Если свекровь – ведьма - Лилия Касмасова

– Состоится, – проговорил инспектор сердито и уселся на скамейку напротив нас, – я позабочусь об этом… – А потом сказал другим, веселым, тоном: – Баба-Яга – это фамилия. Устроительницы свадеб.

– Самой лучшей в этом полушарии, – сказала Орхидея. – Если бы я собиралась замуж, обратилась бы только к ней.

Фамилия. Например, Анюта Баба-Яга.

Инспектор спросил, приподнимая со дна лодки два весла:

– Мне грести или вы, дамы, колдовством поможете?

– Гребите, – сказала я.

– Разумеется, поможем! – сказала Орхидея.

Не объяснять же мне этому инспектору, что я осталась без искры. Хотя даже если бы с ней – мне не особенно хотелось ему помогать.

Он только усмехнулся в ответ на мою нелюбезность. Орхидея что-то нарисовала в воздухе руками, лодка дернулась и поплыла вперед.

Я повернула кольцо. Впереди лодки, вспахивая воду, неслись два гладких, серых, с высокими спинными плавниками, дельфина. От дельфинов к лодке тянулись серебристые веревки.

– А зовут ее как? Она ведьма? – Ведь если ведьма, то имя у нее – название цветка.

– Ведьма, да еще какая, – кивнула Орхидея. – Очень мощная. Тоже глава клана. То есть… Не такая глава клана, как ты, – она слегка сбилась, – она уже давно, поэтому на все руки мастер…

Да уж. Какая из меня глава клана. Я даже свою магию проспала.

– А зовут ее, – сообщил инспектор, придерживаясь руками за борта лодки, – очень красиво. Роза.

Роза Баба-Яга. Нормально. И откуда такие фамилии берутся? Последнюю фразу я невольно произнесла вслух.

– Известно, откуда, – сказал инспектор. – От дальних предков, как и у всех. От их прозвищ или еще от чего подобного.

– Значит, ее дальнего предка прозывали Бабой-Ягой? – пожалела я этого предка.

– Нет, – сказал инспектор. – Ее предок был Бабой-Ягой. То есть была… Не такой, как в сказках изображают, – предупредил он мой вопрос. – А милой дамой, кажется, даже придворной.

– Да? – удивилась я. Вот о придворных светских бабках-ежках я точно никогда не слышала.

– В те давние времена, – сказала Орхидея, – это кажется, при Екатерине Великой было… Бабами-Ягами называли самых м-м… суровых ведьм, которых все боялись.

Типа Далии, что ли?

Мы плыли посередине реки, по обоим берегам зеленел ивняк, только редкие крапинки светло-желтых листьев выдавали, что уже сентябрь. Перед лодкой взметались в воздух брызги воды, а иногда поднимались два смешных фонтанчика. Плыли мы быстро. Похоже, магические дельфины знали свое дело.

Послышалось далекое жужжание где-то в небе. Оно приближалось, становилось громче.

– Кукурузник, – сказала Орхидея, вглядываясь вдаль. – Гудит совсем как мой. – В руках ее появились очки, потом они превратились в круглое стеклышко на цепочке, потом – в лупу, потом вдруг – в тяжеленный микроскоп, который Орхидея уронила на дно лодки, подняла, и микроскоп превратился в капитанскую фуражку.

Орхидея все эти мгновения ругалась как извозчик. Правда, почти беззвучно. Но все же я поняла, что уроки особой лексики у нее брать можно.

Самолет пролетел мимо в высоте и исчез за облаками.

– Елки, – сказала Орхидея. – Не получился.

Тут в ее руке появился бинокль.

– Теперь уж ни к чему, – сказала Орхидея и выкинула его в воду.

– У вас есть самолет? – удивилась я.

– Да, чтобы летать за покупками, – ответила Орхидея.

Недурственно. Я представила стоянку возле супермаркета, где сейчас работала, вернее, работу в котором только что бросила, и как на эту стоянку приземляется самолет. Круто.

А Орхидея продолжала:

– Мама обожает французские вина, а я бельгийский шоколад. Вот и приходится. Далековато немного. Зато вкусно.

– А вы не можете разве их магией сотворить? – поинтересовалась я спустя секунды две, когда мой мозг свыкся с мыслью, что вместо супермаркета можно каждый день летать за покупками в другие страны.

– Мы любим настоящее. И потом, в них есть чуточка магии, это точно. Особенной. Так что просто так их не сотворишь.

Я кивнула и вдруг вспомнила:

– А как же ступы? Мы их там оставим?

– Да пусть резвятся, – махнула рукой Орхидея. – Нагуляются, сами домой вернутся.

– Ну вот, кажется, и приехали, – сказал инспектор.

Орхидея шевельнула рукой, брызги и фонтаны исчезли, лодка замедлилась.

Инспектор надел свои гламурные очки и поглядел на правый берег:

– Ага, точно.

Я повернула кольцо: торчавшая на берегу кривая палка оказалась затейливо декорированным золотым указателем: «Свадебный салон Розы Бабы-Яги». Возле указателя цвели большие кусты розовых роз.

К воде спускались широкие беломраморные ступени.

Инспектор с помощью весел причалил к берегу и бросил конец веревки с петлей на один из железных столбиков, выстроившихся в ряд на берегу. Потом, перебирая веревку руками, притянул лодку к самым ступеням и выпрыгнул на мрамор. Обмотал веревку вокруг столба и помог выбраться на берег мне и Орхидее.

Орхидея подошла к столбику, освободила веревку и заново завязала, то есть буквально запутала ее вокруг столба, причем веревка засветилась синим.

– Двойным магическим узлом, – сказала Орхидея. – А то знаю я этих водяных. – Она с подозрением посмотрела в тихонько плещущуюся воду, где не было никаких водяных.

У меня начала кружиться голова, и я выключила око. Мраморные ступеньки исчезли, вместо них под ногами были будто бы природные уступы, покрытые мокрой глиной. Но через подошву кроссовок я чувствовала гладкую твердую поверхность. И кроссовки были чистыми, когда мы поднялись по косогору наверх, к сучковатой, длинной палке, под которую маскировалась табличка.

От указателя начиналась песочная дорожка, она скрывалась в зарослях ивняка. Орхидея пошла по ней вперед – бодро и даже, я бы сказала, весело. Похоже, она была в восторге от предстоящего визита к бабе-яге, то есть к Бабе-Яге, Розе.

Мы с инспектором шагали позади.

Пройдя сквозь выстриженный в ивняке тоннель, мы оказались на открытом пространстве. Дорожка бежала дальше и уходила в густой березово-сосновый лес.

Я снова повернула кольцо. Поляна вокруг запестрела крупными разноцветными ромашками. Я оглянулась: вместо густого ивняка по обеим сторонам дорожки высился живописный плетень, за которым качали головами огромные золотые подсолнухи.

– Как здесь красиво, – проговорила я.

– Что ты! – радостно воскликнула Орхидея. – Дальше вообще совершенные чудеса!

– Пыль в глаза, – пробурчал рыжий.

Я посмотрела на него. Чем ближе мы подходили к лесу – березы и сосны остались собой и в магической серебристой дымке, – тем инспектор становился мрачнее. Не любит Бабу-Ягу?

– Да, кстати, – обернулась Орхидея, – у вас деньги-то есть? В смысле – митриловые. А то она ведь и разговаривать не станет, если вы не за покупкой.

– Вы ведь сказали, вы хорошие подруги? – заметил инспектор.

– Ну как, подруги, – сказала Орхидея, – она продавец, я клиент. Как обычно: купишь – подруга, не купишь… Хотя я вообще-то всегда что-нибудь… Ну в смысле, если надо ради дела, я и сегодня тоже… – Она осеклась и быстро исправилась: – Я что-нибудь куплю.

– Вам не надо тратиться, – сказал инспектор, – если понадобится, я куплю что-нибудь на служебные деньги.

– Ну, тогда хорошо, – с неловкостью и явным сожалением согласилась Орхидея.

Мы забрались в самую гущу леса. Шурша, трепетали золотые листья-монетки белоствольных березок, высоко, до самого голубого неба вздымались темно-зеленые сосны. Белоствольные улыбчивые березки казались мне невестами, а серьезные молчаливые сосны – женихами.

Вообще странно открывать свадебный салон в таком, мягко говоря, не слишком людном месте. Зато здесь было красиво и на душе становилось радостно: вон какие нежные две березки стоят впереди по сторонам тропинки и стайка воробьев на их ветвях так весело и громко чирикает!

– А далеко еще идти? – полюбопытствовала я.

– Не можешь долго смотреть на магический мир? – спросил вместо ответа рыжий. – Еще не привыкла?

– Не привыкла, – созналась я и включила око.

Две березки впереди оказались резными деревянными, увитыми цветущим вьюнком, столбами, на которых держалась большая, тоже резная, вывеска: «Добро пожаловать, влюбленные!» На вывеске сидели и ворковали белые голуби.

– Ух ты, – только и сказала я.

– Под вывеской лучше ускорить шаг, – сказал инспектор сухо.

– Почему это? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Голуби есть голуби. Могут и закапать кое-чем.

Ох. Какой бесчувственный, неромантичный тип! Хотя к чему мне его романтичность. Пусть ищет моего Мишу – вот его дело.

Но шаг под вывеской я все-таки ускорила.

Едва мы под ней прошли, кусты, нависавшие над дорожкой, приподнялись, раздвинули свои ветви, и нашему взору открылась большая поляна. Посреди нее стоял огромный двухэтажный терем, с узорчатыми ставнями, с балконами, с высоким крыльцом. Перед теремом, слева, был круглый прудик, и в нем плавали два величавых белоснежных лебедя. Я выключила око, но терем и прочее ни капельки не изменились.