Сочинения - Уильям Теккерей

В полдень явился слуга госпожи де Бернштейн и передал, что баронесса будет очень рада, если ее племянник выкушает у нее чашечку шоколада, после чего наш юный друг поспешил встать и отправиться к тетушке. Она не без удовольствия заметила некоторые изменения в его костюме: как ни кратко было его пребывание в Лондоне, он успел посетить одного-двух портных, а лорд Марч рекомендовал ему кое-кого из своих поставщиков.

Тетушка Бернштейн назвала его «милым мальчиком» и поблагодарила за благороднейшую, великодушнейшую помощь милочке Марии. Как поразил ее этот арест в церкви! И поразил тем сильнее, что не далее как в среду вечером она проиграла леди Ярмут триста гиней и осталась совершенно a sec [349] .

– Мне даже пришлось послать Кейса в Лондон к моему агенту за деньгами, – сказала баронесса. – Не могу же я уехать из Танбриджа, не расплатившись с ней!

– Так, значит, Кейс и правда ездил в Лондон? – говорит мистер Гарри.

– Ну, разумеется! Баронессе Бернштейн никак нельзя признаться, что она court d'argent [350] . A ты не мог бы одолжить мне что-нибудь, дитя?

– Я могу дать вашей милости двадцать два фунта, – сказал Гарри, пунцово покраснев. – У меня есть только сорок четыре фунта – все, что осталось, пока из Виргинии не пришлют еще. Я ведь купил лошадей, новый гардероб и ни в чем себе не отказывал, тетушка.

– И к тому же вызволял своих бедных родственников из беды, добрый, щедрый мальчик. Нет, дитя, мне твоих денег не нужно. Я сама могу тебе кое-что дать. Вот записка к моему агенту на пятьдесят фунтов, шалопай! Повеселись на них. Думаю, твоя маменька мне их вернет, хотя она меня и недолюбливает.

И она протянула ему хорошенькую ручку, которую юноша почтительно поцеловал.

– Твоя мать меня не любит, но отец твоей матери любил меня когда-то. Помните, сударь, в случае нужды вы всегда можете прийти ко мне.

Когда Беатриса Бернштейн решала быть любезной и обворожительной, с ней никто не мог сравниться.

– Я люблю тебя, дитя, – продолжала она, – и все же я так на тебя сердита, что разговаривать с тобой не хочу. Так, значит, ты и правда обручился с бедняжкой Марией, ровесницей твоей матери? Что скажет госпожа Эсмонд? Она еще может сто лет прожить, а на что вы будете существовать?

– У меня есть собственные десять тысяч фунтов отцовского наследства. Теперь, когда мой несчастный брат погиб, они принадлежат мне все, – сказал Гарри. – Как-нибудь проживем.

– Но процентов с такой суммы недостанет даже на карточные расходы!

– Нам придется бросить карты, – говорит Гарри.

– Ну, Мария на это не способна. Она заложит твою последнюю рубашку, лишь бы наскрести денег на ставки. Страсть к игре в крови у всех детей моего брата. Да и в моей, признаюсь, тоже. Я ведь предостерегала тебя. Я умоляла тебя не садиться играть с ними – и вот двадцатилетний мальчишка обручается с сорокадвухлетней бабой! Пишет письма, стоя на коленях, расписывается кровью своего сердца (делая в этом слове две ошибки) и клянется, что не женится ни на ком, кроме своей несравненной кузины леди Марии Эсмонд. О, это жестоко, жестоко…

– Боже милостивый! Сударыня, кто показал вам мое письмо? – спросил Гарри, и щеки его вновь запылали.

– Это вышло случайно. Когда ее арестовали, она упала в обморок, и Бретт распустила ей шнуровку, а после того как ее, бедняжку, унесли, мы увидели на полу маленькое саше. Я его открыла, не подозревая, что в нем хранится. А в нем хранилось бесценное письмо мистера Гарри Уорингтона. Вот в этом медальоне.

Сердце Гарри сжалось. Боже великий, почему она его не уничтожила? Вот какая мысль мелькнула у него в голове.

– Я… я верну его Марии, – сказал он, протягивая руку за медальоном.

– Милый мой, твое глупое письмо я сожгла, – объявила старуха. – Если ты меня выдашь, мне придется вытерпеть все, что из этого воспоследует. Если ты вздумаешь написать еще одно такое же, я помешать тебе не могу. Но в этом случае, Гарри Эсмонд, я предпочту тебя больше никогда не видеть. Ты сохранишь мой секрет? Ты поверишь старухе, которая тебя любит и знает свет лучше, чем ты? Послушай, если ты сдержишь это глупое обещание, тебя ждут горе и гибель. В руках хитрой опытной женщины такой мальчик, как ты, игрушка. Она искусно выманила у тебя обещание, но твоя старуха тетка порвала тенета, и ты теперь свободен. Так вернись же к ней! Предай меня, Гарри, если хочешь!

– Я не сержусь на вас, тетушка, хотя это и нехорошо, – сказал мистер Уорингтон с большим чувством. – Я… я никому не повторю того, что услышал от вас.

– Мария ни в коем случае… Вот попомни мое слово, дитя… Она ни за что не признается, что потеряла письмо, – поспешно сказала старуха. – Она скажет тебе, что оно у нее.

– Но ведь она… она очень ко мне привязана. Видели бы вы ее вчера ночью!

– Неужели мне необходимо рассказывать о моих кровных родственниках то, о чем лучше бы умолчать! – с рыданием произнесла баронесса. – Дитя, ты не знаешь ее прошлого!

– И не хочу его знать! – восклицает Гарри, вскакивая. – Написано или сказано – неважно. Но мое слово дано! Возможно, в Англии на такие вещи смотрят легко, но мы, виргинские джентльмены, слова не нарушаем. Если она потребует, чтобы я сдержал свое обещание, я его сдержу. А если мы будем несчастны, как, наверное, и случится, я возьму мушкет к отправлюсь служить прусскому королю или подставлю лоб под пулю.

– Мне… мне больше нечего сказать. Позвоните, будьте так добры. И… и желаю вам всего доброго, мистер Уорингтон.

Старуха сделала величавый реверанс, оперлась на черепаховую трость и повернулась к двери, но, не пройдя и шагу, прижала руку к сердцу, вновь опустилась на кушетку и заплакала.

Это были первые слезы Беатрисы Эсмонд за долгие, долгие годы.

Гарри, глубоко растроганный, упал на колени, схватил ее холодную руку и поцеловал. С безыскусственной простотой он сказал, что понимает, как она его любит, и сам любит ее всем сердцем.

– Ах, тетушка! – сказал он. – Вы не представляете, каким негодяем я себя чувствую. Когда вы мне сейчас сказали, что это письмо сожжено… Стыдно вспомнить, как я обрадовался.

Он склонил красивую голову, и она почувствовала, как на ее руку закапали горячие слезы. Да, она полюбила этого мальчика. Уже полвека – а может быть, и ни разу в ее суетной жизни – ей не доводилось испытывать такого чистого и нежного чувства. Каменное сердце смягчилось, оно было ранено, побеждено. Она положила руки ему на плечи и поцеловала его в лоб.

– Ты не расскажешь ей о том, что я сделала, дитя? – спросила она.

– Никогда! Никогда! – заверил он ее, и чинная миссис Бретт, войдя на зов своей госпожи, застала тетку и племянника в этой чувствительной позе.

Глава XL, в которой Гарри уплачивает старые долги и делает новые

Нашим танбриджским друзьям теперь прискучили воды, и они торопились уехать. Осенью госпожу де Бернштейн манил Бат с его карточными вечерами, избранным обществом, веселым оживлением. Она намеревалась погостить кое у кого из своих друзей, а затем отправиться туда. Гарри скрепя сердце обещал поехать с леди Марией и капелланом в Каслвуд. Путь их опять вел через Окхерст и мимо гостеприимного дома, где Гарри видел столько внимания и забот. Мария не скупилась на язвительные замечания по адресу окхерстских барышень, их поЪыток пленить Гарри и явного желания их маменьки женить его на одной из них, а потому мистер Уорингтон в сильной досаде заявил, что не заглянет к своим друзьям, раз ее милость питает к ним такую злобную неприязнь, и когда они остановились в гостинице в нескольких милях дальше по дороге, он весь вечер держался холодно и надменно.

За ужином улыбки леди Марии не находили ответа на лице Гарри, ее слезы (которые были у ее милости всегда наготове) его как будто нисколько не трогали, он досадливо огрызался на ее сердитые вопросы, и миледи в конце концов пришлось удалиться на покой, так ни разу и не оставшись со своим кузеном тет-а-тет, – этот назойливый капеллан упрямо не уходил, словно ему было велено не оставлять их наедине. Уж не приказал ли Гарри, чтобы Сэмпсон никуда от них не отлучался? Она со вздохом удалилась. Он с поклоном проводил ее до двери и с неколебимой учтивостью поручил заботам горничной и хозяйки гостиницы.

Чей это конь карьером вылетел из ворот через десять минут после того, как леди Мария удалилась в свою комнату? Час спустя миссис Бетти сошла в залу, где они ужинали, за нюхательными солями своей госпожи и увидела, Что преподобный Сэмпсон сидит там в одиночестве, покуривая трубку. Мистер Уорингтон ушел спать… решил прогуляться при луне… откуда ему знать, где мистер Гарри, ответил Сэмпсон на расспросы горничной. На следующее утро мистер Уорингтон занял свое место у кареты леди Марии, готовый сопровождать ее. Но чело его было по-прежнему омрачено, и он пребывал все в том же черном расположении духа. За всю дорогу он ей и двух слов не сказал. «Боже милостивый! Значит, она призналась ему, что украла письмо», – размышляла леди Мария.