Серебряная ива - Анна Ахматова

Памяти Вали

Постучись кулачком – я открою.Я тебе открывала всегда.Я теперь за высокой горою,За пустыней, за ветром, за зноем,Но тебя не предам никогда…Твоего я не слышала стона,Хлеба ты у меня не просил,Принеси же мне веточку кленаИли просто травинок зеленых,Как ты прошлой весной приносил.Принеси же мне горсточку чистой,Нашей невской студеной воды,И с головки твоей золотистойЯ кровавые смою следы.

23 апреля 1942ТашкентС САМОЛЕТА 1

На сотни верст, на сотни миль,На сотни километровЛежала соль, шумел ковыль,Чернели рощи кедров.Как в первый раз я на нее,На Родину, глядела.Я знала: это все мое —Душа моя и тело.

2

Белым камнем тот день отмечу,Когда я о победе пела,Когда я, победе навстречу,Обгоняя солнце, летела.

3

И весеннего аэродромаШелестит под ногой трава.Дома, дома – ужели дома!И такая в сердце истома,Сладко кружится голова…В свежем грохоте майского грома —Победительница Москва!

Май 1944* * *

…В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.

Страшный призрак, притворяющийся моим городом, так поразил меня, что я описала эту мою с ним встречу в прозе. Тогда же возникли очерки «Три сирени» и «В гостях у смерти» – последнее о чтении стихов на фронте в Териоках. Проза всегда казалась мне и тайной и соблазном. Я с самого начала все знала про стихи – я никогда ничего не знала о прозе. Первый мой опыт все очень хвалили, но я, конечно, не верила. Позвала Зощенку. Он велел кое-что убрать и сказал, что с остальным согласен. Я была рада. Потом, после ареста сына, сожгла вместе со всем архивом.

Анна Ахматова. «Коротко о себе»* * *

Еще на всем печать лежалаВеликих бед, недавних гроз,И я свой город увидалаСквозь радугу последних слез.

1946* * *

В каждом древе распятый Господь,В каждом колосе тело Христово,И молитвы пречистое словоИсцеляет болящую плоть.

1946НАДПИСЬ НА ПОРТРЕТЕ Т. В-ОЙ[44]

Дымное исчадье полнолунья,Белый мрамор в сумраке аллей,Роковая девочка, плясунья,Лучшая из всех камей.От таких и погибали люди,За такой Чингиз послал посла,И такая на кровавом блюдеГолову Крестителя несла.

15 июня 1946* * *

На стеклах нарастает лед,Часы твердят: «Не трусь!»Услышать, что ко мне идет,И мертвой я боюсь.

Как идола молю я дверь:«Не пропускай беду!»Кто воет за стеной, как зверь,Кто прячется в саду?

1945,Фонтанный Дом* * *

Прошло пять лет, – и залечила раны,Жестокой нанесенные войной,Страна моя

и русские поляныОпять полны студеной тишиной.

И маяки сквозь мрак приморской ночи,Путь указуя моряку, горят.На их огонь, как в дружеские очи,Далеко с моря моряки глядят.

Где танк гремел – там ныне мирный

трактор,Где выл пожар – благоухает сад,И по изрытому когда-то трактуАвтомобили легкие летят.

Где елей искалеченные рукиВзывали к мщенью – зеленеет ель,И там, где сердце ныло от разлуки, —Там мать поет, качая колыбель.

Ты стала вновь могучей и свободной,Страна моя!

Но живы навсегдаВ сокровищнице памяти народнойВойной испепеленные года.

Для мирной жизни юных поколений,От Каспия и до полярных льдов,Как памятники выжженных селений,Встают громады новых городов.

Май 1950

Непогребенных всех – я хоронила их.Я всех оплакала, а кто меня оплачет?

* * *

Как все уже было давно… И первый день войны, который еще недавно был таким близким, и день Победы, который, кажется, еще вчера стоял за плечом, и 14 августа 1946… И это уже история.

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *

1946 августа 17. …Вчера вечером состоялось торжественное собрание писателей в Смольном под председательством Жданова. За ним на эстраду вышли Прокофьев, Саянов, Попков, все бледные, расстроенные: в Москве состоялось совещание при участии Сталина, рассматривали деятельность ленинградских писателей, журналов «Звезда» и «Ленинград», «на страницах которых печатались пошлые рассказы и романы Зощенко и салонно-аристократические стихи Ахматовой». Полились ведра помоев… Писатели выступали один подлее другого, каялись, били себя в грудь, обвиняли во всем Тихонова, оставил-де их без руководства. Постановили исключить из Союза писателей Анну Ахматову и Зощенко. Их, к счастью, в зале не было.

Л.В. Шапорина.Из дневника* * *

…Не то был пущен слух, не то он сам возник – о самоубийстве Ахматовой… Поминутно звонили незнакомые люди (даже из Москвы) и проверяли достоверность известия. В очередях и на ком<<мунальных>> кухнях очень курьезно обсуждали событие. Для разъяснения акции населению были посланы эмиссары:

1. Павленко – Крым

2. Шагинян – Ср<<едняя>> Азия

3. Тихонов – Закавказье

4. Вишневский – Белград

5. Фадеев – Прага.

На «место преступления» был послан А. А. Жданов. На его доклад в Смольном был вызван Союз писателей in corpore.…[45] В зале появились странного вида незнакомцы, которые заняли места между членами союза. Двери почему-<<то>> заперли и никого не выпускали (даже тех, кому стало дурно). Казалось, этот гос<<ударственный>> деятель только и сделал в жизни, что обозвал непечатными словами старую женщину, и в этом его немеркнущая слава. Тогда же ему был обещан памятник и полное собрание сочинений. Ни то, ни другое не состоялось.

Такой мой быт, состоящий, главным образом, из голода и холода, был еще украшен тем обстоятельством, что сына, уже побывавшего в вечной мерзлоте Норильска и имеющего медаль «За взятие Берлина», начали гнать из аспирантуры Ак<<адемии>> н<<аук>>… причем было ясно, что беда во мне…

Таким образом, мне была предоставлена возможность присутствовать не только при собственной гражданской смерти, но даже как бы и при физической. Люди просто откровенно не хотели, чтобы я была жива. Так и говорили: «Я бы умер».

Анна Ахматова. Из «Записных книжек»* * *

Сегодня мой страшный день. Которая-то годовщина ареста Левы (1949). Тогда никто не думал, что осталось так мало лет (3 <<года>>), ужас. Ужас впивается в тело и делается им. Как чудовище у Данта. Человеку кажется это не [моя] его рука, а рука чудовища.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});