Красная Шапочка - Александр Иванович Красильников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У Дворца пионеров она попридержала свой шаг. Сюда приходили не так давно ее дочки. Старинное красивое здание как-то очень соответствовало своему названию. Это действительно был дворец! Высокий подъезд, массивные входные двери, по фасаду фигурная кладка… И Дворца пионеров не стало, вместо него теперь на Полину Андреевну смотрели мертвыми глазницами слепые выжженные окна.
Снова Полина Андреевна вспомнила дочек. Время приближалось к ночи, ее беспокоило — где застанет она девочек, ведь совсем еще маленькие. И хорошо, если бы они уже прибыли в Николаевку, а Иван Филиппович сумел разыскать их, забрать к себе…
* * *
Долго ли, не долго стояли Нина и Галя на дороге, только все равно, вечно стоять не будешь. Уже и вечер надвигается, серая степь совсем нахмурилась, будто сердилась на нерешительность девочек: ну чего стоять без толку, надо принимать решение. А какое — и выбирать не приходится, вон он, хуторок, окруженный со всех сторон степью, к нему идти следует. Подталкивая в спину девочек, сердитая, но все-таки, видно, заботливая, степь как бы говорила:
— А то вот совсем рассержусь, темной стану, и хуторок из виду потеряете… И придут серые степные волки, и съедят Красную Шапочку…
Галя на согнутой в локте руке несла свое пальто, а в другой крепко сжимала коробку с изюмом. Нина, как старшая сестра, тащила узел, в который мама в спешке уложила им платьица, белье — самое необходимое на первое время.
Галя уже не очень верила в сказки, все-таки во второй класс перешла, но иногда ей еще казалось, что в жизни может быть как в сказке. Например, могут появиться серые волки и заговорить человеческим языком… Она шла потихоньку рядом с сестрой и смотрела по сторонам, на всякий случай. А когда подходили к хутору, воскликнула, продолжая воображаемую игру:
— Ба, избушка на курьих ножках!
Нина посмотрела на Галю и укоризненно покачала головой, что, мол, с глупенькой возьмешь. Но ей и самой захотелось сказать сейчас: «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, а к степи — задом».
Они остановились, перед дверью в хату и ждали: вот сейчас откроется дверь, и к ним выйдет баба-яга с клюкой.
Рядом с избушкой размещались обмазанные глиной, плетеные катухи, в одном из которых кто-то шумно вздыхал, словно жалуясь на свое заточение. Слышался непонятный шелест и скрежет, звон цепей. Вдруг кто-то взвизгнул пронзительно и замолк. И снова звуки: шлеп, шлеп, шлеп… И снова тяжелый вздох и звон цепей.
Может, так виделось и слышалось еще потому, что девочки чувствовали себя совершенно одинокими в быстро опускающихся сумерках. Галке хотелось убежать от этих таинственных страшных звуков, но куда убежишь, в степь, что ли? Она, внутренне съежившись, стояла рядом с сестрой и молча смотрела на дверь, из которой все никто не выходил и не выходил. Может, в избушке и не живут?
В стене дома, в которую врезана дверь, нет ни одного окна. Рассыпающаяся завалинка пузатится старыми досками. В щели, между досок, видны мелкие опилки. И кажется, весь дом набит опилками до самой крыши и, кроме опилок, в нем — ни души…
Немного привыкнув к звукам, которые их окружили в хуторке, Галя решительно сделала шаг, взялась за кольцо, что висело на двери, словно хотела поиграть. Кольцо вырвалось у нее из руки, как волшебное, и звякнуло о железку, набитую под ним. И снова тишина. В катухе, откуда раздавались вздохи, будто прислушались к звону, вздохи прекратились, и вдруг:
— Му-у-у-у-у!
Корова! Обрадовалась Галя, обрадовалась Нина. Значит, кто-то в хуторе есть. И точно, через две-три секунды послышались шаги из глубины хаты, и женский голос прокричал оттуда:
— Чого размычалась, дура, оце ж управлюсь и выйду!
В сенцах звякнуло ведро, что-то загремело и звонко покатилось по полу.
— Бодай тоби грэць! — заругался голос.
Дверь, скребя низом по полу, с трудом открылась, и в ней показалась… баба-яга. Темный платок углом повязан, кофта на груди распахнута, юбка подоткнута за пояс, на высоко открытых ногах надеты большие, с вывалившимися языками, грубой кожи ботинки. Из-под платка выбились черные волосы. В руках она держала большую грязную тряпку и помело. Все как и положено. Баба-яга от неожиданности остановилась в проеме двери, рассматривая острыми черными глазками девчонок. И рот раскрыла от удивления. Галка тут же увидела, как сверкнули редкие зубы.
— Цэ ще шо такэ? — обратилась к ним баба-яга.
Но ни Галка, ни Нина не поняли вопроса.
— Та вы чого ж молчите, чи е у вас языкы, чи нэ-ма?.. 3 нэба вы звалились, а мабудь, ще виткиля?
Девочки улавливали какие-то знакомые слова, но многие им были совершенно незнакомы, оттого речь бабы-яги, смысл ее до них не доходил, тем более они растерялись и даже если бы женщина заговорила с ними на чистом русском языке, и то не сразу бы пришли в себя, чтобы ответить на вопросы.
— Ото так и будэмо стоять дружка пэрэд дружкой? — еще спросила их тетенька, а поняв, что девочки тихо ревут, бросила тряпку на пороге, видно, она мыла полы, и тыльной стороной ладони вытерла Галке со щеки ручеек, склонилась над ней:
— Ну ж, Красная Шапочка, ты виткиля туточки?
Красная Шапочка не отвечала, продолжая горько реветь.
Видя безрезультатность вопросов, тетенька, загребя рукой девчонок, как цыплят загоняют в садок, сказала:
— А ну заходьтэ в хату.
Подталкиваемые женщиной, Нина и Галя вошли в сенцы, среди которых стояло помойное ведро с грязной водой, переступили порог передней.
— Ноги вытырайте добришь, тилькы помыла.
Галя и Нина вытерли ноги о половичок у порога.
— Ну заходьтэ, заходьтэ… Сидайтэ на лавку… А тэперь будэмо размовлять…
Женщина села напротив, еще раз смахнула ладонью с лица Галки слезинку. Этот материнский заботливый жест, участливое выражение глаз, ожидание на лице помогли понять сестренкам, что от них
