Обычные люди: 101-й полицейский батальон и «окончательное решение еврейского вопроса» - Кристофер Браунинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хоффмана действительно перевели в полицейский батальон, который осенью 1943 года участвовал в боевых действиях на Восточном фронте. Там Хоффман заслужил Железный крест 2-й степени. Позднее его назначили командующим белорусским вспомогательным батальоном, размещавшимся под Минском, а затем батальоном кавказских «добровольцев». Войну он закончил старшим офицером штаба командующего полицией в Познани{350}. Одним словом, глядя на дальнейшую карьеру Хоффмана, сложно прийти к выводу, что его поведение осенью 1942 года объяснялось трусостью, как подозревали его подчиненные и Трапп. Он на самом деле был болен. Невозможно установить, были ли первопричиной его болезни зверства 101-го резервного полицейского батальона, но у него имелись признаки психогенного «синдрома раздраженного кишечника». Служебные обязанности Хоффмана, само собой, усугубляли его состояние. К тому же хорошо видно, что вместо того, чтобы использовать заболевание как предлог для своего неучастия в операциях по истреблению польских евреев, Хоффман всеми силами старался скрыть его от начальства и избежать госпитализации. Если массовые убийства и в самом деле вызывали у Хоффмана внутренние боли, то он явно этого стыдился и изо всех сил старался превозмочь.
Глава 14
«Охота на евреев»
В результате массовых расправ в Юзефуве, Ломазах, Серокомле, Коньсковоле и других местах, ликвидаций гетто в Мендзыжеце, Лукуве, Парчеве, Радзыне и Коцке к середине ноября 1942 года личным составом 101-го резервного полицейского батальона было расстреляно не менее 6500 польских евреев. Еще как минимум 42 000 было депортировано в газовые камеры Треблинки. Но на этом участие полицейских в кампании уничтожения не завершилось. После того как города и гетто северной части округа Люблин были «очищены» от евреев, 101-му резервному полицейскому батальону дали задание выслеживать и уничтожать всех, кто сумел спастись от предыдущих облав и теперь находился на нелегальном положении. Иными словами, на полицейских была возложена ответственность за превращение этой территории в полностью judenfrei.
Годом ранее, 15 октября 1941-го, глава Генерал-губернаторства Ганс Франк объявил, что любого еврея, пойманного за пределами гетто, нужно доставить в специально созданный для этого суд, где его приговорят к смерти. Этот указ, по крайней мере отчасти, был ответом на неоднократные просьбы работников немецкого здравоохранения на территории оккупированной Польши. Те еще раньше пришли к выводу, что лишь самые суровые наказания могут удержать голодающих евреев от вылазок из гетто за едой, а таким образом они распространяли тиф, эпидемия которого свирепствовала в гетто. К примеру, руководитель системы здравоохранения в округе Варшава доктор Ламбрехт выступал за принятие закона, по которому евреям за пределами гетто грозила бы «смерть через повешение», страх перед которой мог быть «сильнее страха смерти от голода»{351}. Вскоре, однако, стали поступать жалобы, связанные с выполнением указа Франка. Охраны для конвоирования схваченных евреев не хватало, расстояния, на которые их нужно было транспортировать, были слишком велики, а юридические процедуры специальных судов выглядели слишком сложными и занимали много времени. Проблему решили просто: все юридические процедуры отменили, а евреи, обнаруженные за пределами гетто, теперь подлежали расстрелу на месте. На встрече Франка с губернаторами округов, которая состоялась 16 декабря 1941 года, заместитель губернатора округа Варшава отметил, с какой «благодарностью был воспринят приказ от командующего полицией порядка, по которому можно расстреливать евреев, пойманных в сельской местности»{352}.
Одним словом, еще до начала систематических депортаций в лагеря смерти польским евреям за пределами гетто грозила казнь без суда. Однако в округе Люблин этот «приказ о расстрелах» применялся довольно непоследовательно, так как по сравнению с остальной территорией Генерал-губернаторства гетто здесь было меньше. До сентября-октября 1942 года евреи, проживавшие в небольших городках и деревнях на севере округа, еще не были собраны в транзитных гетто Мендзыжеца и Лукува. 306-й полицейский батальон, действовавший на севере округа Люблин до прибытия Траппа и его людей, время от времени действительно расстреливал евреев, которые попадались за пределами местечек{353}. Но систематическое их выслеживание началось только после завершения процесса перемещения в гетто. А после ликвидации гетто уцелевших стали искать особенно активно.
В конце августа Парчев стал первым полностью зачищенным гетто в секторе, где действовал батальон. По словам гауптвахмистра Штайнмеца, командира размещенного там 3-го взвода 2-й роты, евреев в Парчеве и окрестностях продолжали находить и позднее. Всех их сажали в местную тюрьму. Гнаде приказал Штайнмецу расстрелять заключенных. «Этот приказ лейтенанта Гнаде прямо распространялся и на все последующие случаи… Передо мной была поставлена задача держать свою территорию свободной от евреев»{354}. Лейтенант Друккер также вспоминал, что в конце августа из штаба батальона он получил приказ о том, «что свободно перемещающихся между деревнями евреев при задержании следует расстреливать на месте». Но систематически этот приказ стал выполняться только после того, как прошли последние депортации евреев из небольших деревень в транзитные гетто.
По-настоящему приказ заработал к октябрю{355}. Вывешенные объявления гласили, что все евреи, не успевшие отправиться в гетто, будут расстреляны{356}. Полицейским о нем напоминали регулярно, особенно перед тем, как они отправлялись на патрулирование{357}. В зоне ответственности батальона не должно было остаться в живых ни одного еврея. Выражаясь официальным языком, батальон проводил «патрулирование лесных массивов» в поисках «подозрительных лиц»{358}. Но поскольку оставшихся евреев предстояло выслеживать и отстреливать, как зверей, полицейские 101-го резервного батальона между собой окрестили эту фазу «окончательного решения» Judenjagd – «охота на евреев»{359}.
Эта «охота» принимала разные формы. Больше всего личному составу батальона запомнились две акции по прочесыванию Парчевского леса, проведенные осенью 1942 и весной 1943 года. В последней участвовали и подразделения вермахта. Целью облав были не только евреи, но также партизаны и сбежавшие советские военнопленные, хотя во время первой акции в октябре 1942 года основными жертвами, судя по всему, стали именно евреи. Георг Леффлер* из 3-й роты вспоминал:
Нам сообщили, что в лесу скрывается много евреев. Поэтому мы прошли сквозь лес цепью, но никого не обнаружили: евреи, по-видимому, очень хорошо прятались. Мы прочесали лес во второй раз. Только тогда нам удалось найти отдельные печные трубы, торчавшие из земли: в этом месте евреи прятались в подземных укрытиях. Их вытащили наружу, причем сопротивление нам оказали только в одной землянке. Несколько наших товарищей спустились туда и стали вытаскивать евреев. Затем их,
