Там, за рекой - Михаил Котов

– Да помню я, конечно, Корнееву, ты за ней еще всю школу таскался хвостом. К чему ты ее вспомнил?

– Хотел ее адрес найти, съездить, поболтать. Дело жизни и смерти.

– Жизни и смерти, говоришь? Ты, Кирилл, со словами аккуратнее. Да и ездить сюда бы тебе почаще надо, а то совсем там в своем Питере оторвался от одноклассников. Ну, короче, тут такое дело… Я думал, ты знаешь. Ира Корнеева лет семь назад под поезд попала. Насмерть.

Я молчал, не понимая, что тут можно сказать.

– Как раз рядом с лесопарком, неподалеку от станции. В наушниках, похоже, гуляла. Там совсем жесть была, в закрытом гробу хоронили. Мать у нее в местной больнице работала, ну ты помнишь. У нее потом родители развелись, и батя вроде тоже повесился или что-то такое, нехорошее. Но я точно не скажу – так, краем уха слышал.

Я сглотнул слюну, застрявшую в горле мерзким мешающим комком.

– Ага. Спасибо. Ну, буду думать.

– Да что тут думать? Точно это. Разве что не помню, где хоронили. Вроде не у нас, ребята еще на автобусе ездили, кто прощаться собрался. Точно, куда-то далеко, где их дача была. Да, мало ты, значит, интересовался.

Я попрощался с Коляном и повесил трубку. Наташа шла рядом, изнывая от любопытства. Когда я пересказал ей услышанное, она коротко выругалась и замолчала. Казалось, внутри нее какую-то лампочку выкрутили. Вроде человек тот же, а света в нем совсем не осталось.

Остаток пути мы шли молча.

Глава 25

Я проснулся посреди ночи с тревожным, тянущим ощущением беды. В доме было темно и тихо, а у меня не проходило чувство, что я что-то пропускаю, что-то важное и страшное случилось или творится прямо сейчас, а я туплю.

Встал с кровати, включил свет и пошел на кухню попить водички. Может быть, это возраст, но после тридцати я начал замечать за собой мелкие, странные, вроде ни к чему не обязывающие изменения. Когда вдруг ни с того ни с сего ты ловишь себя на том, что в задумчивости произносишь такую привычную и такую несвойственную тебе фразу: «Пу-пу-ру-пу-пу»!

И все, ты просто ее произносишь и чувствуешь время, утекающее от тебя, как легкий, но такой холодный и противный сквозняк. Ты двинулся в обратную сторону, туда, где уже маячит, пусть пока еще так далеко, тот самый титр: «Конец». А потом ты начнешь садиться в автомобиль с таким далеко не молодецким «Э-э-эх!», поймаешь себя на том, что комментируешь свои действия: «Пойду-ка я чайку поставлю», – и прочее, и прочее.

Пока же только это странное, непонятно откуда прицепившееся «Пу-пу-ру-пу-пу». Значит, время еще есть, еще побегаем. Проходя мимо второй спальни, я на автомате заглянул туда. Именно что на автомате, у меня и в мыслях не было глянуть на спящую Наташу. За последние дни она стала для меня кем-то вроде младшей сестренки, любимой вопреки своему ужасному характеру.

Наташи в кровати не было. Я с ходу подумал, может, она так же проснулась и пошла попить или в туалет. Я прошел по коридору, увидел открытую дверь, не успел удивиться, как вдруг в эту же самую секунду, прямо над моей головой грянул ужасный и всепроникающий звук колокола. Мерный, медленный, бивший откуда-то изнутри, а за забором послышалось пение, более похожее на вой.

Я быстро натянул джинсы, накинул футболку и выскочил из дома во двор. В нос ударил такой резкий в ночи запах горелой ткани. В свете фонаря было видно, что ворота открыты. Значит, Наташа уже там. Странно, но у меня почему-то даже не возникло сомнений, что она не спряталась в доме, не пошла ко мне за помощью, а ушла вместе с этой странной группой то ли молящихся, то ли поющих людей. Колокол все не унимался. Каждый его удар отдавался внутри черепа.

За воротами, на улице никого не было. Я глянул направо и увидел, что по направлению к лесу по берегу Оредежа уходит жуткая процессия. Мне даже показалось, что я различаю в толпе футболку Наташи. Я бросился за ними следом, подгоняемый звуками колокола, доносившимися буквально из ниоткуда, стараясь догнать, пока не стало слишком поздно.

Казалось, что до них было всего метров четыреста, однако я успел запыхаться, пока добежал до этого хтонического шествия. Когда я оказался поближе, то понял, почему никто из идущих не обращает внимания на бредущую Наташу, – у всех в толпе были плотно закрыты глаза. Десятки мужчин и женщин босиком, в самых разных одеждах, большей частью каких-то совсем странных, старинных и непривычных, шли друг за другом и пели. Пели что-то страшное и неизбывно грустное, какой-то древний гимн.

И с ними шла Наташа. Я только сейчас почувствовал, насколько мне стала близкой и нужной эта вздорная пятигорская девчонка, нескончаемый источник шуток, чаще всего смешных и удивительно глупых одновременно.

А сейчас она уходила с какими-то чертовыми сектантами, появившимися из ниоткуда и уходящими в никуда. Я перешел на шаг, приблизился к ней и положил руку на плечо. Ноль. Никакой реакции. Она так и продолжила идти. Я посмотрел на нее и позвал по имени. Снова никакого ответа. Наташа шла в длинной футболке и шортах, которые использовала вместо ночнушки, босая, с распущенными по плечам волосами. И только было видно, как за закрытыми веками движутся глаза, как если бы она попала под действие сонного паралича, пытается проснуться и все никак не может.

Непонятно откуда вспыхнул яркий красный свет. Я повернул голову и увидел, как на самой границе леса, прямо перед первыми идущими в процессии из ниоткуда возникло яркое светящееся зеркало, куда они, не задумавшись ни на секунду, заходили, исчезая за колеблющейся, словно желейной красной гладью. Это выглядело как самое красивое и самое страшное зеркало в мире. Внезапно вспомнилась девица из «Дачной столицы» с ее предупреждением «опасаться зеркал». Шикарный совет, а то бы я сам не догадался не лезть в такую жуткую и непонятную дрянь.

Мне это зеркало больше всего напомнило портал или что-то подобное. Теперь главный вопрос: как не пустить туда Наташу? И, судя по всему, времени у меня осталось совсем мало. Еще несколько секунд – и в портал начнут забираться последние участники. Я встал перед ней, перегородив путь, громко окрикнул по имени, и снова бесполезно. Наташа осторожно обошла меня, как столб, так и не открыв глаз. Зеркало портала было уже совсем рядом.

В отчаянии я просто обхватил ее руками