Развод.com - Ольга Сергеевна Рузанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кожа Ромы горячая, упругая и покрытая тысячами мелких мурашек. Собираю пальцами каждую из них и наполняю легкие ее запахом. В горле застревает комок эмоций — как долго я выживала без него.
Мы оба торопимся. Березовский снимает лифчик, я сражаюсь с пряжкой его ремня.
— Один раз, Рома... слышишь? Только один раз.
— Да.
С ним можно, ведь он всё ещё мой муж. С собой договориться я сумею.
Наконец, ширинка поддается. Нырнув рукой под резинку боксеров, я обхватываю пальцами каменную эрекцию. Рома шипит сквозь зубы и тянет с бедер мои штаны.
— Я осторожно, Гайка...
— Да... надо осторожно, — бормочу, трясясь от желания.
— Иди сюда.
Мы вышагиваем из нашей одежды, а затем Березовский усаживается на край кровати, я подхожу к нему и оказываюсь в кольце его рук. Он смотрит на живот и гладит — гладит — гладит.
Я же не могу отвести глаз от того, как он это делает и от него самого.
Я стала забывать, какой он красивый — мой Гений. Его член раскачивается из стороны в сторону, а губы целуют мой живот.
Это так проникновенно, интимно и в то же время возбуждающе, что я с трудом сдерживаю слезы и стоны.
— Какая ты красивая... блядь, какая красивая!...
Ты тоже! Ты тоже, Рома! — кричу мысленно, потому что слова застревают в горле острыми осколками.
Подняв голову, он ловит мой взгляд и бьет языком по соску и, погрузив его в рот, трогает меня между ног. Вдоль позвоночника проходит разряд электричества. Сладкий спазм внизу живота выдает новую порцию смазки, и Рома ее чувствует.
— Еба-а-ать... Иди ко мне, моя Гайка...
Подтягивает и усаживает на колени лицом к себе. Наши взгляды встречаются — мы оба замираем, вязнем, словно в паутине запутываемся.
— Я не переставал тебя любить. Никогда... — говорит еле слышно.
Не хочу об этом... Обнимаю за шею и целую. Березовский с жаром отвечает. Правильно, не нужно разговоров.
— Тебе удобно?
Очень непривычно, потому что мой живот плотно прижат к Роминому, и между нами наш ребенок.
— Да, нормально, — киваю я.
Он немного приподнимает меня и, прижавшись ртом к моей шее, спускается рукой вниз. Я чувствую мягкие касания к моей промежности, задыхаюсь, откидывая голову. А затем, приставив головку к входу, мягким скользящим движением наполняет меня.
Снова глаза в глаза. В его неверие, шок и дикая радость. В моих я чувствую слезы.
— Как?... Все хорошо?
О, боже!... Так хорошо, что плакать хочется!...
Мы целуемся. Кусаем губы и трахаем друг друга языками. Трогаем, мнем, гладим и двигаемся-двигаемся-двигаемся.
Рома сдерживается, боится навредить и, наверное, даже не представляет, какие дарит ощущения.
— Гайка... Наташка... Сладкая охуенная девочка!...
— Ро-о-ом... — прошу о чем-то.
Замираю, предчувствуя взрыв. Взгляд его ищу глазами. Цепляюсь пальцами в волосы на затылке, втягиваю в рот его нижнюю губу и пропускаю через тело сильнейшую судорогу.
Березовский хрипит, выдает что-то нечленораздельное и, крепко обняв руками, начинает выстреливать в меня спермой.
Глава 29. Наташа
— Выйди, пожалуйста, — прошу тихо.
Упираясь в твердые плечи, поднимаюсь. Между ног предательски влажно, чувствую, как вязкая жидкость стекает по бедрам. Судороги до сих пор вибрируют в теле, а сердце все еще трепыхается.
Зачем я это сделала? Чтобы что? Сойти с ума?..
Подхватываю халат, прикрываюсь им.
В груди ощущение стянутости, неприятное, давящее. Еще пару минут назад было хорошо, полный катарсис, а сейчас будто все звезды залпом отгорели и…. потухли.
Темнота.…
— Наташ, маленькая моя, — Рома смотрит на меня пронзительно нежно.
Это невыносимо. Видеть его обнаженным, здесь, после того, как мы занимались любовью.
— Выйди. Пожалуйста, Ром, — повторяю.
— Давай поговорим, Гайка.
— Подожди меня на кухне.
Молча наблюдаю, как он собирает одежду и натягивает на крепкие ягодицы трусы.
Наташа, Наташа…
В ванной комнате становлюсь под душ и, ничего не соображая, стираю с себя следы секса. Потом одеваюсь в халат. На этот раз в махровый и огромный. На ноги — теплые, длинные гольфы, чтобы не чувствовать себя голой и уязвимой.
— Я налил тебе чай. Как ты любишь, — кивает Рома на стол. Там дымится, распространяя аромат ромашки, моя любимая кружка.
Обхватываю ее ладонями, прочищаю горло обжигающим глотком и шепчу:
— Спасибо, Ром.
Подняв глаза, замечаю всклокоченные светлые волосы, напряженное лицо, объемные мышцы на груди между полами белой рубашки. Смотреть на Березовского так сладко, но так тошно.
Рома нервно перебирает пальцами по столешнице. Разглядывает меня в ответ.
— Наташ, давай поговорим. Выслушай меня!
— Что выслушать, Ром? — по-доброму усмехаюсь. Не хочется не ругаться, ни что-то выяснять. — Что? Как ты в очередной раз посмеешься над моими искренними переживаниями? Или отмахнешься от того, что я видела своими глазами?
— Наташ.…
— Ты изменил мне! — прикрываю глаза. — Ты. Изменил.
— Формально — да, — соглашается он. — Но ты ведь умная Гайка. Ты знаешь, как все обстояло на самом деле... Девочка моя, ты ведь все знаешь.
Он становится потерянным. Таким, как сейчас, я, пожалуй, вижу Березовского впервые, хотя степень накала жизненных перипетий, с которыми мы справлялись вместе, всегда была разной.
— Я не мог не поехать туда в тот вечер. Просто не мог, — бьет по столу ладонью. — Американцы-блогеры были выписаны только под нас. И Антон погиб... — Рома отворачивается, его плечи дрожат. — Идиот. С катушек съехал…
— Мне жаль.
— Я залился, Наташ. Не помню чем.… Сдохнуть хотелось. Как представлю, что он из-за меня…
— Это не из-за тебя.
Не пытаюсь утешить. Правда, так считаю.
Рома поигрывает нижней челюстью и смотрит мне в глаза.
— Дальше как в тумане, Гайка. Потом узнал, что это спланировано было. Как идиот попался. Арчи с камерой уже ждал. Пидорас. Но я ничего не помню, родная…
— Могу тебе напомнить.
Взгляд голубых глаз становится тяжелым. Сложно, когда ты говоришь правду, а тебя не слышат? Да?
— Если ты и правда считаешь, что я мог…. хотя бы на секунду позволяешь себе мысль, что я мог по собственному желанию с кем-то трахнуться…
— Ты начал изменять мне гораздо раньше, Ром, — выпрямив спину, тихо произношу.
— Раньше? — не
