, конечно. Иногда это были столичные красавцы – актёры, танцоры, наперсники. Всем нашим хлыщам я запрещал целовать жену в губы или каким-либо иным образом притрагиваться к её рту. Так что видишь, какие-то границы у меня всё же есть, – он дёрнул краем рта. – Это же посторонние люди, это не то, что было у родителей с Барлем. Там была дружба, там была любовь. Друг у меня имелся – но женщины его не интересовали, поэтому с Эдтой он только пил. А она и его меня лишила.
Ребус с каждым словом говорил всё тише, а его одиночество теперь уж совсем невыносимо ощущалось затхлым болотом. Дитр не знал, что ему ответить.
– Он отправился в плавание вокруг континента на пароходе. Когда корабль проплывал мимо северного берега, где пустыня, Эрль решил атаковать его из пушек со всемирно усиленными ядрами – Эрль хорош, настоящая машина для убийств. Ядра летели дальше, чем обычные, и разили сильнее. Шеф-шкипер только успел отправить альбатроса в ближайший форт. «Эрль на берегу, ядра, да растворимся мы», – вот что написал. А Эдта – Эдта всё это видела наперёд. И всё равно позволила Джеру сесть на тот корабль. Зачем, почему, за что, я у неё спросил. Она ответила, что судьба его расходилась двумя узорами. Не сядь он на корабль, продолжил бы работать художником, влип бы в репутационный скандал, и слава бы его угасла. А так он растворился всемирной известностью, его будут упоминать в учебниках как мастера нового базиса. Джер, можно сказать, станет бессмертным.
