Метафизика Петербурга. Историко-культурологические очерки - Дмитрий Спивак

С отречением царя, осталась некая духовная пустота, и церкви необходимо было ее чем-то заполнить. Мысль иерархов обратилась в первую очередь ко временам московского царства, когда никакого Синода не было, а обер-прокурорский надзор не стеснял церковь. На это указывал весь чин интронизации новоизбранного Патриарха. Как известно, она прошла в Успенском соборе Кремля, с возложением на голову Тихона куколя патриарха Никона, и со вручением ему посоха святителя Петра Московского. Однако и в допетровские времена церковь всегда чувствовала тяжелую руку московских царей. Нужно было идти еще дальше, вырабатывая совершенно новый подход к каноническому устроению церкви – а может быть, и ее догматическому вероучению. На то были все возможности. Среди церковнослужителей было немало хорошо образованных и широко мысливших людей, не говоря уж о том, что к богословию тянулись лучшие отечественные умы. Многое указывало на то, что стране предстоял религиозно-философский взрыв, сравнимый разве что с расцветом паламизма в церковной и общественной культуре поздней Византии. Еще немного – и поехали бы учиться в Петроград и в Москву и Тейяр де Шарден, и Тиллих, и Барт.

Бог рассудил по-другому. К власти в стране пришла партия, стоявшая на позициях агрессивного атеизма. В новых условиях все силы церкви были брошены на выживание. Репрессии были очень суровы, включая массовые расстрелы священнослужителей, разрушение храмов, осквернение мощей. В них не было логики, но была своя драматургия. Первый пик гонений пришелся на 1918–1922 годы. То было время «красного террора» и изъятия церковных имуществ. Политическая, а также моральная оппозиция церкви, на первых порах весьма заметная, была сломлена. Признаки поворота заметны уже в Духовном завещании патриарха Тихона (1925), однако его исходной точкой принято считать знаменитую Декларацию 1927 года: «Нам нужно не на словах, а на деле показать, что верными гражданами Советского Союза, лояльными к советской власти, могут быть не только равнодушные к православию люди, не только изменники ему, но и самые ревностные приверженцы его, для которых оно дорого, как истина и жизнь, со всеми его догматами и преданиями, со всем его каноническим и богослужебным укладом». Декларация была подписана рядом авторитетных членов Синода, во главе со знаменитым митрополитом Сергием. По его имени, новый курс получил неофициальное название «сергианства». Сущность его состояла в заключении соглашения с советской властью – если не «новой симфонии», то конкордата. При всех изменениях, Русская православная церковь осталась верна этому курсу вплоть до времен перестройки.

Надо заметить, что связь с нашим городом прослеживается в биографиях всех предстоятелей «патриаршей» церкви. Так, митрополит Сергий еще в начале XX века, в бытность свою епископом Ямбургским, руководил петербургской Духовной академией, и председательствовал на первых Религиозно-философских собраниях. Там он имел возможность непосредственно ознакомиться с «новым религиозным сознанием» в лице таких ярких его носителей, как Мережковский и Розанов, и в свою очередь запомниться им. Проведя свою церковь через тяжелые испытания в сане местоблюстителя патриаршего престола, Сергий был наконец избран Патриархом Московским и всея Руси в 1943 году. Всем трем его преемникам – а именно, Алексию I, Пимену и ныне здравствующему патриарху Алексию II – в разное время довелось занимать ленинградскую кафедру. Главной причиной этого была исторически сложившаяся высокая авторитетность положения митрополита ленинградского.

Принятый в Декларации 1927 года курс не был единственно возможным. Альтернативу ему составило так называемое обновленчество, основанное в 1922 году, и на первых порах вошедшее в большую силу. Достаточно сказать, что всего через год, его приняли настоятели почти всех храмов Петроградской епархии (более 90 процентов). Обновленцы смотрели на христианство и социализм как на два разных пути к одной цели. Соответственно, они пошли на модернизацию богослужения, упразднение монашества и даже планировали догматические новшества, наподобие утверждения, что Бог творил мир не один, но при участии «производительных сил природы». Обновленцам придавало силы то обстоятельство, что в психологическом отношении они были близки многим заслуженным революционерам. Так, тогдашний нарком просвещения А.В.Луначарский задолго до революции озаботился измышлением новой, «пролетарской религии» в рамках так называемого богостроительства, за что его нещадно критиковал сам Ильич… Православие «обновленцев» было сомнительным. Однако в нем было высказано немало заслуживавших внимания мыслей, кое в чем, кстати, предвосхитивших такие известные течения западной мысли, как католическая «теология освобождения».

Признавая тот факт, что движение «обновленцев» было было учреждено в Москве, следует отметить, что его возглавляли по преимуществу петроградские церковные деятелями – такие, как священники А.Введенский и В.Красницкий. Один из первых и самых самых ярких инспирированных ими процессов – знаменитое «Дело митрополита Вениамина» – прошел в 1922 году в Петрограде, в помещении теперешнего Большого зала Филармонии. Обновленческие храмы удержались в Ленинграде практически до самой блокады. В целом же, авторитет «обновленцев» в массах верующих был подорван их сотрудничеством с карательными органами, включавшим совместную борьбу с Русской православной церковью. К 1945 году «обновленческая» церковь утратила доверие властей и была упразднена ими.

Третьим влиятельным движением стала «катакомбная церковь», приверженцев которой нередко именуют «[новыми] иосифлянами», по имени их первоучителя, митрополита Иосифа. «Раз Советская власть активно борется с учением Христа, то как же можно входить с ней в какие-либо соглашения», – рассудили «иосифляне» и отказались признать Декларацию митрополита Сергия. В ответ «сергиане» ссылались на евангельский тезис «Нет власти не от Бога», и указывали на исторические прецеденты – к примеру, на соглашения, в которые православные иерархи входили с турками, попав со своей паствою под их власть после падения Византийской империи. Сама постановка вопроса говорила о многом. Большевики – люди в массе своей крещеные в детстве и еще помнившие старую жизнь – за какие-то десять лет поставили церковь в такое положение, когда она едва ли не с ностальгией вспомнила о временах «туркократии»… Непосредственным поводом к обособлению «катакомбной церкви» послужило то, что светские власти не допустили в 1926 году митрополита Иосифа к занятию вдовствовавшей ленинградской кафедры. Сам он был глубоко связан с религиозной жизнью города, входя в число учеников еще отца Иоанна Кронштадского. Да и в дальнейшем общины «иосифлян» продолжали тяготеть к Ленинграду. Их полная история лишь начинает приоткрываться: к примеру, недавно был опубликован документ, свидетельствующий о том, что замечательный ленинградский ученый, академик Д.С.Лихачев, причислял и себя к иосифлянам «в пору гонений на русскую церковь».

Что касалось четвертого большого направления – Русской Православной церкви заграницей, то она, в лице своего так называемого «Карловацкого синода», также определила свою позицию прежде всего по отношению к Декларации митрополита Сергия и к плодам ее воплощения в жизнь. Как видим, не будет ошибкой сказать, что в лице как первенствовавшей «патриаршей» церкви, так и ее виднейших оппонентов Петроград-Ленинград наложил неизгладимый отпечаток на религиозную жизнь всей советской страны.

Летом 1929 года собрался II съезд Союза безбожников. В числе его резолюций обращает на себя внимание провозглашение «церковного фронта» одним из важнейших участков классовой борьбы. Такое решение ставило церковь под самый удар, поскольку как раз в то же время партия выбросила лозунг об обострении классовой борьбы и намечала направления новых репрессий. По сути, речь шла об устранении всякой конкуренции культу Сталина и пресечении любых форм самоорганизации общества. Одной из задач «безбожной», второй пятилетки был решительный подрыв положения церкви, и он был в общем достигнут. Дальнейшие события известны – начало новой Великой войны, первые поражения на фронтах и речь «Братья и сестры», произнесенная дрожащим голосом вождя. Напуганный диктатор пошел на широкое восстановление патриотических лозунгов и атрибутов, пришло время вспомнить и о церкви. Митрополит Сергий сам обратился к верующим сразу же, в первый день войны, определив борьбу с немецко-фашистскими оккупантами как их «священный и обязательный долг». Однако историки полагают точкой решающего поворота встречу И.В.Сталина с руководителями Русской православной церкви, проведенную в 1943 году. Фактически власти приняли на ней конкордат, предложенный церковью в Декларации 1927 года. Немедленно вслед за тем был созван Архиерейский собор, избравший митрополита Сергия патриархом, вторым за советское время.