Цветы на камнях - Сергей Байбара

По дороге, грохоча траками гусениц, мчался горящий «Т-34». Это его орудие только что отправило неприятельский катер на дно. «Тридцатьчетверка» неслась на полном ходу, стреляя из орудия навстречу «турецким» танкам. Снаряды разорвались между ними, отправив на тот свет еще несколько вражеских пехотинцев.

«Меркаве» появление музейной рухляди совсем не понравилось. Угловатый корпус «турецкого» монстра наполовину укрылся за почерневшим корпусом развороченной бронетехники. Два танковых орудия грянули в ответ. «Т-34» чудом уклонился от попадания и выстрелил в ответ. Снаряд ударил в броню «Меркавы», не причинив особого вреда.

Опешившие американцы смотрели, как мимо них на полной скорости проносится стальное чудовище. Люди в «тридцатьчетверке» не надеялись на силу своего орудия и нашли единственное средство борьбы — таран. Танк промчался через траншеи, через бывшую минную площадку, ставшую братской могилой, наматывая на гусеницы кровавые куски человеческого мяса. Крастик успел заметить, что на броне «Т-34» укреплены какие-то плоские ящики, к которым были присоединены провода…

«Тридцатьчетверка» мчалась вплотную к краю дороги. М-60 стрелять по ней не мог — мешал корпус «Меркавы». Танк-«дедушка» выстрелил из своего орудия еще раз, шуганув «турецкую» пехоту.

Одного выстрела «Меркавы» хватило, чтобы остановить «Т-34». Но сейчас на вражеских танкистов то ли напал столбняк, то ли они просто испугались. Еще выстрел… Еще попадание в броню «Меркавы»… Расстояние между железными монстрами стремительно сокращалось. Пятнадцать метров… Десять… На башне «Меркавы» открылись люки, из которых в темпе начали выбираться танкисты. Они все поняли…

Когда «тридцатьчетверка» врезалась в «Меркаву», люди непроизвольно вздрогнули от ужасного грохота. Мощный взрыв, казалось, разорвал «Т-34» на части. Над местом столкновения танков вырос огненный купол, обратившийся в черный полукруглый колпак дыма. В огне были видны только очертания корпуса героического танка. «Меркава» замер… Уцелевшие «турки» попятились к своему единственному уцелевшему танку. Кажется, им уже не нужна была победа, они были согласны и на ничью…

…Тенгиз, сконцентрировавшись на проклятом вертолете, нажал гашетку. Вырвавшаяся на свободу ракета подняла в воздух клубы пыли вокруг него, руки заныли. Огненно-белая стрела в мгновение ока достигла вражеского вертолета и впилась ему в борт.

От взрыва ракеты А-129 загорелся, завертелся на месте волчком. Спустя секунду для воздушного хищника все было кончено.

Отбросив ненужный тубус «Стрелы», Тенгиз поспешил в ячейку. Там окончательно измученный Шалва Аронович продолжал теснить «турок» на безопасном расстоянии.

— Слава Богу, вы живы! Вы молодец! — Шалва криво улыбнулся. — А у меня последний рожок остался. Сейчас он закончится и все…

— Ничего. Сейчас я вам помогу…

Внезапно за горой раздался мощный взрыв. Настолько мощный, что, казалось, земля содрогнулась. Черные клубы дыма потянулись в небо, застилая солнце.

— Что-то взорвалось… Вы слышали?! — спросил Шалва Аронович.

— Не знаю… Близко же вы «турок» подпустили, Шалва Аронович! — засмеялся Тенгиз. — Даже голоса слышны!

— Ну, знаете! Я старался, как мог! Вы знаете, несколько человек все-таки прошли выше…

У вершины также шел бой. Прорвавшихся турок оттеснили к пропасти шесть автоматчиков. Один из "воинов Аллаха", схлопотав пулю, покатился мешком вниз по склону. С разной периодичностью за ним последовали четверо его товарищей. Один оставшийся в живых поднял руки, сдаваясь на милость победителям, но милости этой не получил. Грузинский боец подошел к нему, забрал оружие, и, не говоря худого слова, засадил несчастному «турку» длинный охотничий нож в печень. После зверств «турок» с мирными жителями, Бека отдал приказ — в плен никого не брать.

А оставшийся турецкий вертолет вдруг резко развернулся и начал спешно сваливать на юг. В тот же момент рядом с ним раздались хлопки, закружился спиралью белый дым. Над полем битвы снова слышался гул винтов. Но это была уже другая машина.

Пару мгновений спустя из-за горных вершин показался грузный МИ-24. Он не петлял, не пытался уклоняться от возможных атак. Ми-24, с синей восьмиконечной звездой на борту, летел по прямой, с явным желанием располовинить на лету машину противника. С пилонов тяжелого винтокрылого монстра сорвалась ракета. Попав в тщедушный корпус А-129, она разнесла его ко всем чертям.

Радости грузин не было предела. С восторгом и возгласами радости они смотрели, как МИ-24 принялся разделывать под орех наземных врагов. На несколько уцелевших катеров его пилоты внимания не обратили, зато вплотную занялись застрявшим «турецким» танком, который вскорости задымился. К земле понеслись огненные стрелы, разрывая зазевавшихся «турок» на мясо.

А из-за горного отрога по разбитой дороге уже спешили на помощь товарищам два «Т-72» и одна «восьмидесятка». Впереди, — тот самый танк, с иконой. На броне — вооруженные люди, резерв, который приберег Иоселиани. Головной танк выстрелил из орудия по катерам, покачивающимся на волнах. Шедшие за ним машины открыли огонь по туркам на дорог, обращая их в бегство.

С первым выстрелом танкового орудия ополченцы спрыгнули с брони на землю, пошли в атаку. Кто-то спешил к посту на трассе, где продолжалась ожесточенная перестрелка с десантом, кто-то карабкался на гору сбрасывать ретивых «турок». Свежие, разозленные бойцы, голодные до боя, как коса с размаху, резали огнем ненавистного врага. У некоторых к стволам автоматов были примкнуты штык-ножи.

— Вперед, воины! За Грузию! За Боржоми! Гоните этих ***ных псов с нашей земли!

— В плен никого не брать!

— Сейчас вы за все ответите!

— Бегите или умрите, нечистые!

Тяжелые потери, разрывы снарядов, рев мощного вертолета над головой, воодушевление грузин, — все это добило врага окончательно. «Турецкие» бойцы не выдержали и побежали. Кто-то еще держал в руках оружие и отстреливался от наседавших «гюрджи», кто-то в панике бежал. Вражеские катера горели, их обломки погружались на дно. Остатки десанта, брошенные своими, были окончательно прижаты к реке. Сейчас грузины расстреливали их чуть ли не в упор, со всех сторон. Некоторые «турки» не выдерживали напора и прыгали в реку, где их либо находила пуля, либо они захлебывались в ядовитой воде.

На другом берегу бойцы Союза также перешли в контратаку. Немалую помощь им в этом оказал грузинский Ми-24, который, развернувшись на обратную дорогу, прошел смертоносным ливнем по южному "турецкому" отряду. В Двири поднимались к небу столбы черного дыма. Вертолетчики решили не отказывать себе в удовольствии "пощкотать" вражеский опорный пункт…

…Битва стихала. Звучали еще редкие автоматные очереди, но было ясно, — «турки» потерпели сокрушительное поражение. И теперь они еще нескоро решатся на подобную акцию. Выжившие враги спешили укрыться в своем логове.

В небо поднимались столбы дыма. Догорали обломки вертолетов, продолжали полыхать сожженные танки, горела на реке солярка, вылившаяся из лопнувших баков. А люди радовались. Грузинские бойцы ликовали, смеялись как дети, обнимались, кричали. Кто-то даже пустился в пляс.

Из дыма вышел грязный, оборванный Бека в окружении верных бойцов. По его щеке стекала струйка крови, теряясь в черной бороде. Седая полоска на подбородке, казалось, стала шире. По правую руку от него стоял Крастик. Американцы, раненные, ошарашенные, казалось, побывавшие в аду испуганно озирались. По левую руку от Беки — Бахва, Нугзари, Кикола, Магомед, Паата, Кахабер, его «гвардия», старые, опытные воины. У них не было сил радоваться.

Старые бойцы снисходительно глядели на молодых товарищей, а потом оглядывались на распростертые тела своих убитых друзей. На землю, изрытую воронками, засыпанную гильзами, политую кровью. Туда, где лежали изодранные в клочья, измятые танковыми гусеницами, тела невинных жертв, вперемешку с трупами своих мучителей, старались не смотреть. Кто-то опустился на колени и перекрестился.

Бека посмотрел на своих воинов, потом повернулся к американцам, на которых жалко было смотреть. Он протянул свою жилистую ладонь Крастику, пожал ее, затем обнял его, сжал в объятиях:

— Молодец, Дэвид. Хороших бойцов привел… Извини, если неласково вас встретил. Молодцы… И вы все молодцы, ребята! Простите, если виноват перед вами!

Он медленно побрёл к вершине горы. Всюду он встречал бойцов, раненных, усталых, благодарил их, пожимал руку. Где-то благодарить было уже некого.

Он подошел к тому месту, где делал выговор бойцам, игравшим в нарды. Увы, новая партия не состоится! Везучий Гурген лежал бездыханный, с пробитым сердцем. Над телом склонился его извечный соперник и старый приятель Вано. Он вздыхал, утирая слезы: