Стеклянный город - Мария Сергеевна Руднева

его имя словно стирается из памяти города. Нехорошо — так много сделать в пустоту. Хорошо, что он успел закончить эту Карту! Точно что-то знал. Все твердил, что хочет оставить след в этом городе — настоящий, вечный, не умозрительный. Что картины и наброски исчезнут, а мозаика останется. Он вообще превыше всех искусств ценил мозаику. Все твердил, что это самое лучшее, что могло случиться с искусством — мозаики и витражи.

Меган кивнула.

Витражи пропускают свет и преломляют его, создавая картину в картине. Она тоже любила витражи, могла часами находиться в церкви, просто рассматривая игру света.

— Понимаете, милая леди… — продолжал тем временем Кип, задумчиво глядя перед собой. — Роуз был во всех отношениях исключительным человеком. Он, казалось, жил и дышал искусством. Для него не было ничего некрасивого, уродливого, страшного — взгляд его так преломлялся, что он видел только красоту. Как свет преломляется, проходя сквозь цветные стекла. Этим он, конечно, завораживал. И вовлекал в свой мир — мир полотен, ярких красок, бесконечный идей о том, как можно украсить это огромное полотно — целый город. Вдумайтесь, милая леди — перед кем еще мог быть такой холст?

— Перед Антонио Гауди, — сказала Меган. — Был такой человек в Испании. Украсил целый город и начал строить собор, да не закончил.

Кип невесело усмехнулся.

— Вот, видимо, их таких двое на всем белом свете — ваш Антонио да наш мастер Роуз. Хорошо, карту успел закончить… А вот карусель уже нет…

— Карусель? — встрепенулась Меган.

— Да, карусель. Мастер Роуз все мечтал построить такую карусель, которая изгоняла бы печаль, грусть и тоску. Этот образ его буквально преследовал. Он считал, что цель любого искусства — в наполнении зрителей счастьем. Все хотел побольше счастья и сказки успеть принести. И карусель должна была стать вершиной его творения. Он сутки напролет проводил за мольбертом, отбрасывая эскиз за эскизом — все ему не нравилось. Хорошо, господин Таласс все эти эскизы сохранил! Мастер Роуз-то все выкинуть норовил, очень легкий был человек, очень все ему легко давалось. Да только так он и не успел… Не успел. Господин Таласс и господин мэр потом столько усилий приложили, все собирая по эскизам да по наброскам, а все равно не получилось. Так и стоит под покрывалом, словно ждет чего-то, мертвая, как и сам мастер Роуз…

Казалось, Кип намеревался удариться в сожаление по покойному Роузу: лицо его сморщилось, темные глаза налились слезами. Меган нахмурилась: она никогда не знала, что делать с плачущими пожилыми людьми, каждый раз терялась. К тому же ощутимо похолодало, а она до сих пор не узнала ничего действительно стоящего — и не знала, как сдвинуть Кипа с разговора о Роузе в сторону разговора о Марблите в целом. Наконец она нашлась:

— Как холодно! — воскликнула она. — Кип, как вы не мерзнете, сидя здесь?

— Я тепло одеваюсь, моя леди. — В глазах Кипа сразу заиграла улыбка. — Но иногда помогает чашечка горячего какао. Тем более что у вас курточка-то тонюсенькая, вам точно надо.

— А где дают какао? Вы же не можете покидать площадь?

Кип засмеялся.

— Да прямо тут, на площади, и дают. С другой стороны — видишь, вывеска с огоньками? Томми сварит нам замечательный какао, и с горстью зефирок! Пойдем, пойдем, милая леди. Сегодня безлюдно. Можно и отойти.

* * *

Дорогу в кафе-библиотеку Хью вспомнил быстро. После посещения Дальней башни он вдруг понял, что Марблит, по сути своей, совсем маленький город, и, хотя улицы здесь и петляют, как положено и положено старинным улицам, раскусить закономерность довольно легко. Тем более, у него была при себе срисованная копия карты.

Ему в самом деле было интересно — что же на тех книжных полках? Стоят ли там настоящие книги или только муляжи — обман, как и многое другое в этом городе? Он уже убедился, что весь город — всего лишь огромная мистификация. Вроде реалити-шоу. Он не удивился бы, выскочи ниоткуда толпа операторов с камерами и разряженный в пух и прах ведущий.

Но он шел по улице, а вокруг была тишина.

Неожиданно ему начала нравиться прогулка. Мимо него медленно проплывали небольшие разноцветные домики, и у каждого из них было свое лицо — назвать фасадом не поворачивался язык.

Хью вдруг вспомнил, как в далеком детстве любил разглядывать фасады домов и придумывать истории и биографии жильцам. Родители часто переезжали, и он так привык постоянно находиться в движении, что то и дело срывался куда-то по выходным до сих пор. А привычка сочинять ушла. И теперь снова вернулась — потому что необычные вывески и сияющие цветные стекла провоцировали воображение. Призывали мечтать.

И вместе с тем, ему боязно было мечтать. Не потому, что он боялся выдумки, которая не имела ничего общего с реальностью. Просто странное чувство, что он может и угадать, поселилось глубоко в душе и отказывалось уходить.

Потому Хью гнал все мысли из головы — и дурацкую свою угадайку, и не менее дурацкую идею реалити шоу, пытаясь освободить сознание и воспринять все так, как оно представлялось. Окружающее.

Вот город. Странный — стекла здесь больше, чем в ином мегаполисе, и при этом город-то косит под старинный европейский. Вот жители. Через одного у всех — странные имена, странные привычки, странные дома. Вот они сами — три совершенно разных человека, не очень-то горящих желанием друг с другом общаться… Оказались практически в плену.

Вот поезд, который не прибудет.

Вот расписание, которого нет.

Бывало, Хью хотелось оказаться в сказке. Но не такой же! Да и страшноватая сказочка выходила.

Гладкая, сладкая — точно пряничный домик ведьмы.

И все они попались в эту патоку…

По идее, они должны были стать командой — он, Меган и Бритт. Противостоять вместе силам зла (если они здесь были), щелкать загадки как семечки и выходить неизменными победителями. Но… Хью привык всегда и везде быть один. Когда ты действуешь в одиночестве, никто не