Куриный бульон для души. Прощение исцеляет. 101 теплая история о том, как оставить прошлое и начать двигаться вперед - Эми Ньюмарк

Я мечтала о том, что когда-нибудь настанет моя очередь причинить ему боль. Я представляла себе, как прогоню его, едва он только нарисуется на моем горизонте и начнет лить слезы раскаяния. Я хотела его заставить чувствовать то же самое, что чувствовала сама всю свою жизнь. Такая месть наверняка исцелила бы мое сердце.

Возможно, все бы это и случилось. Но я не стала знаменитой. Не удостоилась почестей и наград, к которым стремилась, лелея в душе планы мести. Однако я осуществила другие заветные мечты: в девятнадцать лет победила рак, позже вышла замуж и родила двух чудесных детей (после многочисленных выкидышей и длительного бесплодия), основала благотворительную организацию в помощь бесплодным матерям, мечтающим о детях. И после всего этого наконец поняла, чего на самом деле хотела от жизни. Истинные цели, заставлявшие воспарять мое сердце, были связаны не с мечтами о сатисфакции, а с мечтами о чистом счастье. И двигаясь к этим целям, я научилась ценить жизнь и все те дары, которыми владела, – а их помимо отца было очень много!

Именно тогда я поняла, что, цепляясь за гнев, желая мести, я ограничивала свою жизнь и причиняла себе еще большую боль. Мне потребовались десятилетия, чтобы усвоить этот важный урок. Я внутренне изменилась, когда научилась ставить цели ради собственного счастья, а не ради мести. Мне пришлось заглянуть внутрь себя и понять, что́ я действительно люблю. Да, я заслуживала хорошего отца. Но еще больше я заслуживала, чтобы любовь была моей движущей силой, а не гнев.

Когда я стала старше, я поняла, что не всем предназначено быть родителями. Я проанализировала все, что мне было известно об отце, и осознала, насколько плохой могла стать моя жизнь, если бы он не бросил меня. Была ли в глубине моей души какая-то часть меня, которой все еще было грустно, что я выросла, чувствуя себя ненужной? Да, конечно. Но зрелость показала мне, что иногда отсутствие человека может стать подарком. Отец ушел не потому, что я была посредственностью и не представляла для него интереса. Он ушел потому, что был слишком ущербным и эгоистичным, чтобы стать хорошим родителем. Мне было намного лучше без него. Как только я поняла, что его отсутствие никак не связано с моей ценностью и значимостью, я смогла избавиться от своего гнева.

Иногда я все еще мечтаю о том, чтобы добиться успеха. Но теперь, когда я представляю себя на сцене, я не думаю об отце. Я думаю о всех тех людях, которые помогли мне стать такой, какая я есть, и которые оказали положительное влияние на мою жизнь.

Теперь мне мечтается гораздо легче. Позволив прощению обезоружить мой гнев, я по-новому взглянула на жизнь и по достоинству оценила мужчину, которого выбрала на роль отца моих детей. Для меня нет большей радости, чем знать, что я выбрала для них самого лучшего человека. Я усвоила важный урок относительно того, как не ошибиться с выбором, чтобы моим собственным детям никогда не пришлось проходить через то, через что пришлось пройти мне.

 Джилл Келлер

Мать, не знавшая материнской заботы

Отпустить человека – не значит проявить равнодушие к нему. Отпустить – значит осознать, что единственный человек, которого вы на самом деле можете контролировать, – вы сами.

– Дебора Ребер

Когда я узнала о смерти матери, я ровным счетом ничего не почувствовала. Ей было шестьдесят два. И она прожила короткую, тяжелую жизнь – рак забрал ее раньше, чем она успела состариться.

Внутри меня была пустота. Словно белый холст – полное отсутствие эмоций. Я не ощутила ни горя, ни жалости, ни утраты – я не чувствовала ничего. В какой-то момент я даже спросила себя: «У тебя что, нет сердца?»

Однако сердце у меня было. Только оно зачерствело за те сорок лет, пока я знала свою мать. Все сорок лет, что мы были рядом, я снова и снова возобновляла попытки простить ее и полюбить. Или хотя бы примириться с ней. Но у меня не получалось примириться с человеком, который сознательно разрушал себя наркотиками и алкоголем.

Пустота в душе мешала мне даже воспринимать сочувствие людей, пришедших на похороны. Их дежурные слова соболезнования доходили до меня, как сквозь толщу воды.

– Все в порядке, я не грущу, – механически отвечала я. (И я не лгала, когда говорила так.)

– Как бы то ни было, все-таки она была твоей матерью, – произнес кто-то из присутствующих.

С этими словами у меня в голове словно что-то щелкнуло. Казалось бы, в этой реплике не было никакого противоречия. Но противоречие было, потому что высказывание относилось к женщине, которая только номинально была моей матерью. На самом же деле она никогда не проявляла ко мне ни материнской заботы, ни любви.

За три недели до ее смерти я навещала ее. У матери был рак горла, опухоль размером с мяч для гольфа выступала сбоку на шее. После биопсии опухоль забинтовали, но от этого она не стала менее заметной. Я изо всех сил старалась не смотреть на мать – было больно видеть, во что она превратилась, как изменила ее болезнь. Мать и всегда была небольшого роста, но сейчас она еще больше усохла и напоминала скорее ребенка. Она была похожа на подстреленную птичку под своим больничным одеялом. Она выглядела изможденной: лицо вытянулось, глубокие морщины проступили еще сильнее – по ним можно было, как по карте, читать историю ее жизни, которая была удручающе тяжелой.

В лице моей матери всегда угадывалась жестокость, которую я часто принимала за жесткость. Когда я была маленькой, злой блеск ее глаз меня парализовал, я до смерти ее боялась. Потребовались годы, прежде чем я поняла, что то, что я видела, скорее было ее собственным страхом от постоянного ощущения угрозы. Сама она мне не угрожала – она, как могла, защищалась от жизни и от собственной боли. У нее были все основания, чтобы бояться и постоянно находиться в обороне.

Ее рассказы о детстве – ужасны! (За многие годы мне удалось собрать лишь какие-то крохи сведений.) А если сама мать начинала вспоминать свои ранние годы, то ее истории невозможно было слушать без содрогания.

Она была старшей из шестерых детей. Жили очень бедно. Городок, в котором она родилась, больше напоминал сточную канаву: грязь, бедность, пьянство, грубость царили в нем. Отец страшно пил. Он был обычным разнорабочим, и его тяжелая