Седая целительница - Зарина Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стеш… Убери руки от сердца. Кажется, всё.
— Ты что, дурная⁈ Какой всё⁈
— Снежинка сама вернулась к нам.
— Что⁈ — Медноволосая так заверещала, что и мертвый бы проснулся! — Снежинка, сестренка! Милая, открой глазки! Ты меня слышишь⁈
— Воды…
Шепнула я обсохшими губами.
Глава 14
— Если Горан узнает, он мне голову оторвет, как перепелке!
— Твоему Горану самому надо голову оторвать, и хозяйство заодно!
— Что ты сказала, рыжуха⁈ Он твой альфа! — рявкнула Русала сбоку.
— Он чудовище и мерзавец! Который снасильничал бедную деву!
— Горан не насиловал! Он консумировал брак со своей суженой!
— Да ты что⁈ Вы здесь всех девок так замуж выдаете⁈ Оттого, видно, их так мало осталось! Повесились от радости, бедняжки!
— Умолкните вы обе!
Рявкнула всегда тихая и спокойная Яринка, что придерживала меня за левый бок. Справа недовольно насупилась Стеша, зыркая на волчицу впереди, что вела нас сквозь заросли в избу какой-то Янины. Старой хранительницы рода.
Я с трудом держалась на ногах. Болел живот, промеж ног адски горело, укус на бедре еще не прошел. Магия вытекала из меня, словно кровь. Быстро и стремительно, опустошая мое тело.
Благо девочки держали, да на себе тащили.
А вот Русала умолкнуть не могла, все бурчала впереди нас.
— Янинка, старая карга, тоже хороша! Если Горан прознает, то…
— Помалкивать будешь — не узнает.
Молвил старческий голос сбоку. Испуганно ойкнув, девочки дернулись, чуть не уронив меня. Около старого колодца застыла сгорбленной фигурой старая женщина. Укутанная в меховые шкуры разного зверья, она пристально рассматривала меня своими желтыми, как золото, глазами.
Да мрачнела все сильней, сильней.
— Хорошо он тебя потрепал, девонька. Молодой и упрямый кобель! — в сердцах бросила она и подошла ближе, рука со сморщенной, свисающей кожей потянулась к моей щеке. Да ласково погладила, почти как свою дочь.
— Русала сказала, ты мать хочешь увидеть. Не сбежишь?
— Не сбегу. — выдохнула я тяжело, ощущая, как холодный пот стекает градом по виску.
Старушка по-прежнему недовольно поджала губы, недоверчиво глядя на меня.
— Белые потребовали у Горана встречи. Не сегодня-завтра объявят войну. Из-за тебя.
— Не из-за меня. — процедила я сквозь зубы, награждая старуху острым взглядом. — А из-за того, что он сотворил со мной на потеху вашего племени.
Русала сбоку отвела пристыжено глаза, девчата мои тоже напряглись, а старушка медленно опустила голову на бок.
— Не столь ты мягка, как кажешься, Снежинка, дочь Бурана из клана белых волков. — скрипучим голосом подметила старуха. — Только войны будет точно не избежать, когда мать твоя тебя увидит искалеченной и измученной.
— Войны и так не избежать. — прохрипела я от натуги говорить. Больно мне было и плохо. Так, что аж руки затряслись, снова волчьей ягоды глотнуть. Да прекратить свои мучения. — Но мне радостно от мысли, что столько жизней скосит Морана. Отпусти к матери. Дай с ней увидеться. И, возможно, она сможет убедить отца не откопать топор войны.
Старушка шагнула вперед, став со мной нос к носу.
— Ни одна мать не бросит свое дитя в лапах чудовища. Утопать в мучениях.
— Не тяни время, старая! — крикнула я шепотом. — Мне с ней говорить. Мне… а не тебе. Моя матушка мудрая, она общее благо не променяет на бесполезную ненависть и месть, в плату сотни жизней.
— Ну гляди мне.
На последок уронила старушка и кивнула Русалке.
— В баню ее тащите, там чернявая ее ждет.
* * *
— Милая моя! Солнышко мое! Прости меня, дурную! Прости, богами молю! Не уберегла я тебя! Не защитила!
Матушка обливалась слезами, а я не могла надышаться ее запахом. Правду говорят, от материнского прикосновения и тепла боль угасает. Вот и мне полегчало. Сильнее к ней жмусь, теплоту черпаю. Кто знает, когда свидимся. Бережно запоминала этот сладкий аромат ягоды и свободного весеннего ветра, и еще кое-что… совсем незаметно. Нежно.
Запах материнского молока.
— Будет тебе столько плакать, матушка. Перестань печалиться. Молю, хватит слез. Дай увидеть твою улыбку напоследок.
— Нет, милая! Нет! — родительница обхватила меня за плечи. — Не пущу я тебя никуда, со мной пойдешь. Буран за тебя убивать будет, выродка этого чернявого на кусочки разорвет, да дикому зверью на поедание бросит.
— Нет, матушка. — печально выдохнула я, пальцами стирая ее слезинки с лица. — Не надо за меня убивать. Беду на себя накличите. А вам о другом надобно думать, не о смерти, а о жизни.
Ладоши сами потянулись к робким росткам энергии в мамином животе.
Глянув на обескураженную матушку, я улыбнулась краем губ.
— Тяжелая ты, маменька. Мужу сыновей родишь. Двоих и сразу. Как Маричка и говорила, такое только у волкодавов бывает.
Пришибленно застыв с вытянутым лицом от услышанного, матушка робко накрыла свои ладоши поверх моих.
— И я скоро понесу, — призналась я в сокровенном. — Мальчика. Наследника черных. Приходил он ко мне во сне, мама, такой здоровенький. Кучерявый, и с глазеньками голубыми, как васельки.
Мама снова подавилась плачем.
— Как же так, солнышко мое? От насильника понести? За что на твою головку такие наказание, милая? За что?
— Тише-тише, — я сморгнула слезинки с ресниц. — Дите ни в чем не виновато. Ни мое, ни твои. Ни чужие, мама. Нельзя допустить войны.
— Пойдем со мной, Снеж. — меня крепко схватили за руку, целуя в макушку. Как в детстве. — Буран тебя защитит, он нас всех защитит. И мальчика твоего не обидит. Внука. Поднимем вместе. Он…
Покачала головой от отчаяния. Не стала говорить, что сынишка еще не прикрепился в моей утробе. И о словах странного парня по ту сторону яви тоже не стала.
— Матушка, я бы сказала, что сердце мое пылает от боли и ненависти. Но не могу сказать. Вырвал сердечко мое черный волкодав с корнем из груди. Не надо подливать масла в огнище. Не надо… Меня уже не спасти. Сломал он меня, мама, сломал.
— Не говори так, отрада души моей.
Матушка обхватила меня за плечи, заставив глянуть в ее зеркальные от слез глаза.
— Буран обрадуется внуку, вот увидишь! Поднимем мальчонка, я любить его буду. И с войной все уладим, милая, брат твоего отца пригрозит этому паршивцу. И он тебя ради мира отпустит.
— Не отпустит, мама, — вспомнилась его клятва на алтаре, тогда он призвал луну свидетельницей. — Жена я ему теперь.
Спрятала взгляд, дабы сморгнуть слезы.
— Да и дите мое отцовский клан не примет. Изгоем станет. Ненавидеть его будут. Следом моего позора нарекут. Можно смешать белый с черным, но не