Там, за рекой - Михаил Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вообще удивительно странно обошлась судьба с Ефремовым. До сих пор в России нет нормального памятника фантасту, который этого более чем заслуживает. И не только за динозавров, но и за «Час быка», и за «Туманность Андромеды», и за «Лезвие бритвы», и за удивительную, идеально вылепленную «Таис Афинскую».
Мы с Наташей доехали до Вырицы на «Дастере». Наташа всю дорогу выглядела очень напряженной и молчаливой. Я показал ей свое фото с Ирэной Генриховной, которое хранил ВКонтакте. На нем мы разбирали новые, только пришедшие в библиотеку книги, буквально за несколько месяцев до моего выпускного. Наташа на нее даже не отреагировала. Так и продолжала ехать, тихая и несчастная, пока я наконец не понял почему. Ведь именно в Вырицу ее привезли приятели, от которых она сбежала в Старый Плёс. То есть теоретически она могла бы встретиться со знакомыми из своей реальности. Я глянул, как она мучается, и сам предложил проехать до дачи ее друзей.
– Адрес-то помнишь?
Наташа смотрела на меня как затравленный кролик. Даже не понимаю, чего она боялась.
– Наташ, не надо бояться. Мы просто подъедем и издали посмотрим. Если не захочешь сама, даже из машины выходить не будешь.
Сложилась странная ситуация. Ей очень хотелось, чтобы ее знакомые оказались там, на месте, и в то же самое время она искренне боялась встречи со своим потенциальным ухажером и насильником.
– Нахимсона, пятнадцать.
Я даже переспросил от удивления:
– Ты уверена, точно помнишь?
– Да, я еще переспрашивала, кто такой Нахимсон, ребята сказали, что латышский стрелок.
– Ну в этом они тебе не соврали, и в самом деле революционер знатный, комиссар латышских стрелков. А вот с адресом фигня какая-то получается.
– Почему?
– Потому. Впрочем, сейчас сама все увидишь.
Мы подрулили к нужному месту, и я показал Наташе через забор.
– Узнаешь?
Она помотала головой, и я кивнул в ответ.
– Это не тот дом. Забор тот, и деревья похожи, а дом – совсем не тот.
– И как ты понял, что дом не тот?
– Да это просто очень известная заброшка. Здесь в советские времена детский лагерь был. В Вырице их вообще очень много понаделали. Хороший сосновый воздух, ехать по железной дороге удобно, Оредеж с купальными местами нормальными. А до революции это чья-то усадьба была, красивая.
Мы вместе посмотрели на большое деревянное здание за забором. Три этажа с мезонином сложной формы, выходившим на все части света. Изящная и сложная башенка с окошками и двойной крышей венчала большую деревянную конструкцию. Наверняка в нее обожали забираться отдыхавшие здесь пацаны и представлять себя капитанами корабля. В этом здании все было прекрасно, кроме яростно-голубого цвета, очевидно, подхваченного зданием в советские времена вместе с новой должностью.
Наташа махнула рукой.
– Поехали в твою библиотеку, здесь нам делать нечего. Кстати, это первое расхождение между нашими реальностями.
Я помотал головой.
– Не-а. Ты уже была внутри «круга», а тут вообще все происходит как попало.
И мы поехали в библиотеку. Странно, но в заднем зеркале мне все время мерещился какой-то смутно знакомый черный «Крузер». Похожий я видел вчера возле дома Олич и где-то еще. Олич! Имя заново запустило всю цепочку воспоминаний последних дней. Жена, дети, Олич. Я помотал головой, пытаясь избавиться от этих мерзких, идущих по кругу мыслей. Кажется, у меня не очень получилось.
Ирэна Генриховна была на месте, да и меня узнала сразу же. Естественно, с ходу обрушилась с упреками, что я уже давно не появлялся. Я вяло отбивался, познакомил ее с Наташей, дал им сходить вместе в музей, посмотреть экспонаты и проникнуться духом Ефремова. Только спустя минут тридцать мы наконец вернулись к сути разговора. Я не стал рассказывать обо всей чертовщине, лишь сказал, что мы ищем странную усадьбу с башенкой и пытаемся понять, что же стало с Иришкой.
– Корнеева? Ирочка? – переспросила Генриховна. – Да я и без газет помню отлично, ужасная и одновременно очень мутная история.
– Почему мутная?
– Да там что-то с телом совсем не так было. И хоронили в гробу закрытом, и опознать ее родители смогли только по вещам, и, вроде говорили, даже группа крови не совпадала.
Я сидел и кивал. Что-то в таком духе я и подозревал.
– А потом их отец очень сильно сдал. Я точно не скажу, ты же лучше знаешь. Он же вроде пенсионер военный, охранником работал. Но что с ним точно произошло, я не знаю. Хотя время помню и год. Можно по «Гатчинке» посмотреть, по страничке с некрологами.
Жаль, я все-таки надеялся, что расковыривать подшивку «Гатчинской правды» не придется. Ирэна Генриховна и Наташа взялись за это дело вдвоем. Буквально за пятнадцать минут они отлично спелись, так что я даже начинал ревновать. Приводишь знакомого к лучшему другу, и тут оказывается, что другу ты не так чтобы и интересен. Ничего, ради дела могу и потерпеть.
Я же попросил книг об усадьбах Гатчинского района и начал методично их перелистывать, надеясь наткнуться на нужную нам. Больше всего меня бесило, что я даже не могу придумать, где же находится это здание. Вроде до фига чего видел, а такая усадьба ни разу не попадалась.
За этим медитативным занятием я провел больше часа. В библиотеке вообще время идет по-другому, опираясь только на причины, по которым ты оказался в этом месте. И берегись, если ты пришел сюда не по своей воле, – тут часы могут тянуться вечно.
Еще минут через сорок я понял, что тяну пустышку. Ни в один из справочников или путеводителей она не входила. Никто не предлагал посетить похожее место, поехать туда в субботу с друзьями и пофотографировать. Я начал думать, как такое могло произойти, и придумал вполне себе внятный вариант – усадьба находится на территории одной из военных частей. В Гатчинском и Лужском районах их много.
Мысль не успела оформиться во что-то стоящее, кроме «Это что ж, теперь еще и по военным частям придется ездить?», когда ко мне подошли Ирэна Генриховна с Наташей. И, судя по их виду, они что-то накопали. Наташе просто не терпелось рассказать об успехах.
– Короче. Смотри, мы нашли новость о гибели Ирины Корнеевой, там даже даты похорон нет. Видно, церемония была закрытая и никого не приглашали. Мы даже думали, что все, тупик это. А в заметке о гибели ее отца Павла Сергеевича Корнеева написано, что он будет
