Там, за рекой - Михаил Котов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Слушай, хватит уже издеваться. Может быть, метнемся к Иришке, заодно сами все спросим, да и понятнее станет, в курсе она случившейся фигни или нет?
– Иришке. Хорошее имя, только как мы поедем, если ты допиваешь вторую банку пива? Извини, я с нетрезвыми не езжу, и это железно.
– Да тут до станции всего ничего, можно такси взять и смотаться, заодно по пути расскажу, кто это такая.
Вот только не надо думать, что я все школьные годы чах, как березовое деревце, и страдал по Иришке. Да нет. Сложно объяснить, но это были какие-то параллельные процессы. Я продолжал нормально жить, знакомился с самыми разными девушками, ходил на школьные дискотеки и влипал в десятки самых разных передряг. При этом я оставался накрепко влюбленным в Иришку и продолжал на правах друга приходить к ней в гости, помогать в мелочах, писать за нее сочинения и все так же безнадежно пытаться превратить эти странные отношения во что-то более понятное и логичное. А может, мне просто нравилось стоять с ней в подъезде на лестнице и обнимать ее, вдыхая запах духов с маминого, уже почти по размеру Иришке плаща.
А потом был универ и всех нас разбросало по самым разным судьбам, интересным и не очень. Я все реже приезжал домой, в Сиверскую, и времени, чтобы выкроить его и встретиться с Иришкой, просто не было. Мне кажется, именно тогда я начал замечать, как меняется ее отношение ко мне. Все наши последующие встречи становились все более теплыми. Мы уже не стояли в подъезде, меня приглашали в гости. Иришка поила чаем, а в одну из последних встреч я даже со смехом заметил, что она оделась как на подиум. Мы даже целовались на прощанье, но, увы, чуда уже не произошло, пламя не вспыхнуло и искры школьных отношений потухли.
Наверное, их можно было попытаться раздуть, но у меня уже не было времени и желания сделать это. Иришка стала теперь просто знакомой, хотя и очень красивой. Весь мой мир и устремления уже переместились в Питер. Так больше мы и не виделись.
Мой рассказ оказался неожиданно коротким и скучным. Ну девочка, ну очень красивая, ну был влюблен в школе. Слова всегда блекнут, если приходится описывать чувства, а не действия. Впрочем, я еще раньше застопорился на попытке объяснить, насколько же красивой была Иришка. Подбирал слова, пытался рассказать, затем махнул рукой и полез за фотографией. Соцсетей Иришки я не знал, но у меня было несколько школьных фотографий.
Наташа внимательно рассматривала их, а потом по-мальчишески присвистнула.
– Любить – так королеву, да, Карпов?
– Не нагнетай, а?
– Да я не нагнетаю, но она же красивая, как модель. Причем из прошлого, как Клаудиа Шиффер.
– Тебе-то откуда это знать, дитя двадцать первого века?
Было заметно, что каждый раз, как у нас появлялась зацепка, у Наташи улучшалось настроение. Мне кажется, она просто не могла сидеть без дела и ездить по любым, пусть даже самым странным версиям, для нее было приятней.
Мы вышли возле той самой пятиэтажки на краю поселка. По футбольному полю все так же бегали пацаны, однако с моих школьных лет изменилось многое. Появился забор, поле стало нормальным, искусственным, рядом разбили волейбольную площадку и корт. Я уже видел, как здесь стало здорово, но в который раз покачал головой. Мы о таком и не мечтали.
А вот домофон на двери не работал. Мы поднялись до третьего этажа и позвонили в звонок. Дверь тоже изменилась. Теперь тут стояла добротная металлическая. Открыла нам незнакомая женщина лет сорока.
– Вам кого?
Я даже опешил.
– А Иришку можно? Тьфу. Корнеевы тут живут?
– Нет здесь никаких Корнеевых.
– А не знаете, куда переехали? Мне это очень-очень важно.
В глазах женщины промелькнуло понимание.
– Точно не знаю, когда мы квартиру покупали, здесь уже не Корнеевы жили. Что-то случилось?
– Да нет, я подругу детства ищу.
Женщина громко, но как-то необидно фыркнула, словно хотела сказать: «Ну и занятие, парень, ты нашел себе». А может, и ничего не хотела сказать, это я в голове часто достраиваю за других людей диалоги и слова.
Мы распрощались и пошли спускаться. Я уже начал думать, что тут снова тупик и нет никаких зацепок, как вдруг Наташа громко позвала меня:
– Кирилл, смотри!
Я перевел глаза на исписанную стену и обомлел. Маркером, буквально десятком точных росчерков, была нарисована та самая усадьба, которую мы искали все это время. Чуть сбоку, тем же самым маркером, затейливым округлым почерком кто-то написал: «Олич, ты была моей ЛП». Дальше грустный смайлик.
– Наташа, а что такое ЛП? – спросил я. – Вроде группа была такая или певица?
– Ты прикалываешься? Это «лучшая подруга». Может, тебя вообще в гугле забанили и в интернет пускать перестали?
Я решил не отвечать на этот укол.
– Зато это значит, что мы на правильном пути и знаки нам расставляют точно перед носом.
Мы оба развеселились. Даже вокруг стало светлее. Лето, клонящееся к своему финалу, вечернее питерское солнышко, которое уже начало спешить домой все раньше и раньше. Пахло соснами, какими-то цветами и почему-то корицей. Мне даже показалось, что случившееся с нами не так и страшно, что мы вот-вот – и справимся со всем, что навалилось. После сегодняшнего дня со всей этой кутерьмой и гибелью Олич радость казалась вообще неуместной. А вот так. Я вообще устал удивляться своей реакции на происходящее, она казалась несуразной и несоразмерной – неправильной, в общем.
Возвращались на дачу мы пешком. По пути я позвонил Коляну – как человеку, который мог знать, что случилось и куда уехала Иришка. Я уже был готов от него услышать что угодно, а потому в голове продумывал, кому я еще могу позвонить. Однако услышанное оказалось куда страннее и страшнее.
– Колян, привет! Это Кирилл, я не по поводу лодки.
– Да я вижу, кто звонит. Что хотел-то?
Судя по голосу Коляна, он уже хорошенько употребил сегодня.
– Коль, слушай, а подскажи, пожалуйста, ты не знаешь, где сейчас Ира Корнеева? Та, которая на класс младше нашего училась. В «бэшках»
