Собрание сочинений. Т. 1 - Саша Черный

УЕЗДНЫЙ ГОРОД БОЛХОВ*

На Одёрской площади понурые одры,Понурые лари и понурые крестьяне.Вкруг Одёрской площади груды пестрой рвани:Номера, лабазы и постоялые дворы.           Воняет кожей, рыбой и клеем,           Машина в трактире хрипло сипит.

Пыль кружит по улице и забивает рот,Въедается в глаза, клеймит лицо и ворот.Боровы с веревками оживляют городИ, моргая веками, дрыхнут у ворот.           Заборы-заборы-заборы-заборы.           Мостки, пустыри и пыльный репей.

Коринфские колонны облупленной семьейПоддерживают кров «Мещанской Богадельни».Средь нищенских домов упорно и бесцельноУгрюмо-пьяный чуйка воюет со скамьей.           Сквозь мутные стекла мерцают божницы.           Два стражника мчатся куда-то в карьер.

Двадцать пять церквей пестрят со всех сторон:Лиловые и желтые и белые в полоску.Дева у окна скребет перстом прическу.В небе караван тоскующих ворон.           Воняет клеем, пылью и кожей.           Стемнело. День умер. Куда бы пойти?..

На горе бомондное гулянье в «Городке»:Извилистые ухари в драконовых жилетахИ вспухшие от сна кожевницы в корсетахПолзут кольцом вкруг «музыки», как стая мух                                                                                 в горшке.           Кларнет и гобой отстают от литавров.           «Как ночь-то лунаста!» — «Лобзаться-с вкусней!»

А внизу за гривенник волшебный новый яд —Серьезная толпа застыла пред экраном:«Карнавал в Венеции». «Любовник под диваном».Шелушат подсолнухи, вздыхают и кряхтят…           Мальчишки прильнули к щелкам забора.           Два стражника мчатся куда-то в карьер.

В ДЕРЕВНЕ*

Так странно: попал к незнакомым крестьянам —Приветливость, ровная ласка… За что?Бывал я в гостиных, торчал по ночным ресторанам,Но меня ни один баран не приветил. Никто!

Так странно: мне дали сметаны и сала,Черного хлеба, яиц и масла кусок.За что? За деньги, за смешные кружочки металла?За звонкий символ обмена, проходящий сквозь мой кошелек?

Так странно. Когда бы вернулась вновь мена —Что дал бы я им за хлеб и вкусный крупник?Стихи? Но, помявши в руках их, они непременноВернули бы мне их обратно, сказав с усмешкой: «Шутник!»

Конфузясь, в другую деревню пошел бы, чтоб сноваОбросшие люди отвергли продукт мой смешной,Чтоб, приняв меня за больного, какой-нибудь Митрич суровоТкнул мне боком краюшку с напутствием: «С Богом,                                                                                             блажной!»

Обидно! Искусство здесь в страшном загоне:В первый день Пасхи парни, под русскую брань,Орали циничные песни под тявканье пьяной гармони,А девки плясали на сочном холме «па д’эспань».

Цветут анемоны. Опушки лесов все чудесней,Уносятся к озеру ленты сверкающих вод…Но в сытинских сборниках дремлют народные песни,А девки в рамах на выставках водят цветной хоровод.

Крестьяне на шляпу мою реагируют странно:Одни меня «барином» кличут — что скажешь в ответ?Другие вдогонку, без злобы, но очень пространно,Варьируют сочно и круто единственно-русский привет.

И в том и в другом разобраться не сложно —Но скучно… Пчела над березой дрожит и жужжит.Дышу и молчу, червяка на земле обхожу осторожно,И солнце на пальцах моих все ярче, все жарче горит.

Двухлетнюю Тоню, крестьянскую дочку,Держу на руках — и ей моя шляпа смешна:Разводит руками, хохочет, хватает меня за сорочку,Но, к счастью, еще говорить не умеет она…

СЕВЕРНЫЕ СУМЕРКИ*

В небе полоски дешевых чернилСо снятым молоком вперемежку,Пес завалился в пустую тележкуИ спит. Дай, Господи, сил!

Черви на темных березах висятИ колышат устало хвостами.Мошки и тени дрожат над кустами.Как живописен вечерний мой сад!

Серым верблюдом стала изба.Стекла, как очи тифозного сфинкса.С видом с Марса упавшего принцаПот неприятия злобно стираю со лба…

Кто-то порывисто дышит в сарайную щель.Больная корова, а может быть, леший?Лужи блестят, как старцев-покойников плеши.Апрель? Неужели же это апрель?!

Вкруг огорода пьяный, беззубый забор.Там, где закат, узкая ниточка желчи.Страх все растет, гигантский, дикий и волчий…В темной душе запутанный темный узор.

Умерли люди, скворцы и скоты.Воскреснут ли утром для криков и жвачки?Хочется стать у крыльца на карачкиИ завыть в глухонемые кусты…

Разбудишь деревню, молчи! ПрибегутС соломою в патлах из изб печенеги,Спросонья воткнут в тебя вилы с разбегаИ триста раз повернут…

Черным верблюдом стала изба.А в комнате пусто, а в комнате гулко.Но лампа разбудит все закоулки,И легче станет борьба.

Газетной бумагой закрою пропасть окна.Не буду смотреть на грязь небосвода!Извините меня, дорогая природа, —Сварю яиц, заварю толокна.

ПИЩА*

«Ну, тащися, сивка!»

Варвара сеет ртом петрушку,Морковку, свеклу и укроп.Смотрю с пригорка на старушку,Как отдыхающий Эзоп.

           Куры вытянули клювы…           Баба гнется вновь и вновь.           Кыш! Быть может, сам Петр Струве           Будет есть ее морковь.

Куда ни глянь — одно и то же:Готовят новую еду.Покинув ласковое ложе,Без шляпы в ближний лес иду.

           Озимь выперла щетиной.           Пища-с… Булки на корню.           У леска мужик с скотиной           Ту же подняли возню:

Михайла, подбирая вожжи,На рахитичной воронойС полос сдирает плугом кожи.Дед рядом чешет бороной.

           Вороная недовольна:           Через два шага — антракт.           Но вожжа огреет больно,           И опять трясутся в такт.

На пашне щепки, пни и корни —Берез печальные следы:Здесь лягут маленькие зернаДля пресной будущей еды.

           Пыльно-потная фигура           Напружает зверски грудь:           «Ну, тащися, сивка, шкура!           Надо ж лопать что-нибудь».

Не будет засух, ливней, града —Смолотят хлеб и станут есть…Ведь протянуть всю зиму надо,Чтоб вновь весной в оглобли влезть.

           Плуг дрожит и режет глину.           Как в рулетке! Темный риск…           Солнце жжет худую спину,           В небе жаворонка писк.

Пой, птичка, пой! Не пашут птички.О ты, Великий Агроном!Зачем нельзя иметь привычкиБыть сытым мыслью, зреньем, сном?!

           Я спросил у мужичонки:           «Вам приятен этот труд?»           Мужичок ответил тонко:           «Ваша милость пожуют».

КОНСЕРВАТИЗМ*

(Миниатюра)

Перед школою — лужок.Пять бабенок, сев в кружок,У больших и малышейМонотонно ищут вшей.

Школьный сторож, гном Сысой,Тут же рядышком с женой —Ткнул в колени к ней руноИ разлегся, как бревно.

Увидав такой пейзаж,Я замедлил свой вояжИ невольно проронил:«Ты бы голову помыл!»

Но язвительный Сысой,Дрыгнув пяткою босой,Промычал из-под плеча:«Эка, выдумал!.. Для ча?»

СООБЩА*