Как птички-свиристели - Джонатан Рабан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сотрудники канала новостей «KIRO» вовсю распространялись о смуглом иностранце, который оказался слишком мал для большого американского автомобиля. У Тома, находящегося под впечатлением от новостей, вырисовывался текст радиовыступления, посвященного чужестранцам, не менее существенному элементу национальной мифологии, чем ковбои. В Америке, великом многоязычном поселении, людям постоянно требуется напоминать об их «американскости». Воспитанники «Стебелька» в начале каждого дня своими детскими голосками приносят клятву верности национальному флагу. Единая неделимая нация? Ну-ка, повторите еще разок! Оттого и должны дети каждое утро твердить одно и то же, что сами слова звучат крайне неправдоподобно. Заверения в преданности окутываются атмосферой таинства, дабы скрыть очевидные факты. В общем, иностранцы нужны Америке в качестве доказательства ее вечно шаткого существования.
Вот тут и приходят на помощь канадцы — «наши северные соседи-тугодумы», как любила говорить Бет. А также голливудские знаменитости из чужих краев, мексиканские нелегальные иммигранты и неутомимые охотники за видом на жительство. И все же никогда Америка не чувствует себя более американской, чем при появлении готовенького арабского террориста, прячущего бомбу в багажнике взятого напрокат седана. Тот, кто теперь благополучно помещен под стражу в Клалламской окружной тюрьме, стал трофейным чужестранцем, таким замечательно иным, что любой гражданин готов проникнуться патриотическим пылом американской до мозга костей таможенницы из Порт-Анджелеса. Ее внимание приковали трясущиеся руки, сильный французский акцент, неамериканские габариты, и она «засекла врага».
Неспешно строя про себя фразы будущего выступления, Том уснул под болтовню Дэвида Леттермана[109].
На следующее утро, отвезя Финна в сад и возвращаясь домой, Том был еще полон своими вечерними замыслами, и ему не терпелось набрать сочиненный кусочек на компьютере. В небе появился голубой просвет, на тротуар ложились тени, еле заметные, но все-таки тени, и Том практически убедил себя: Чик — проходящий ночной кошмар, к счастью, исчезнувший с появлением солнца. Однако подрядчик уже дожидался его, сидя на ступеньках крыльца и покачивая велосипед из стороны в сторону.
Чик приветствовал Тома улыбкой, радушной и сдержанной.
— Эй, как делишки?
Зрелище потрясло Тома. Еще вчера он не замечал велосипед, воспринимал его как привычную деталь обстановки, ходил мимо, даже не вспоминая о нем. А сегодня чистый, смазанный двухколесный красавец со сверкающими в бледных солнечных лучах хромированными частями, казалось, заявлял о своем присутствии, о своей велосипедной самости. Том видел на нем смеющуюся Бет. Разгар лета. Разваливающийся багажник набит книгами. Бет заколола свои светлые волосы наверх, а они все выбиваются из-под черепаховой беретки. Тонконогая, в джинсах и жилетке, Бет совсем студентка. Уже много лет он не слышал тот, юношеский ее смех.
— Видеть? Я чинить. Как новенький теперь.
Чик приподнял велосипед спереди и перепачканным пальцем крутанул неподвижное до сих пор колесо. Оно поддалось и завертелось волчком.
— Теперь вы ехать.
Он подтолкнул велосипед к Тому, и тот взялся за руль так осторожно, будто брал в руки котенка.
— Подождать!
Чик достал раздвижной гаечный ключ из кармана куртки, заметно износившейся за прошедшие сутки. В ней, похоже, спали, и на голубой материи чернели масляные пятна.
— Слишком место мало. — Он что-то делал с седлом. — Вы парень крупный.
Чик продолжал возиться с велосипедом, поглядывая на ноги Тома из-под припухших синеватых век.
— Уа-ай!
С этим малым не поспоришь. Хмурясь и сутулясь, Чик, вылитый гном, нетерпеливо показывал в сторону улицы.
Том взгромоздился на велосипед, понимая, что выглядит смехотворно. В последний раз он катался, только-только начав жить в Ислингтоне, и тогда до смерти испугался мчавшихся по Ливерпуль-роуд грузовиков. Это было четверть века назад. Опасаясь грохнуться со всего размаху, Том нажал на педаль. Велосипед отчаянно зашатался, но главное — сохранил вертикальное положение. Том снова слышал мерное поскрипывание цепи — звук, оказавшийся неожиданно знакомым. Поехал вверх по небольшому уклону дороги, несколько экстравагантно крутя педали — надо же не потерять равновесие и не остановиться. Том, как говорится, не разучился. Нагнув голову и пыхтя, он проехал улицу Гейлер, и вдруг ему вспомнились сассекские тропки, которыми они вместе с (как бишь ее звали? — Анна Уилшоу!) прикатывали на велосипедах из Брайтона, чтобы любоваться церквями, а потом курить травку и, дурачась, обниматься и целоваться в стогу сена. Том рассмеялся в голос. Странно, насколько возбуждающе на них действовали темные, затхлые церкви, в которых сильно пахло подушечками, подкладываемыми под колени при молитве, средством от жука-древоточца, ветхими псалтырями и самим прахом… В восемнадцать, девятнадцать лет непосредственная близость смерти становилась необходимой прелюдией к физическому — почти — соединению.
Том пересек улицу и обратно поехал намного быстрее. По правую руку между домами виднелась серая вода залива, волнуемая холодным ветром, и мелькали белые горные вершины. Вдыхая солоноватый бриз, Том думал: «Приучить бы себя к таким велосипедным прогулкам». Он шумно затормозил и остановился рядом с подрядчиком.
— Теперь он ездить хорошо, верно?
— Замечательно!
Том вспоминал Анну, нет, нет, Аннету Уилшоу, чувствовал влажное сено, видел две струйки дыма, поднимающиеся от их совместно раскуренного косячка.
— Замечательно! — Голос Тома опять будто скопировала птица майна. — Замечательно!
Чик выудил из кармана блокнот и карандаш.
— Вы написать.
Всю страницу целиком заполняли английские слова и выражения, написанные разными почерками, а рядом помещался аккуратный иероглифический узор — китайский язык, корейский или на каком там разговаривают в Эверетте. «Беспроигрышный вариант, оказывать предпочтение, дурья башка, ответственный квартиросъемщик, баш на баш», — прочитал Том. Он добавил к этому списку слово «замечательно» и протянул блокнот Чику.
Тот, хмуря брови, вглядывался в написанное.
— Заме-тятельно.
— Нет, замечательно — там не т, а ч.
С тем же недоверчивым видом Чик убрал свой словарик в карман.
Том вытащил кошелек.
— Сколько я вам должен?
Чик успокоительно махнул рукой.
— Нисколько. Ни-си-колько!
— Нет, нет, получается нечестно…
На пальцах Том показал двадцать. Может, предложить две двадцатки?
— Ни-си-колько! — В голосе Чика прозвучала обида, которой Том уже начинал побаиваться. — Чинить только ради дружба.
— О, вы очень… так любезны, Чик.
Непримиримый подрядчик все хмурился с оскорбленным видом.
— Теперь я назначать расценка за крыша, — заявил он и прошествовал к грузовику. Торжественно извлек лестницу из кузова, нарочно грохоча газовыми баллончиками.
В кабинете наверху Том делал вид, что работает. Набрал на клавиатуре «Подобно ковбоям и отцам-пилигримам, чужестранцы» и тут же удалил с экрана, прислушиваясь к шарканью шагов своего чужестранца по настилу крыши. Тот разговаривал сам с собой, и речь его звучала мягко, печально и мелодично, а порой прерывалась удивленными восклицаниями. Раздался оглушительный треск, и нечто — явно не птица — пролетело мимо окна и упало во двор. Том, встревожившись, вышел узнать, в чем дело.
Подняв голову, увидел на коньке крыши Чика, державшего на коленке блокнот и сосредоточенно что-то строчившего.
— Все в порядке там, наверху? — прокричал Том.
Подрядчик имел отрешенный вид поэта, служителя могущественной музы. Несколько секунд он продолжал писать, потом окинул Тома долгим молчаливым взглядом. Хотя их разделяло никак не меньше пятидесяти футов, Том мог бы поклясться: в узких темных глазах азиата читались жалость и презрение.
Через полчаса Чик, игнорируя звонок, барабанил в дверь. Войдя в дом, положил руку — Тому показалось, слишком фамильярно, — на седло велосипеда и по-хозяйски его погладил. Однако быстро перешел к делу.
— Под крышей дерево — весь дерьмо. Менять надо.
Это как раз то, чего боялся Том и о чем твердила Бет. В городе с подобной влажностью многочисленные деревянные постройки не прочнее замков из песка. Дома смывает оползнями; бревна пропитываются водой и гниют, становясь сплошной мокрой массой, отчего медленно оседают фундаменты. О жилище требовалось заботиться с терпением матери, ухаживающей за неизлечимо больным ребенком. Именно поэтому коллеги Тома с кафедры английского языка проводили уйму времени в рабочих фартуках за ремонтом и реконструкцией, детально обрисовывая друг другу, что им удалось найти на складе стройматериалов в Ороре. Многие годы Том не желал признать очевидное, теперь настало возмездие.