Серебряная ива - Анна Ахматова

…Я не касаюсь тех особенных, исключительных отношений, той непонятной связи, ничего общего не имеющей ни с влюбленностью, ни с брачными отношениями, где я называюсь «тот другой» («И как преступен он, суровый»), который «положит посох, улыбнется и просто скажет: «Мы пришли». Для обсуждения этого рода отношений действительно еще не настало время. Но чувство именно этого порядка заставило меня в течение нескольких лет (1925–1930) заниматься собиранием и обработкой материалов по наследию Г<<умиле>>ва.

Этого не делали ни друзья (Лозинский), ни вдова, ни сын, когда вырос, ни так называемые ученики (Георгий Иванов). Три раза в одни сутки я видела Н<<иколая>> С<<тепановича>> во сне, и он просил меня об этом (1924. Казанская, 2).

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *<<Николаю Гумилеву>>

Всем обещаньям вопрекиИ перстень сняв с моей руки,Забыл меня на дне…Ничем не мог ты мне помочь.Зачем же снова в эту ночьСвой дух прислал ко мне?Он строен был, и юн, и рыж,Он женщиною был,Шептал про Рим, манил в Париж,Как плакальщица выл…Он больше без меня не мог:Пускай позор, пускай острог…Я без него могла —Смотреть, как пьет из лужи дроздИ как гостей через погостЗовут колокола.

1961* * *

…Представим себе, как могла бы сложиться судьба и Гумилева-отца, и Гумилева-сына, да и самой Анны Андреевны, если бы Николай Степанович выполнил свое обещание, данное жене в мае 1917 года, когда вопрос о выезде в Париж семьи офицера экспедиционного корпуса еще не стоял так, как после октябрьского переворота. Гумилев был твердо убежден, что умрет в 53 года, то есть в 1939-м или в самом начале, до мая, 1940-го. Останься он во Франции, он и в самом деле мог бы погибнуть именно так, как хотел: защищая твердыни европейской культуры от нацистского варварства: 1 сентября 1939 года Франция и Великобритания объявили войну Германии. Но до этого он, во-первых, из поэта великих, но до конца не реализованных возможностей стал бы великим русским поэтом (Ахматова была убеждена, что Николаю Степановичу не хватило для этого нескольких, совсем немногих, лет жизни). Во-вторых, именно Гумилев при его феноменальных организаторских способностях и столь же невероятной общительности сумел бы так поставить издательское и вообще литературное дело русского эмигрантского зарубежья, что оно не замкнулось бы на проблемах русской диаспоры, самолюбиво и провинциально отгородившись от культурной жизни Европы. А в скольких экспедициях – географических, этнографических и т. д. и т. п. – он мог бы принять самое деятельное участие и сколько открытий чудных могла принести его странная склонность к нестандартным идеям и решениям! И Гумилев-младший не в шестьдесят, а в тридцать лет доказал бы миру и граду, что он блестящий историк.

* * *

Вам жить, а мне не очень,Тот близок поворот.О, как он строг и точен,Незримого расчет.

Зверей стреляют разно,Есть каждому чередВесьма разнообразный,Но волка – круглый год.

Волк любит жить на воле,Но с волком скор расчет:На льду, в лесу и в полеБьют волка круглый год.

Не плачь, о друг единый,Коль летом и зимойОпять с тропы волчинойУслышишь голос мой.

1959* * *

Шутки – шутками, а сорокГладких лет в тюрьме,Пиршества из черствых корок,Чумный страх во тьме,Одиночество такое,Что – сейчас в музей,И предательство двойноеБлизких и друзей.. . .

##22 июля 1960(после операции 7 июля)* * *

Я всем прощение даруюИ в Воскресение ХристаМеня предавших – в лоб целую,А не предавшего – в уста.

##1948 (на Пасху)Москва

Что войны, что чума? – конец им виден скорый,Им приговор почти произнесен.Но кто нас защитит от ужаса, которыйБыл бегом времени когда-то наречен?

СКОРОСТЬ

Бедствие это не знает предела…Ты, не имея ни духа, ни тела,Коршуном злобным на мир налетела,Все исказила и всем овладелаИ ничего не взяла.

8 августа 1959, утроКомарово* * *

Пространство выгнулось и пошатнулось время,Дух скорости ногой ступил на темяВеликих гор и повернул поток.Отравленным в земле прозябло семя,И знали все, что наступает срок.

##1959* * *

…И кто бы поверил, что я задумана так надолго, и почему я этого не знала. Память обострилась невероятно. Прошлое обступает меня и требует чего-то. Чего? Милые тени отдаленного прошлого почти говорят со мной. Может быть, это для них последний случай, когда блаженство, которое люди зовут забвеньем, может миновать их. Откуда-то выплывают слова, сказанные полвека тому назад и о которых я все пятьдесят лет ни разу не вспомнила. Странно было бы объяснить все это только моим летним одиночеством и близостью к природе, которая давно напоминает мне только о смерти.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *

И будешь ты из тех старух,Что всех переживут,Теряя зренье, память, слух…

1958

ЭХО

В прошлое давно пути закрыты,И на что мне прошлое теперь?Что там? – окровавленные плитыИли замурованная дверь,Или эхо, что еще не можетЗамолчать, хотя я так прошу…С этим эхом приключилось то же,Что и с тем, что в сердце я ношу.

25 сентября 1960Комарово* * *

Так не зря мы вместе бедовали,Даже без надежды раз вздохнуть.Присягнули – проголосовалиИ спокойно продолжали путь.

Не за то, что чистой я осталась,Словно перед Господом свеча,Вместе с вами я в ногах валяласьУ кровавой куклы палача.

Нет! и не под чуждым небосводом,И не под защитой чуждых крыл —Я была тогда с моим народом,Там, где мой народ, к несчастью, был.

1961* * *

Хозяйка румяна, и ужин готов,И царствует где-то Борис Годунов…

1960-е годы* * *

Не в таинственную беседкуПоведет этот пламенный мост:Одного в золоченую клетку,А другую на красный помост.

5 августа 1965* * *

Начинать совершенно все равно с чего: с середины, с конца или с начала. Я вот, например, хочу сейчас начать с того, что эти зеленые домики с застекленными террасами (в одном из них я живу) непрерывно стояли перед моими (закрытыми) глазами в 1951 г. в Пятой Советской больнице (Москва), когда я лежала после инфаркта и, вероятно, находилась под действием пантопона. Дома эти тогда еще не существовали – их построили в 1955 г., но когда я их увидела, я тотчас припомнила, где видела их раньше. Оттого я и написала в «Эпилоге»:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});