Младшие братья - Игорь Вереснев

А ещё он чувствовал себя виноватым. Сидит, жрёт мясо, как ни в чём не бывало, и вегетарианцем становиться не собирается. А когда надо это мясо добыть, тем более разделать, то на попятный. Получается, что он слабак? Слабее девчонки?

Конечно, можно было придумать кучу оправданий. Вспомнить, что девчонка с детства к охоте приучена, он же, горожанин до мозга костей, даже курицу у бабушки зарубать не мог. Но здесь оправдания никого не интересовали.

Шур будто почувствовал, о чём он думает. Подсел ближе, улыбнулся:

— Не переживай. В твоём возрасте и я не смог бы убить беззащитное существо. В этом нет ничего зазорного. Это не слабость, скорее наоборот.

— В моём возрасте? А сейчас тебе сколько?

Шур задумался. Неожиданно надолго для такого простого вопроса. Но всё же ответил:

— Можешь считать, что мне тридцать пять. Но количество прожитых лет — это не показатель биологического возраста. Я думаю, что продолжительность жизни у наших с тобой рас не одинаковая.

Почему он сказал «можешь считать», Максим не задумался. Поспешил уточнить другое:

— А по-вашему, тридцать пять — это много?

Шур снова оскалил зубы в улыбке.

— Я уже не юноша, но ещё очень молод. Я был самым молодым в… — он осёкся. И добавил другим голосом: — Среди тех, кого похитили криссы.

Максим помолчал, не зная, как утешить друга. Неуверенно предположил:

— Ты их ещё встретишь…

— Они все умерли, — холодно отрезал сфинкс. — Иначе они бы нашли меня. Не будем больше говорить об этом.

После вкусного сытного обеда всех разморило. Да и мягкая трава, тенистые деревья, настоянный ароматом неведомых цветов воздух, мелодичные птичьи трели способствовали. И путешественники решили не торопиться, отдохнуть, отоспаться, как следует. Наконец-то на их пути встретился дружелюбный, приветливый мир.

Остатки мяса нарезали тонкими ломтиками, повесили коптиться над костерком. Огница и шкуру «козы» собиралась вычистить и просушить — в хозяйстве пригодится! На этот раз Гундарин в помощники не набивался. Он даже не дождался, пока с работой будет покончено: набил брюхо и завалился дрыхнуть. А когда Максим вызвался караулить первым, и Шур лёг спать. Лишь девушка не спешила укладываться. Всё возилась и возилась у костра, нарочито медленно и неторопливо. В конце концов Максиму начало казаться, что она специально тянет время.

И он не ошибся. Убедившись, что сфинкс и коротышка заснули, княжна заговорщицки предложила:

— Макс, я хочу искупаться. А то я вся грязная, прокопчённая. Пойдёшь со мной? Как в Добрии, помнишь? Здесь вода не холодная, не то, что у волосатых.

Максим не ожидал такого предложения. Поплавать как в Добрии? Это значит голыми? От одной мысли внутри стало жарко и волнительно. Он прекрасно помнил те ощущения. Купаться вдвоём с девушкой было одновременно неловко, но испытать это вновь хотелось ужасно!

— Я же караулю, — он развёл руками. — Мало ли что в этом мире водится.

— Карауль, кто тебе мешает? Озеро вон оно, в двадцати шагах. Успеешь предупредить, если что-то случится.

Максим прикинул, что с одной стороны она права. С другой — лучше было бы подождать, когда Шур его сменит… Не лучше! При посторонних Огница не полезет купаться голой. А он с ней вдвоём — и подавно.

Он кивнул, соглашаясь.

Вода в озере была отменной, как и всё здесь. В меру тёплая, в меру прохладная, как раз чтобы освежиться в жаркий летний день. В самом глубоком месте — под водопадом — она едва доходила до груди, а большей частью так и вовсе было по пояс. Не поныряешь, не поплаваешь, разве что бултыхаться, как малышня. Да и то сильно не порезвишься — Шур спит чутко. Но всё равно было здорово. Максим краснел, смущался, а голова сама собой поворачивалась в сторону обнажённой девичьей груди. Казалось бы, ничего особенного в ней нет, сколько раз видел и крупнее, и округлее — в кино и на картинках! А вот подишь ты, тянет, словно магнитом, не удержаться. И оставалось притворяться, что случайно взглянул. И ещё раз случайно. И ещё. Огница прикрываться от его взглядов не пыталась, только хихикала каждый раз, когда их перехватывала.

А потом Максим заметил, что не он один разглядывает девушку — из листвы простёршейся над озером ветви таращились два круглых выпуклых глаза. Он остолбенел на мгновение. И бросился к берегу, к одежде и лежащему поверх неё станнеру.

Он не успел. Сверху упала лиана с висевшим на ней существом, смахивающим на безволосую, бесхвостую обезьяну. Одной рукой-лапой оно цеплялось за лиану, другой придерживало у рта длинную узкую трубку. В том, что это оружие, Максим не усомнился ни на секунду.

— Шур! — заорал он.

Сфинкс проснулся и вскочил почти мгновенно. Но так же быстро сверху свесились ещё трое с трубками.

— Лупоглазы… — неожиданно хихикнул тоже проснувшийся от крика коротышка. — Да ить это лупоглазы! Чего вы всполошились? Они драться не умеют. Вы чё, забыли?

Только тут Максим сообразил, что, и правда, существа, окружившие их — сородичи той парочки — как их там? тиолейнелей! — с которой они познакомились в Отстойнике. Не признал он их сразу из-за одежды: те кутались в длинные иссиня-чёрные плащи, а на этих были короткие ярко-зелёные туники. Что ж, те двое из Отстойника в самом деле производили впечатление существ мирных. Но оружие в руках у этих заставляло усомниться в их безобидности.

Гундарин на трубки внимания не обратил. Вскочил на ноги, бросился к костру, выговаривая:

— Вы бы лучше за мясом следили, чем в воде голяком скакать. Ладно у рыжей мозгов нету, но ты ж, Макс, вроде умным считаешься!

Он бежал прямо на одного из лупоглазов. Максим отчётливо представил, как из трубки вылетит игла и вонзится коротышке прямо в лоб. Ничуть не бывало! Лупоглаз лишь подтянулся, пропуская Гуню у себя под задницей.

— Не надо беспокоиться! — вдруг заговорил тот, что сидел на ветке над озером. — Мы не причиним вреда уважаемым путникам.

Он проворно перебежал к стволу, спустился на землю. И учтиво поклонился. По очереди: Гундарину, Шуру, в завершении — Максиму и Огнице. Или последний поклон предназначался исключительно Максиму?

— Но мы не хотим, чтобы случилось недоразумение, — продолжал лупоглаз— тиолейнель. — Потому настоятельно просим, чтобы вы не брали в руки оружие.

Да, просил он очень настоятельно. В том смысле, что его спрыгнувшие из ветвей сородичи в миг похватала и станнер и кинжал, и метательные ножи Огницы. Другие, — те, что держали путников под прицелом, — трубки после этого опустили. Но ручаться, что в ветвях не прячется ещё кто-нибудь, Максим бы не стал. Утешало, что у лупоглазов нашлись «толмачи».

— Одеться нам можно? — хмуро спросил он.

— Разумеется!

Одеваться под внимательными взглядами по крайней мере пяти пар глаз было неловко. Тем более, когда рядом одевается девушка. Максим чувствовал, что не только уши, но весь он, от пяток до макушки делается пунцовым.

— Разрешите назвать нас, — между тем продолжал разглагольствовать «толмач». — Наше имя — Коолайнель.

Выглядел он немного иначе, чем его соплеменники: ростом выше, голова крупнее. И одет был не в тунику, а в некое подобие комбинезона. Такого же лиственно-зелёного цвета.

Гундарин, Шур и Максим по очереди представились.

— А это Огница, — добавил юноша. — У неё нет… э-э-э… она общего языка не понимает.

— Да, мы это заметили, — согласился толмач. И поинтересовался: — Дозволено ли нам будет спросить, что уважаемые путники ищут в Коолайнель?

— А? — Максим моргнул, не поняв вопроса.

— Ничего мы у тебя не ищем, — влез с ответом Гуня. Удостоверившись, что мясо благополучно коптится, он плюхнулся рядом с костром и добавил: — Идём себе и идём. А куда, это ты у недоросля…

— Уважаемый тиолейнель Коолайнель, — быстро перебил его Шур, — мы ищем своих соплеменников. Вы разрешите пройти по вашим владениям?

Лупоглаз почтительно поклонился.

— О, вот они досадные недоразумения! Здесь нет ничьих владений, каждый путник волен идти, куда ему заблагорассудится. Мы, Коолайнель, имеем счастье жить в этом дивном месте, а кто такие Тиолейнель, мы не ведаем. Но прошу вас, не говорите «уважаемый Коолайнель» в единственном числе. Это… это неприлично! Надо говорить: «уважаемые». Я сын Коолайнель. А эти, — он кивнул на своих молчаливых спутников, — младшие и самые младшие сыновья.

Максим понял наконец, в чём дело. Коолайнель — вовсе не имя, а название племени или народности, точно так же, как Тиолейнель. Общего самоназвания у этой расы не было, значит, пусть остаются лупоглазами. Но не это важно. Главное, препятствий им, кажется, чинить не намерены. Этот мир, и правда, оказался вполне дружественным. Трубки же — разумная предосторожность. Мало ли кто может позариться на такую планету! Гвыхи, например.