Графъ - Аля Пачиновна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он терпеть не мог вспышек бурной деятельности мадам Кокошкиной и предпочитал пережидать бурю в квартире на Сахарова. День-два потусоваться в городе, или напиться в хлам - легко. Глеб и в этот раз сделал бы так же. Просто закрыл бы ставни и умер бы минут на пятьсот-шестьсот. Если бы не ощущение обратного отсчета, неумолимо истекающего времени. А он столько ещё должен успеть сделать…
- Ты знаешь, что самый сильный наркотик - это время? - сказал как-то Барон. - Смертность стопроцентная, зависимость мгновенная. Его всегда мало, не хватает и всех ломает, когда его нет. А самое страшное, что его ни купить, ни украсть невозможно. Человек живет иллюзией, что впереди у него много времени. Счастлив тот, кто при жизни понял, что хуй железный, пока горячо!
Теперь он был полностью солидарен с этой гипотезой. Все зависит только от времени. И Глеб посчитал ошибкой тратить его на дневной сон. Тем более, позвонил Шалтай и сообщил, что на центральном менты накрыли целых два нарко-маркета. Которых там уже лет семь стабильно не водилось. Это значит, на границах влияния образовалась вредоносная брешь. Или же ее хорошо прятали от хозяина уже какое-то время.
Время…
- Тебе хорошо, старый хрыч, - думал Глеб, крутя на указательном пальце перстень Барона, - ты там кайфуешь где-то с новым сердцем. А я заебался. До кровавых пузырей в глазах заебался смотреть, как оно уходит.
Самое поганое, что даже если бы в его власти было нагибать и ставить раком измерение, ему ведь даже отмотать стрелки некуда. Не было в его жизни точек, в которых хотелось бы задержаться. Кроме одной.
Знал бы, что начнётся такой замес, в тот же вечер девчонку эту… закрыл бы вопрос, короче. Ещё там, в контракте. Надо было убрать ее сразу.
Нет, не смог бы.
Хорошо, тогда в ту полночь, в его кабинете, прямо на столе. Рассчитать ее за шпионаж, за расцарапанную фотокарточку, за острый язык и зубы, за то, что свалилась на него с неба вместе с дождем из льда и виски. До того, как подтвердится ее непосредственное участие во всем, что вокруг него завертелось.
А потом взять и увезти ее на маленькую жемчужину Карибского бассейна, в условия строжайшей изоляции от общества, с которым она вела информационную войну. И самому остаться там, где время застревает в вечном лете. Считать рассветы и закаты. Смотреть на звёзды и представлять, что где-то там, по ту сторону прибоя сидит старый Барон, курит и тоже смотрит в небо.
Требовалось в два раза больше сил на поддержание лица, увлечённого делами более приятными, чем состав проблем, несущийся на всей скорости ему в лоб. Тем не менее, вальс с ментами удалось разрулить довольно быстро. Ребята попались не очень сытые. Как начинающие биксы, продались кокетливо, но почти не краснея. Вскоре Графа представили группе шакалов, назначенных ответственными за незаконный наркотрафик. Тем же вечером ребятами растопили печь крематория. Фарисеи старались, из кожи вон лезли, выслуживаясь. Шалтай даже вызвался отвезти Глеба в графство, развлекал по дороге анекдотами и юморил, сам же грохотал раскатисто над своими шутками. Увязался провожать до крыльца. А когда машина с водителем и охраной осталась позади, Сеня резко посерьёзнел.
- Разговор есть, Граф, - сказал он, пыхтя от скорости, к которой не привык, предпочитая прогулочный шаг.
Глеб притормозил у порога, кивнул, пропуская кореша в высокие стеклянные двери парадного входа. Дал охране отбой на пару часов. Судя по заблестевшей лысине, у Шалтая какие-то важные новости.
Прошли на террасу во внутреннем дворе - лучшее место для конфиденциальных разговоров. Сеня не спешил. Фальшиво насвистывая под нос «Вальс-бостон», нашёл в баре террасы коньяк, по-хозяйски достал два фужера, плеснул себе и Глебу, пока тот раскуривал сигару. Хлебнул и расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке. Мягкого освещения хватало, чтобы стали заметны темные пятна вокруг его подмышек и несколько точек от проступивших на груди капель пота.
Начал издалека, осторожно, как будто шёл по льду, который с каждым шагом становится тоньше. Так обычно врачи готовят пациента к приговору.
- Знаешь этого? - спросил он, показывая на экран своей балалайки.
- А должен? - Глеб удостоверился, что портрет в костюме ему не знаком.
- Бывший журналист, особист. Сейчас этот портфель возглавляет отдел с очень длинным и непонятным названием. Если не булькать длинно, то он курирует сетевые СМИ. А ещё конкретнее - внедряет ложь в общественное сознание через блогеров. Прикинь?! Сидишь такой на толчке, слюнявишь экран, на телок смотришь, а потом херак - двадцать пятый кадр, и ты встаёшь и идёшь голосовать за какие-нибудь поправки. Нативная пропаганда, подмена понятий, фейкньюс - его хлеб.
Шалтай махнул коньяк залпом, словно в бокале не Курвуазье, а колхозный первач.
- А, так вот откуда исходит Всероссийская жопа! - Глеб искупал в янтарной жидкости не зажжённый край сигары, подержал секунд пять, чтобы листы впитали древесно-ореховый вкус напитка и затянулся горьким дымом.
- Почему я должен его знать? - спросил он на выдохе.
Шалтай полез в задний карман брюк, выудив из него небольшой портмоне, открыл, достал прямоугольник картона и протянул его Глебу.
- Лопатник твоей залетной, - сказал он и кивнул на кошелёк. - Ты просил все ее контакты пробить. Вот. Там ручкой его личный номер нацарапан.
Граф покрутил в руках визитку, ещё раз глянул на изображение. Нет, ни лицо, ни фамилия ему ничего не говорили.
- И?
- Ну ты даёшь! Козе ясно, что она из структуры, - Шалтай свистнул, взглядом намекая на потолок.
- Какой козе? Сеня, завязывай с белым. Это ничего не значит, - быстро сказал Глеб, отметив в себе некую нервозность. И сигара сегодня не шла, и Курвуазье. - Слабая версия. У меня визитка Жириновского есть, это же не значит, что я его петух.
- Ладно, может и не че-ка, но точно обработанная. Кто-то тщательно изучал тебя долгое время, чтобы так цепануло.
Глеб завис, глядя на тонкую струйку дыма, змеившуюся над пепельницей. Два вопроса воевали за право стать причиной бессонницы этой ночью. Первый: какой резон Шалтаю обсуждать эту
