Если свекровь – ведьма - Лилия Касмасова

– Хорошо. – Орхидея поставила чашу на стол, вытащила из пакета кружки, полюбовалась изображенными на них голубями, сунула деревянный стаканчик с монетами внутрь одной из них, а потом поставила обе кружки на шкаф, отодвинув толпу фарфора, которая уже была там.

– Отлично, – кивнул инспектор.

– Там их даже мама не найдет, – сказала Орхидея. – Она мои кружки терпеть не может.

– Но они такие красивые! – воскликнула я.

Кружки правда были красивые: разноцветные, нежных или ярких тонов, радостные, блестящие (с них явно регулярно смахивали пыль). И они очень украшали кухню.

Орхидея просияла:

– Да, и романтические!

Инспектор только молча улыбнулся.

Орхидея открыла пластиковую чашу, оценивающе глянула в нее – чаша была до половины заполнена сливочным мороженым.

– Как раз, – сказала Орхидея, потом взглянула на нас: – Может, вы тоже мороженого хотите? Я вчера попробовала сделать эскимо. Получилось вкусно.

Мы с инспектором дружно кивнули. Орхидея снова полезла в морозилку, достала два серебристых брикета и подала нам.

Мы поблагодарили ее, она ответила «на здоровье», взяла чашу и стремительно вышла из дома.

С эскимо в руке я выбежала вслед за ней. Я ведь никогда не видела, как драконы едят мороженое. И вообще – как они едят. И вообще – драконов.

Инспектор вышел следом.

Орхидея свистнула, и Лохнесик примчался. В виде собаки. Поэтому я повернула кольцо.

Орхидея поставила перед драконом чашку. Он сначала лизнул мороженое – язык у него оказался длинный, ярко-красный, раздвоенный! – а потом, погрузив морду в чашку, принялся уплетать, чавкая, фыркая и слегка взрыкивая от удовольствия.

Я тоже откусила от эскимо. О, какая вкуснятина! Шоколад был такой шоколадистый, а мороженое – нежное.

– Так забавно, – произнесла я, – что драконы питаются мороженым.

– Вообще-то, – сказал Бондин, тоже смакуя эскимо, – питаются они травой. А мороженым их кормят, только чтобы охладить глотку.

Довольный дракон поднял запачканную по самые желтые глазенки морду и икнул. Потом счастливо, вскидывая хвост с треугольным шипом на конце, вприпрыжку помчался по газону, сначала от нас, потом, добежав до угла дома, резко развернулся, вспахав когтями газон так, что полетели комья земли с травой, и снова к нам. Чуть не сшиб с ног хохочущую Орхидею, потом побежал обратно. Скрылся за домом, а через секунду мы услышали громкое «плюх».

– В пруд прыгнул, – сказала Орхидея, смеясь.

Мы все пошли к пруду. Он находился сразу за домом и был небольшим, неправильной, природной формы.

Дракончик блаженствовал в воде: над поверхностью виднелась только прямо-таки улыбающаяся морда с большими коровьими ноздрями и распластанные перепончатые крылья. Янтарные глаза были прикрыты. Бледно-розовые шифоновые полосы шарфа змеились среди листьев кувшинок, колышущихся на воде вокруг.

– Поэтому я и назвала его Лохнесик, – сказала, смеясь, Орхидея. – Он меня так удивил, когда впервые нырнул в пруд.

Инспектор улыбнулся:

– Да. Горынчики обычно не очень любят воду.

– Кто? – не поняла я.

– Горынчик, порода такая, – пояснил Бондин. – Выведена в России, между прочим. Лет триста назад. Специально небольших размеров, для охраны домов.

Ха. У драконов бывают породы. Ой. Драконы бывают! Вот что главное.

Я отвернула перстень, а инспектор снял очки.

В пруду дремала на плаву большая черная собака в розовом шарфе. И черные висячие уши, разметавшись, мирно покачивались в волнах.

Широкая песчаная дорожка вела мимо грядок к большому саду. Инспектор приложил ладонь ко лбу, вгляделся вдаль:

– Вы ведь говорили, у вас есть самолет?

Я поняла, куда он смотрит. Вдалеке, за деревьями, виднелось большое коричневое строение из листового гофрированного железа.

– Думаете, Мелисса самолет увела? – воскликнула Орхидея. – Не может быть! Им ведь управлять надо уметь! А я что-то не слышала, чтобы Мелисса посещала летную школу.

– И в личном деле у нее этих сведений нет, – подтвердил инспектор.

Зато…

– Миша посещал, – сказала я.

Они оба посмотрели на меня.

– Понятно, – сказал инспектор.

– А я и не знала, – сказала Орхидея.

– Ну, это он когда на первом курсе института учился, – сказала я. – При институте был авиаклуб.

Мы, жуя самое вкусное эскимо на свете, побрели по дорожке через сад. На яблонях там и сям краснели или желтели пропущенные сборщиками спелые ранетки. За деревьями просвечивало открытое пространство.

Когда мы вышли из сада, перед нами раскинулось бескрайнее поле спелой пшеницы. Справа возвышалась громадина ангара. От ангара вдаль, разрезая поле, убегала бетонированная полоса.

Мы обошли ангар. Большие ворота были открыты настежь. А внутри ангара было пусто. То есть валялись какие-то ящики, инструменты, в дальнем углу стоял столик и стулья. Но главного – самолета – не было.

– Вот наглецы! – в сердцах воскликнула Орхидея и даже притопнула ногой.

– «Ан-2»? – спросил инспектор.

– Магически модифицированный, – сказала Орхидея, с тоской оглядывая пустой ангар. – Ух, и получат они у меня!

– Миша ведь под чарами, – сказала я.

– Верно, – Орхидея вздохнула.

– Раз модифицированный, то улететь на нем можно далеко? – полуутвердительно произнес инспектор.

– Хоть в Антарктиду, – сказала Орхидея.

– А топлива в нем было на сколько? – продолжал спрашивать Бондин.

– Топливо ему не нужно, – сказала Орхидея и снова вздохнула. Потом вспомнила: – Значит, тот самолет над рекой. Это были они!

– У Бабы-Яги они были к открытию, это в восемь, – сказал инспектор.

– Угу, – кивнула Орхидея.

– Некоторое время провели в салоне, потом приплыли сюда. Было около десяти. Да, похоже, над рекою пролетали именно они.

– Я же говорила, – сказала я. – Они поедут на Канары.

– Не факт, – отозвался инспектор, выбрасывая обертку от эскимо в стоявшее у стены мусорное ведро.

Упрямый осел. Вот если б у моей семьи была вилла на Канарах, стала бы я праздновать свадьбу в другом месте? Хм. А не прикупить ли мне виллу? Денег-то я могу теперь наколдовать столько, чтобы куры не клевали. Ой. Теперь-то я как раз ничего не могу наколдовать. Ничего. Вот догоню Мишу, он меня поцелует, и сразу побегу виллу покупать.

– Ну ладно, – сказал упрямый осел и вынул из нагрудного кармана пиджака сотовый телефон. Потом подумал и спросил Орхидею: – Вы случайно домашний номер Весловских не знаете?

– Я его не помню, – сказала Орхидея. – Но вы можете позвонить с обычного телефона, – она показала рукой в глубь помещения, где стоял столик. – У меня для всех соседей полуавтоматический набор.

Бондин зашагал к столику, мы потопали следом.

– Как этим полуавтоматическим набором пользоваться? – обернулся инспектор, поднимая трубку старого черного аппарата. Причем не кнопочного, а с диском!

– Наберите В, Е, С, Л, – продиктовала Орхидея по буквам.

Инспектор стал крутить диск. Присел на край стола. В этом ангаре в своем длинном светло-песочном плаще и с черной блестящей телефонной трубкой в ладони он походил на детектива из какого-нибудь старого кинофильма. Только сигареты во рту не хватало. И этот детектив почему-то смотрел на меня и улыбался.

Ну конечно. Рассматриваю этого рыжего нахала, как дура. Я отвела взгляд, стала бродить глазами по уходящим в темноту железным стенам над головой. А нахал произнес в трубку самым нахальным тоном:

– Весловский. Вы вздумали со мной шутки шутить.

Хы. Да он просто мафия какая-то.

– Кто-кто. Инспектор Бондин, – продолжал он спектакль.

Я так и представила папашу Весловского, вытянувшегося по струнке и нервно приглаживающего потеющую лысину.

– Вспомните-ка получше, когда вы отдали ключи в мастерскую?.. Говорите название мастерской… «Правша»?

– Я знаю эту мастерскую, – сказала Орхидея.

Инспектор кивнул ей, сказал в трубку:

– Понятно. – Нажал на рычаг и сообщил нам: – Он отдал ключи еще в понедельник. Они вполне могут быть готовы.

– Вот врун! – возмутилась я.

– Ага, – сказал инспектор.

Орхидея сказала:

– Мастерская «Правша» у меня значится… – она слегка призадумалась, пошевелила губами, будто что-то пересчитывая, потом сказала: – К, А, В, 7.

– Первые буквы фамилии мастера? – спросил детектив, накручивая диск.

– Н-нет, – почему-то смутившись так, что зарозовели щеки, отозвалась Орхидея.

Бондин стал говорить в трубку:

– Алло. «Правша»? Это Сигизмунд Весловский, я в понедельник отдал вам ключи от виллы «Белладонна» на перерегулировку…

Я покосилась на розовую Орхидею. Она склонилась ко мне и прошептала:

– КАВ – это сокращенно от «кавалер».

– А семь…

– Кавалер номер семь, – с легкой ноткой тщеславия сказала Орхидея и улыбнулась.

Ничего себе. Да у нее строгий учет ухажеров!

Бондин меж тем говорил в телефон:

– Уже доставлены? Куда? Ах, жена… Да что вы. Понятно, спасибо. – Он положил трубку. Посмотрел на нас: – Обновленные ключи от виллы доставлены в поместье «Золотые тополя» сегодня в пять двадцать утра по московскому времени. По просьбе… жены Весловского. Она звонила в три часа ночи и просила доставить их туда.