Великие легенды Франции - Эдуард Шюре

– Кто ты? – спросила Кармелия.

– Я тот, кто не сгибается перед Вечностью. Я тот, кто хотел существовать и узнать все самостоятельно. Я Бунт и Проклятие. Тем не менее, без меня ни земля, ни видимые миры не существовали бы. Я держу колонну пространства и времени. Я царь воздуха и подземного мира. Я несу свет во тьму. Все изгнанные из рая вынуждены возрождаться на земле, они блуждают по моему царству. Я искуситель, и души должны пройти через мое сито, прежде чем смогут подняться наверх. Страдания, которые я несу, необходимы для жизни вселенной, но сам я страдаю во сто крат больше. Опала душ временна, мои же страдания вечны.

– Бедный падший ангел! – вскричала Кармелия. – Я возьму одну из твоих слез и отнесу ее твоим братьям ангелам, живым словам Элохима. Когда они увидят эту слезу, они пожалеют тебя.

– Нет. Они не могут ничего сделать для меня. Но если ты любишь тех, кто страдает, может, ты хочешь спасти душу, бродящую в мире воздуха, усыновив ее?

– Да, я хочу это сделать, ведь я люблю тебя! – сказала неосторожная монахиня.

– Хорошо, мы еще встретимся! – сказал князь тьмы, исчезая, как метеор.

Ночью Кармелия спала беспокойно в своей келье. Ей привиделся пилигрим, опирающийся на посох, его лицо было скрыто капюшоном. Он казался очень уставшим. Смиренным и умоляющим голосом он попросил убежища. «Что же, ложись на плиты, – сказала Кармелия без страха, – и отдохни». Гость опустился перед Кармелией на колени и будто начал горячо молиться. Но мало-помалу Кармелите стало казаться, что фигура коленопреклоненного монаха начала расплываться. Что же это было, живое существо или тень? Постепенно это нечто стало подобно туману, а потом медленно изменило форму, и, сбросив клобук и рясу, во всей своей красе монахине явился Падший Ангел. Во лбу его горела звезда познания и гордыни. Он расправил свои кожистые крылья, и они коснулись потолка. Кармелия задрожала от ужаса. В его неподвижных глазах она увидела все. Но она неподвижно сидела на своем ложе, завороженная змеиным взглядом. Дух охватил неподвижную деву. Его глаза горели, руки были огромны, крылья увеличились. Он захватил ее, подобно мощному потоку, двигавшемуся резкими толчками. Кармелия падала и падала с ним в бездну, и это была сладкое мучение. Мало-помалу келья наполнилась странным туманом, и монахиня не видела больше ничего, кроме горящих глаз и звезды Падшего Ангела. Вдруг она почувствовала его губы, горячие, как раскаленный металл, на своих. В то же мгновение огненный поток проник в нее, и змей смерти устремился в ее сердце. Усилием воли она испустила крик и вскочила. Она была одна в келье. Снаружи бушевала гроза, а через окно ее жилище покинула тень, обернувшаяся птицей, которая растворилась в ночи. Но печальный и завораживающий голос князя тьмы звучал в завываниях осенней бури: «Ты любила меня, поэтому ты станешь матерью Мерлина. От меня он получит знания, проклятые церковью, и станет величайшим пророком». [37]

С этого момента жизнь Кармелии заполнило беспокойство, мучения и страхи. Она чувствовала, что ее поцеловал Падший Ангел. Как огненное кольцо, этот поцелуй запер ее в царстве князя тьмы. Ее больше не посещали экстазы и небесные видения. Тревога гнала ее из монастыря в лес, где ее окружали тысячи непонятных и пугающих звуков, тысячи чарующих и нежных голосов. «Боже, что же со мной будет?» – говорила она, падая в гроте, где бил родник, или под дубом фей. И, словно шепот невидимых листьев, до ее слуха донесся хор воздушных духов. Они успокаивали ее и говорили: «Все будет хорошо, чистая и добрая дева. Ты дала приют одному из нас. Ты родишь великого чародея!» И вот, когда самые черные страхи почти захватили ее душу, Кармелия вдруг почувствовала, какое это счастье – быть матерью. Ей казалось, что она уже видела сына, которого носила под сердцем и чья душа уже носилась вокруг нее. Разве это не он смеется на вершине березы так радостно? Разве это не он, легкий и невидимый, как дуновение, касался ее и искал возможности проникнуть в ее тело, этот маленький демон, шептавший ей: «Милая мать! Я не буду ничего бояться, если ты будешь укачивать меня. Я знаю все на свете и расскажу тебе о чудесах!»

Уже не в силах скрывать беременность, Кармелия решила рассказать все епископу Гильду, ведь в то время в некоторых диоцезах Британии к провинившимся монахиням применяли закон весталок с той лишь разницей, что их не закапывали живьем, а сбрасывали со скалы в пропасть. Сначала Гильд решил пощадить королевскую дочь, но узнав, как странно ее соблазнили, он объявил, что она поддалась хитрости инкуба и попалась на изобретения демона. Он запретил остаться в монастыре деве, носящей адский плод нечестивого союза с проклятым и злокозненным духом. «Иди же, – сказал ей непримиримый монах, – иди же прочь, невеста ветра, проклятая любовница князя тьмы, оскверненная Сатаной! Ты найдешь убежище лишь у язычников». Отец Кармелии уже умер, церковь отреклась от нее. К счастью, она была знакома с Талиесином, главой союза бардов, находившегося под защитой вождя гэлов. Эти барды, называвшие себя христианами, остались верны старым обрядам, верованиям, основам древнего учения и традиционному посвящению. Клирики видели в них бунтарей и возмутителей спокойствия, они называли их язычниками, отступниками, еретиками и нападали на них особенно жестоко. Но наследие друидов было еще слишком сильно, вожди оказывали бардам покровительство, народ чтил их. Кармелия укрылась у них. Талиесин принял изгнанную монахиню и обещал помочь вырастить ребенка.

Некогда в стране гэлов был грот, исчезнувший в наши дни под обвалом и называвшийся гротом Оссиана. Как и грот Фингэла на одном из Гебридских островов, он состоял из базальтовых колонн, опиравшихся друг на друга, а вход в него терялся среди таких же гротов в горе. Именно там в тайне собирались древние барды. Именно там прошел посвящение их пророк, тот, кому суждено было сыграть важную роль в истории кельтов. Этому обряду, как и всем подобным событиям, предшествовали знаки.

У подножия священной горы на выходе из грота Оссиана расстилалась дикая равнина, которую позже монахи назовут проклятой землей. Там возвышался круг из камней друидов. В центре этого круга стоял один особенно большой в форме пирамиды. Природа или человек проделали в нем углубление, куда вела лестница из камней, поставленных друг на друга. Этот менгир называли камнем доказательства или камнем вдохновения. Именно под этим камнем ночевал тот, кто должен был проходить обряд посвящения. Когда вставало солнце, группа бардов выходила из горы через грот Оссиана, чтобы разбудить кандидата. Некоторые кандидаты при звуке хора поднимались к встающей звезде и, дрожа от экстаза, передавали свои сны ритмичной песней. Тогда кандидат удостаивался титула барда-пророка. Считалось, что им владеет Авеннизиу , то есть божественный дух, его Авенн , летает над бардом и передает волю богов через барда. Так гласит древнее предание. Но часто случалось и так, что кандидат еще до рассвета уходил со священной скалы, бормоча непонятные слова. В таком случае его не принимали в барды. Народное предание страны гэлов сохранило память об этих испытаниях через века в легенде о черном камне Сноудон: любой, кто провел ночь на горе Сноудон около черного камня вдохновения, просыпался или поэтом, или безумцем и оставался таковым до конца своих дней.

Именно сюда однажды вечером старый Талиесин, окруженный коллегией бардов, привел своего ученика Мерлина и сказал ему: «Мы научим тебя тому, что знаем сами. Мы решили показать тебе ключ к трем жизням: жизни бездны, жизни земли и жизни неба. [38] Это знание тайное, оно скрыто ото всех. Ты мог спокойно жить среди нас, но ты захотел подняться до вершин. Ты хочешь получить ключ к тайнам и пророческому вдохновению. Знаки благоприятствуют тебе. Тебя ожидает великая миссия. Но, сын мой, из любви к тебе я должен предупредить тебя. Я думаю, что ты рискуешь потерять разум и жизнь. Любой, кто хочет подняться в высшие сферы, очень легко падает в бездну. Тебе предстоит бороться со злыми силами, и вся твоя жизнь будет подобна буре. Ведь ты станешь пророком, и люди, и демоны будут нападать на тебя. Тебя ждет величайшее счастье, ибо тебя коснется божественный свет. Но также тебя подстерегают безумие, бесчестие, одиночество и смерть».

В это мгновение на проклятой земле показался монах епископ Гильд с пасторским посохом в руке. Он с неприязнью оглядел собрание бардов и сказал их ученику: «Мерлин, я знаю тебя. Ты грешный сын грешной матери. Ты одержим злым духом. Горе тем, кто ищет истину без покровительства церкви и вдохновения без ее позволения! Ты испил яда ереси и неумолимо движешься к гибели. Несмотря на это я хочу помочь тебе. На твоем месте я поступил бы в монастырь, стал бы послушником, а потом и монахом. Тогда, под моим руководством, ты исправишь все свои ошибки и ошибки твоей матери, а я причащу тебя святых тайн и плоти Христовой».