Шестая койка и другие истории из жизни Паровозова - Алексей Маркович Моторов

Короче говоря, врать соседям дедушка Никита не хотел, а сказать правду язык не поворачивался.

— Хорошо, — сказала мама после минуты раздумий. — Попробую поговорить с Леней.

Через три дня мама сообщила, что Леня решил посоветоваться с тетей Люсей. Следующим же вечером стало известно, что тетя Люся полдня думала и ответила: «Ну, ладно». Еще спустя неделю дядя Леня позвонил родителям и спросил, что же именно они хотят получить в подарок. Баба Аня посетовала, что ей не в чем ходить на похороны, а дед Никита сказал:

— Главное, что ты, сынок, вернулся живой и здоровый!

Поэтому бабушка получила отрез черной ткани, а дедушка бутылку водки «Московская». Бутылка эта стояла в шкафу на кухне до самой дедушкиной смерти, вдруг исчезнув после поминок. На стол ее не выставляли, подозреваю, что именно дядя Леня забрал эту водку себе.

Шли дни, я все так же заезжал за Денисом, стараясь максимально разнообразить наш досуг. Помимо кинотеатров, мы с ним посетили ТЮЗ, Бородинскую панораму, планетарий и все парки культуры и отдыха от Сокольников и Измайловского до ЦПКиО, что был напротив их дома. Еще я показал Денису святая святых — мой любимый магазин «Атлас» на Кузнецком, где продавались географические карты.

Дядя Леня смотрел дома свой хоккей, разгуливал по улицам в новой японской куртке и ондатровой шапке, и было видно, что он уже стал забывать о своем желании уйти к Венере. Пару раз мы вместе с ним и Денисом ходили на каток в ЦПКиО, где сначала точили коньки в специальной заточке перед центральным входом, а потом катались, падали, смеялись. И, вернувшись, довольные, румяные, обедали у них дома.

И вдруг, ближе к Новому году, все изменилось. Тетя Люся перестала выходить в коридор при моем появлении, уже не приглашала к столу, не называла Алешенькой. Ее мать, натыкаясь на меня, бурчала что-то неодобрительное, жевала губами и качала головой. Надо сказать, и Денис отправлялся со мной на очередной киносеанс без особой охоты.

— Хватит выдумывать! — резко оборвала меня мама, лишь только я начал делиться с ней своими сомнениями. — Какой же ты лентяй! Раз в жизни тебя попросили, так ты сразу решил отлынивать.

Мама постоянно подозревала меня в лености, поэтому рядом с ней у меня никогда не было свободной минуты. И дабы выбить из меня праздность, она вменила мне в обязанности ходить в магазин за продуктами, мыть посуду, чистить картошку и бесконечно натирать пол мастикой, чтобы блестел. Вот и теперь придумала мне занятие. Я, конечно, понимал, что самой ей сходить со своим племянником в кино или на каток не так увлекательно, как носиться с его родителями по магазинам «Березка», но все-таки.

Короче говоря, мама, не обратив никакого внимания на мои сомнения, вместо разумной паузы достала два билета в новый цирк на проспекте Вернадского на утреннее представление тридцать первого декабря. — После поезжай к Лене, — приказала она, — я тоже туда заскочу, а оттуда мы отправимся к Надюшке, отмечать Новый год.

Мне не хотелось в цирк, не хотелось заезжать к дяде Лене и уж совсем не хотелось ехать к этой глупой Надюшке, маминой подруге, в ее коммуналку отмечать Новый год, где вечно ни присесть, ни прилечь, а главное — там всегда было невероятно скучно.

Я бы с удовольствием провел этот день дома, нашел бы, чем себя занять, да хоть и телевизор бы смотрел, но мама не на шутку увлеклась предстоящей встречей Нового года в компании с Надюшкой и рассказывала, как там будет весело и вкусно, и мне лучше было не лезть к ней со своими сомнениями.

В цирке оказалось полно народа, дети визжали от восторга, взрослые хохотали над плоскими шутками клоунов, воздушные гимнасты демонстрировали рискованные трюки под куполом, фокусники дурили народ, а я сидел и все думал, как мне неохота ехать к дяде Лене, только время терять. И потом, явно же неспроста Денис сегодня ждал меня во дворе, никогда раньше такого не было. Может, не хотят, чтобы я у них появлялся?

Ладно, в конце концов, я пробуду там немного, полчаса, ну или чуть больше, мама же сказала, что сразу заедет.

Мама позвонила из автомата, когда уже стемнело, сказала, что она не успевает, что помогает Надюшке готовить и чтоб я сам приезжал на «Новослободскую» по адресу, который она сейчас мне продиктует. Дядя Леня вырвал у меня трубку и принялся голосить, что не пустит меня одного в метель, что дети в моем возрасте не разъезжают одни по Москве, хотя весь последний год я ездил в школу на Соколиную Гору, тратя по три часа в оба конца, и никто на это не обращал внимания.

Мама стала отвечать дяде Лене — что именно, я не слышал, но догадывался. Обычно она утверждала, что ничего со мной не будет, я уже не грудной, мне уже одиннадцать, доеду как миленький и найду нужный адрес. И действительно, сколько себя помню, я ни разу в жизни не заблудился, видимо, поэтому мама за меня нисколько не беспокоилась. А дядя Леня сказал маме, что не позволит мне искать в пургу и в потемках дом Надюшки и чтоб мама не выдумывала, а приезжала за мной, а тут всем некогда, и у всех куча дел. И повесил трубку.

Я было кинулся в прихожую одеваться, но дядя Леня заявил, что он меня никуда не отпустит, тем более я не знаю адреса, и это было правдой.

Тетя Люся, выйдя в коридор, обеспокоенно спросила:

— Папусик, и что там Татьяна сказала? Она вообще думает сына своего забирать?

Уже с самого моего здесь появления после цирка тетя Люся заметно нервничала. Я слышал, как она несколько раз говорила своей матери:

— Да приедет, приедет она за ним, никуда не денется. Ты ж ее знаешь, не может, чтоб не опоздать.

Понятное дело, та ее спрашивала, сколько я еще буду тут всем мозолить глаза.

Я понимал тетю Люсю. Остались считанные часы до Нового года, а я все продолжаю у них торчать. Но я знал и маму. Та, если что решала, до последнего должна была стоять на своем, чего бы всем это ни стоило. Поэтому я и собирался ехать сам, но, как назло, не знал куда. Надюшка жила в старом деревянном доме, где не было телефона ни у нее, ни у соседей. Оставалось ждать, когда мама найдет очередную двухкопеечную