Эскадра его высочества - Алексей Владимирович Барон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С чего вы взяли, что он будет присутствовать на суде?
– А как же. Мы ведь покушались знаешь на кого?
Мормидо перекрестился.
– Знаю, знаю. Ладно. Но смотрите, у цирюльника бритвы и тому подобное. Самоубийства не допущу, даже не пытайтесь.
– Любезнейший! Небесникам самоубийство запрещено. Большой грех.
– Так вы и впрямь небесник?
– Сказано – небесник, значит – все, баста. Небесник и должен быть. Ты что, не веришь его люминесценцию?
Мормидо вновь перекрестился.
– Как можно! Верую. Небесника, однако, вижу впервые. Прям такой же, как все. Только рожа хитрая. Как же вас распознать-то, а?
– Даже и не пытайся. Один великий сострадарий умеет. На то он и великий.
– Да-а, дела. А сотоварищ ваш того… голову о стенку не разобьет? Чего-то он сильно смурной сегодня.
– Видишь ли, он действительно расстроен тем, что его хотят сжечь. Неужели ты думаешь, что это приятно?
Мормидо думал о другом. Он почесал затылок и сообщил:
– Ну, у каждого свои заботы. А мне вот вас палачу нужно живехонькими сдать. Потому как мертвого казнить не получается. И чтобы морды без синяков были, а то людям показать стыдно. Вы уж не накладывайте на себя руки, а? Чего самим-то утруждаться! Потерпите как-нибудь до казни, ладно?
– А чего? Ладно, потерпим. Недолго уж осталось.
Мормидо обрадовался.
– Честно?
– Дорогой мой! Ты когда-нибудь слышал, чтоб колдуны и черные маги с собой кончали?
– Чего не слыхал, того не слыхал, – умудренно качая головой, сказал Мормидо.
– Вот и ступай спокойно.
Мормидо все же продолжал топтаться на пороге.
– Сударь, вам терять нечего – так и так один конец. А если у меня возникнут неприятности, вам же легче не станет?
– Да не особенно.
– Вот и не берите грех на душу. Сильно вас прошу: присмотрите за энтим, ладно? Но чтобы морда целая была.
– Ну, не знаю, не знаю. Если цирюльник не придет…
– Да придет, он придет. Завтра же.
– А ты завтра дежуришь?
– Так точно.
– Ну, договорились.
Мормидо явно успокоился и сказал:
– А я уж за могилками присмотрю, не извольте беспокоиться.
– За какими могилками?
– Да за вашими. И место хорошее подберу. На самом кладбище, конечно, нельзя будет, а вот где поближе к ограде – это мы устроим.
– Ну, брат, утешил.
Мормидо ухмыльнулся.
– Так на то мы и сострадарии.
– В вашем заведении, я смотрю, кого ни возьми – все милейшие люди.
Мормидо неожиданно сконфузился.
– Да чего там! Это ж первейшая заповедь: довел человека до смерти, так уж утешь напоследок, не будь скотиной. Только и вы уж за меня тоже словечко замолвите.
– Это кому?
– А там, – тюремщик показал в потолок. – Пресветлому. И святому Корзину от меня того… тоже кланяйтесь.
Мартин энергично кивнул.
– Сразу, как только встретимся, обрат. Первейшее дело!
* * *
– Не люблю позерства, – сказал Фань. – Особенно перед смертью. Неприятно как-то, знаете.
Мартин зачем-то принялся полировать браслеты наручников.
– Лю, как вы полагаете, этот наш Мормидо когда-нибудь слышал, что сжигать людей нехорошо?
– Не только он, но и дед и прадед его, царство им небесное, ничего не слышали о такой странности.
Фань вдруг подскочил.
– Ох, сожгут! Как пить дать – сожгут, мракобесы пресветлые! Что же делать-то, что делать, а? Только не говорите, что не знаете!
– Знаю. Ешьте. Нужно накопить сил.
– Ох, аппетит к человеку приходит только вместе с надеждой.
– Попробуйте заставить себя.
– Да зачем?
– Чтобы достойно встретить свой конец, – громко сказал Мартин.
Потом прекратил свои полировальные занятия, наклонился к Фаню и тихо добавил:
– После побега с питанием может быть плохо. Некоторое время. Да и убежать-то далеко не убежишь, если ноги от голода подгибаются.
Судовладелец обвел безнадежным взглядом каменные стены, дубовую дверь, железные решетки и изумленно прошептал:
– Вы надеетесь на побег? Иллюзии.
– Прошу вас, еще кусочек, – громко сказал Мартин.
– Вы серьезно?
– В отношении кусочка?
– Прошу вас, не дурачьтесь.
– Я серьезен, как приговоренный к смерти.
Фань наклонился к уху Мартина.
– И которым же способом вы собираетесь бежать? Под землей? По воздуху?
– Нет, через дверь.
– Кто же ее откроет?
– Надзиратель.
– Надзиратель? Какой еще надзиратель?
– Ну… Разве не помните? Завтра дежурит Мормидо.
– Странно. Я начинаю верить.
– Вот и хорошо. Еще кусочек, пожалуйста.
– Так и растолстеть можно. Что я должен делать?
– Сохранять убитый вид. У вас неплохо получается.
Фань, звеня цепями, лихорадочно забегал по камере.
– Тише, вы мешаете спать охране.
Торговец схватился за голову.
– Послушайте, если это шутка, то она жестока больше, чем костер.
– Никаких шуток.
– Точно?
Мартин привлек его к себе и тоже зашептал на ухо.
– Ваш судейский друг…
Фаня затрясло.
– Только не называйте его моим другом!
– Да, слово в коммерции редкое.
– А вот тут вы ошибаетесь. Без нормальной человеческой взаимопомощи торговать в этой стране немыслимо. Ни тебе сколько-нибудь устойчивых законов, ни арбитражного суда, ни защиты полиции. Брр! Полиция…
– Вам не нравится полиция его величества?
– Я обож-жаю полицию его величества. А точнее – его люминесценция.
– В самом деле?
– Представьте себе. Честнейшие люди! С ними всегда можно договориться… за умеренную сумму.
– Тогда что же вам не нравится?
Фань в очередной раз схватился за голову.
– О, Мартин! Ваша мудрость и житейский опыт вызывают подлинное восхищение. Но иногда, извините, вы кажетесь белой вороной, каким-то пришельцем из иных миров. Я пять лет втолковывал Мармилю, местному эскандалу, что ордену выгодно позволить купцам богатеть. Да всем – выгодно. Для наглядности предоставлял весьма убедительные аргументы. И что же? Ухмыляющаяся скотина спокойно все брала, а потом заявляла, что из богатства произрастает гордыня, а это ордену без надобности. И добавлял: примерно так же, как вам орден.
– Любопытный человечек. Похоже, он был прав.
– Абсолютно.
– И даже пытался дать совет.
– Не сомневайтесь, это доброе дело не осталось без награды. Но речь о другом. Я понял, что ордену действительно не выгодно позволять людям жить лучше. Чем богаче человек, тем больше у него возможностей прикупить себе свободы. А чем он свободнее, тем труднее принудить его к покорности.
– Разумеется, ордену это ни к чему.
– И не только ордену. В Магрибе ничуть не лучше.
– Вы там были?
– Ага, сподобился. Так когда мы бежим?
– Я же говорил: завтра. Глупо ждать последней ночи. Побреемся вот, чтоб на людей походить. После этого и сбежим.
– О! Так и баню вы для этого потребовали?
– Не только для этого.
– А зачем?
– Как – зачем? Грязным быть надоело.
* * *
Цирюльник давно ушел. Огромный
