Там, за рекой - Михаил Котов

Она стала посреди музейного коридора и громко закричала:

– Админы! Ваш квест – полное г…! Он неинтересный, нелогичный и непонятный. Выпустите меня, я обещаю не требовать деньги за игру!

Интеллигентного вида бабулька-смотрительница аж отшатнулась от нее и сердито шикнула, грозно потребовав не нарушать тишину.

– Не выпускают, – Наташа притворно огорчилась. – Поехали дальше, на следующую точку этого безобразия. Как ты сказал – Узвара?

В машине я вновь сел на любимого конька и принялся долго и занудно объяснять, что деревня называется не Узвара, а Извара. И да, ей лет больше пятисот, и в начале своей карьеры она действительно называлась Взвар, тогда она еще принадлежала Водской пятине Великого Новгорода, а никакого Санкт-Петербурга и в проекте не было. Спустя триста лет, когда название уже устоялось как Извара, тут построил усадьбу (мызу) сын известного дипломата и военачальника, генерал-фельдмаршала Бориса Шереметева.

Он сразу строил мызу из камня – одноэтажный классицизм без отступлений и каких-то сложных решений. Если бы не надстроенный флигель с двумя маленькими башенками, комплекс напоминал бы не усадьбу, а просто несколько аккуратных хозяйственных построек. Собственно, вся сила и энергия этой усадьбы были вовсе не в ее красоте или парке вокруг, тоже, честно говоря, совсем невыдающемся. Главное, что в 1872 году поместье в Изваре приобретает отец Николая Рериха Константин Федорович Рерих, нотариус Санкт-Петербургского окружного суда. Родители Николая Рериха владеют усадьбой Извара в течение двадцати восьми лет. Она и стала родным гнездом для Николая Константиновича, источником его вдохновения и творчества, во многом определившим его мировоззрение и круг интересов. «Все особенное, все милое и памятное связано с летними месяцами в Изваре».

Наверное, тогда и скопилась магия этой усадьбы, добрая и хорошая аура. Сколько раз я сюда приезжал с друзьями, и все время рядом было одно и то же ощущение прекрасной и странной сказки. Хотя нет, был однажды случай, когда мы приехали туда с классом сразу после зимних каникул. В музее нас встретил просто ужасно мерзкий запах.

Как нам объяснила смотрительница, они травили крыс, причем удачно. И одна из хвостатых, почуяв близкую смерть, забралась куда-то поближе к теплу. Ну и начала вонять, естественно. За день до нашего приезда крысу ликвидировали, а запах отказался исчезать даже после проветривания. Теперь как вижу картины Рериха, особенно «Сеча при Керженце», красную такую, у меня в голове мгновенно всплывают те самые запахи. И ничего с этим не поделать.

До Извары ехать километров двадцать, а информации у меня было не так и много, поэтому я все и рассказал Наташе по пути. Мне кажется, она стала реально принимать меня за какого-то полубезумного гида, который возит ее по Ленинградской области и рассказывает о достопримечательностях. Ну, что поделать, с одной стороны, стоит признать, что я зануда, которому только дай дорваться до информации. Я ее не просто поглощаю, а потом еще и выдаю наружу, выливая поток ненужных знаний на ничего не подозревающих слушателей. А с другой, если бы не моя странная и не совсем объяснимая любовь к старинным городам, ничего бы этого не случилось. Я так и сказал Наташе. Она неожиданно кивнула.

– Понимаешь, я же в последнее время мечусь между тем, чтобы пойти в полицию и рассказать им о своих приключениях, и тем, чтобы обратиться к доктору и попросить прописать мне таблеточек от больной головы. И чем больше я об этом думала, тем больше понимала, что я не сошла с ума и вовсе это не моя галлюцинация, как бы мне этого ни хотелось. Если это и сумасшествие, то только твое, Кирилл. Ну посмотри, это все твои какие-то фетиши – усадьбы старинные, мистика всякая, книги и картины. Меня все это не заводит, вот совсем. Я все чаще думаю о том, что меня вообще случайно как-то притянуло в твои приключения.

– Знаешь правило, что если едешь с доктором – спрашивай про свое здоровье?

Наташа улыбнулась.

– И что у тебя заболело? Я же еще не настоящий доктор. Впрочем, посмотреть могу.

– А как определить, что у тебя начинает кукушка улетать из гнезда и фляга уже посвистывает? Ну, в общем, как понять, что ты с ума сходишь? Особенно если ты вообще в какой-то нереальной ситуации, а все еще считаешь, что в своем уме?

Наташа почесала лоб.

– Вообще считается, что можно. Особенно если есть привычка всматриваться в себя, сравнивать вчера и сегодня. В общем, надо быть достаточно внимательным к себе человеком. А так, в принципе, просто – внутренние голоса, это точно шикарный признак. Если ты внутри себя слышишь какие-то призывы, которых раньше не было, это вообще верняк. Ну или стоишь ты перед зеркалом и все сильнее понимаешь, что ты прекрасен и твое голое тело должны увидеть все, и пора уже бежать на улицу, в объятия весны и дарить всем свою красоту и молодость.

Я не выдержал и заржал, Наташа засмеялась следом за мной.

– Ну и ладно, значит, это все-таки не мы с ума сходим, а мир вокруг нас.

Я щелкнул по телефону и нашел в «Яндекс Музыке» старую песню «Тараканов» – «Кто-то из нас двоих». Мы ехали, улыбались и подпевали.

– Ну, то есть Дима Спирин есть в обеих реальностях. И для тебя это не слишком древний трек.

– Карпов, во-первых, в моей реальности есть «Наше радио», а во-вторых, эта песня 2006 года, я знаю о некоторых вещах и постарше. И вообще, ты замечал, что ты уж слишком фиксируешься на своем желании показаться старше?

– Похвально, что ты интересуешься историей древнего мира, которому я и принадлежу. Кстати, об истории – сейчас слева от нас будет деревня Заречье, ее фашисты сожгли во время войны.

Мы молча проехали мимо белых печей посреди зеленого поля и деревьев. Страшное зрелище – одни белые печи без домов, как напоминание о случившемся, пробирали гораздо сильнее, чем любой памятник или монумент. Когда едешь здесь, любые слова бессмысленны и неуместны. Ты просто видишь, что раньше здесь жили люди, а сейчас нет и вряд ли когда-то в обозримом будущем будут снова.

– Вот, смотри, лесок сейчас начался, еще минут пять – и мы въедем в Волосовский район, а там…

Договорить я не успел, у меня внутри екнуло что-то, и я на мгновение потерял концентрацию. Какой-то невидимой рукой меня ударили под дых и выбили воздух. Буквально на секунду, хоп – и потемнело в глазах. А когда я очнулся, то сразу осознал,