Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переживала она и по поводу того, что теперь, когда эвакогоспиталь перевели из города, уже и порядки здесь другие стали: не такие строгие, как раньше. Изменилось многое сразу же, как раненых стали привозить на «летучках», а не в экипированных санитарных поездах, то есть когда их стало так много, что уже некогда было как следует разместить их в помещении, и даже во дворе на соломе они уже не помещались. Нет, надо возвращаться к раненым. Остановилась Полина Андреевна, постояла, да и пошла.
В эвакогоспитале под номером 12/96 Полина Андреевна была назначена заведовать санпропускником. Когда ей сказали, чем она должна заниматься, впору и отказаться, но старшая санитарка Белякова — человек как бы военный, а потому говори «слушаюсь!» и принимайся за работу. Никому нет дела до твоих сомнений, справишься или не справишься, должна справиться! Если все начнут рассуждать — не сумею, не смогу, — тогда сдавайся Гитлеру страна. Надо — значит, надо, и никаких гвоздей. Что-то в этом духе сказал ей начальник госпиталя.
Примерно так же ответил и муж, когда на следующий день Полина Андреевна, вздыхая, сказала вернувшемуся из очередной поездки Ивану Филипповичу:
— Просто и не знаю, что делать, Ваня… Ведь не справлюсь.
Иван Филиппович погладил по плечу растерянную Полину Андреевну, как малое дитя, которое надо успокоить:
— Не боги горшки обжигают.
Ничего не сказал особенного, общие слова произнес, успокоилась Полипа Андреевна.
Успокоиться успокоилась, а завертелись у нее дни в госпитале, не вздохнуть и не выдохнуть. Ивану Филипповичу, конечно, что за страсти ее новая служба, он все время на организаторской работе, среди людей, среди кучи дел, а Полина Андреевна и всего-то сидела себе в экономическом отделе: бумажки с цифрами, счеты…
Еще худо-бедно шли дела, пока немец далеко был. Стал к Россошке подходить, тут и началось… Раненых во дворе на солому складывали. Тут же обрабатывали раны, обмывали, перевязывали. После отправляли дальше в тыл на стационарное лечение, либо на Саратов — Куйбышев пароходами, либо железной дорогой из Владимировки. Все раненые проходили через нее, через Полину Андреевну. Вспоминала иногда: «Как там Иван Филиппович?»
Торопится Полина Андреевна в госпиталь, а сердце ее как заскулило в момент расставания с дочками, так и не уймется: куда девчонок отпустила, пропадут маленькие… И женщина-шофер в последний момент не понравилась, уж очень старательно выискивала в буфете да в шкафах.
Перешагивает Полина Андреевна через какие-то железки, в проволоке путается, скользит ногами по битому стеклу. Вот площадь центральная, ее миновать, а там, рядышком, и дом ее, и госпиталь.
В городе уже нельзя принимать раненых. Теперь остались здесь восемь тяжелых, нетранспортабельных. Как дети, они лежат беспомощны, разве таких оставить! А то перекинула бы Полина Андреевна ногу через борт машины, в которой Ниночка с Галиночкой уехали, да и дело с концом. Нет, нельзя оставить беспомощных. Это предательство из предательств. Полина Андреевна хоть и не специалист-медик — всего-то курсы окончила во время работы экономистом, — но теперь и она кое-что умеет, и она для больных не бесполезный человек. Для раненого любая женщина уже врач, любой человек с добрым сердцем… Да вот сердце одно у Полины Андреевны, а оно нужно и здесь, в городе, и рвётся с неудержимой силой за город, за Рынок, куда укатила, подпрыгивая на кирпичах, разбросанных вдоль улиц, машина, громыхая разболтанными бортами и кидая в кузове ее дочек. Ну как вылетят из кузова-то?..
Нет, думала Полина Андреевна, надо отключиться от этого, надо помнить про работу, про раненых, а то можно не выдержать. Это же мука какая!.. Деточки мои! — вопило ее сердце.
И вдруг задвигалась под ногами земля, зашевелилась. И тогда Полина Андреевне как бы пришла в себя, очнулась, обрела слух и зрение. В первую минуту ей показалось, что на небо налетели тучи и сейчас хлынет дождь. Потом… Когда-то Иван Филиппович ездил в Палласовский район на борьбу с саранчой, которая пожирала урожай хлеба, уничтожала овощи, бахчи. По его рассказам Полина Андреевна живо представляла рвы вокруг полей, которые рыли, чтобы преградить путь ползущей саранче, и полосы огня. Она почти ощущала беспрестанное движение саранчи по земле, когда и ступить негде, чтобы не попасть в ее гущу. Особенно запомнилась картина движения саранчи в воздухе, когда та поднимается на крыло, закрывая небо так, что не видно ни голубинки, ни лучика. И сейчас небо было черным от чего-то летящего, еще и шелестело. Шелестело миллионами, как сначала показалось Полине Андреевне, слюдяных крыльев. Но уже через секунду она услышала не шелест, а грохот моторов. Самолеты вырвались из-за горизонта, с запада, из степи. Полина Андреевна побежала. Сначала к подъезду госпиталя, но потом поняла, что туда не успеет, и нырнула в подвал уже разбитого здания. Сразу окунувшись в темноту, стала осторожно спускаться вниз по ступенькам, нащупывая их в темноте ногами. В это время и обрушился на центр главный бомбовый удар первой волны «хейнкелей».
Было это 23 августа 1942 года. В этот день Сталинград превратился в груду развалин. Четыре или пять часов продолжался варварский налет, ни на минуту не прекращаясь. Одни бомбардировщики, отбомбившись, уходили, за ними следом обрушивали удар идущие второй, третьей и десятой волной. Тонны взрывчатки разрывали на куски железобетон. Стены, словно построенные из песка, легко оползали наземь, подымая тучи пыли. Вспыхнули десятки, сотни пожаров. Чад, дым поднялись вместе с пламенем в небо, заслонили его. И уже казалось, что никогда не прекратится этот грохот, это движение земли от взрывов, словно связанная накрепко земля мучительно пыталась подняться и куда-то уйти, убежать от тучи саранчи, налетевшей на нее и сбрасывающей свой смертельный груз теперь уже на ее раны. Казалось, нет в городе ни единого сантиметра земли, которого бы не коснулась увечащая, уродующая сила.
* * *
Вот и город кончился. Грузовик стало сильнее трясти, потому что выехали на грунтовую дорогу. Нина и Галя вцепились руками в борт, по которому елозила задняя стенка кабины. Ехать было интересно и страшно. Сначала интересно — вот сколько вокруг нового видишь! Гале здесь не приходилось бывать, а Нина один раз с пионерским отрядом выезжала за город. В праздничные майские дни. На всех
